Имидж напрокат - Дарья Донцова

Нина заморгала.

– Наверное, я плохо объяснила. Да, мы впервые познакомились в училище, но сдружились, когда столкнулись в интернате для одиноких стариков. Никто не лгал, просто обе мы рассказывали вам не очень четко.

– Да? – удивилась я. – Отлично помню, как вы, Нина, говорили про свою тетю, которая по доброте душевной разрешила вашей одногруппнице пожить в своей квартире. И про то, что после смерти тетушки вы остались с Ксенией вдвоем, начали рожать детей, до сих пор ютитесь в той квартирке, пусть и трехкомнатной, но маленькой. Вы, заботливые мамочки, поселили в одном помещении мальчиков, в другом девочек, в третьем оборудовали гостиную, а сами спите в утепленных лоджиях. У меня чуть слезы из глаз не полились, когда я услышала ваш рассказ. Но при проверке документов открылась совершенно иная картина. Выяснилось, что Михайлова и Волынкина на паях владеют двухэтажным домом площадью более шестисот метров. Расположен особняк в Подмосковье, при нем есть обширный участок. У Ксении три девочки, у вас два мальчика-близнеца. Дети посещают местную деревенскую школу, все, кроме вашего сына, которого зовут Ростислав. Его возят в Москву в дорогую элитную гимназию, год обучения в которой стоит немереных денег. Назревают вопросы. Откуда у медсестры, получающей скромную зарплату, средства на фешенебельную школу и водителя, который на своей машине катает ребенка туда-сюда? Почему его брат и названые сестры учатся в сельской школе, а Ростик получает прекрасное образование? Зачем вы врали мне про халупу размером с домик для хомячка? К чему фантазия про совместное с Ксюшей обучение в медучилище?

Нина повесила голову на грудь.

– Простите. Сейчас объясню. Ростика я больше его брата люблю. Стараюсь относиться к детям одинаково, но сердцу не прикажешь, именно к Ростику я испытываю особое чувство. Про убогую трешку наплела вам, потому что всегда просматриваю информацию о пациентах. Узнала, что Романова богатая, муж у нее крутой, деньги самосвалами во-зит. Думала, вы пожалеете меня, убогую, дадите денежек, вам ничего не стоит толстую пачку ассигнаций резинкой перетянуть и нищенке вручить, этой милостыни хватит еще на какое-то время обучения Ростика. Вот откуда деньги – я их выклянчиваю, унижаюсь. Люди слышат про мою «спальню» на лоджии и раскошеливаются.

– Ладно, – согласилась я, – это возможно. А дом-то откуда?

– Его Ксюша купила, – отрапортовала Нина, – на свои сбережения.

– Да ну? – усомнился Костин. – Откуда у Михайловой такие средства?

– Не знаю, – жалобно протянула Нина. – Я у нее просто домработницей служила. Мы вовсе не подруги были, она хозяйка, я прислуга, которой за уборку разрешили в доме жить.

Я всплеснула руками.

– Час от часу не легче! Ну и ну! Оказывается, прекрасный просторный дом принадлежит Михайловой, а вы у нее горничная. И в каком случае вы говорили правду?

– Сейчас, – простонала Нина.

Костин открыл ноутбук, поинтересовавшись попутно:

– Зачем же солгали Лампе раньше?

Глаза Нины медленно наполнились слезами.

– На самом деле мы с Ксенией познакомились, когда работали в доме престарелых. Жуткое место. Я тогда со своими мальчиками по съемным углам мыкалась…

– Нет! – перебил ее Володя. – Вы до приобретения загородного дома жили в хорошей квартире, а вот до ее покупки были прописаны в общежитии. Отдельные сто десять метров вам достались за пять месяцев до рождения близнецов Ростислава и Святослава. Когда дети чуть подросли, вы с Ксенией приобрели дом в равных долях. И, оплатив его, оформили друг на друга завещание, из которого следует: если одна из вас умрет, вторая станет единоличной собственницей коттеджа. Госпожа Волынкина, вы продолжаете лгать, прикидываетесь поломойкой, которая за жилье уборкой занимается.

– Нет, нет, нет! – зачастила Нина. – Ксения боялась, что привлечет внимание налоговых органов, поэтому и предложила мне, домработнице…

Володя положил на стол листок.

– Прочтите.

– Что это? – осеклась Нина.

– Анализ ДНК, – спокойно пояснил Костин. – Мы теперь точно знаем, кто отец ваших близнецов.

Волынкина схватила бумагу, ахнула и закричала:

– Какое право вы имели брать у детей мазки без согласия матери?

– Не волнуйтесь, никто ватной палочкой во рту у ребят не ковырял, – усмехнулся Федор Иванович. – Вы пару дней назад в свой выходной ходили с мальчиками в зоопарк, купили им воды, дети бросили использованные стаканчики в урну, а подбирать мусор законом не запрещено. Нина Андреевна Волынкина, отцом ваших сыновей-близнецов является Родион Харитонович Козланюк.

– Вот это пердюмонокль! – воскликнула Галина Михайловна.

Нина набрала полную грудь воздуха, однако не успела ничего сказать.

– Пожалуйста, не надо более нести чушь, – мягко попросил Костин и показал на ноутбук. – Здесь все документы. Лучше расскажите правду.

– Ладно, – неожиданно согласилась медсестра. – Мы с Родей познакомились в книжной лавке. Я пришла купить новый роман любимого автора, в магазине работала одна касса, народу оказалось много. Впереди стоял Родион, он уронил на пол часы, не заметив, что ремешок на руке расстегнулся. Я их подняла и увидела, что ротозей с увлечением читает книгу, которую собирался приобрести, ничего вокруг не замечая. Мне это понравилось. Мы стали встречаться. Через некоторое время Родион сказал, что он служитель Господа, и я его еще сильнее полюбила. Когда родила мальчиков, Родя был счастлив, но понимаете, он ведь монах, со мной совершил грех. Незадолго до появления на свет сыновей любимый купил мне квартиру, а спустя некоторое время исчез. Я не знала, что и думать, где его искать, ведь никаких контактов его не имела. Потом вдруг на моем пороге появилась Ксения, сказала, что Родион велел мне жить с ней, сообщила, что ее брата ложно обвинили.

– Брата? – переспросил Федор Иванович.

– Да, – кивнула Нина, – он же ей брат родной. Ксения меня к рукам прибрала, я стала прислугой.

– На суде вы присутствовали? – уточнил Костин.

– Конечно нет, – всхлипнула Волынкина, – узнала о нем лишь спустя год.

Федор Иванович почесал лоб.

– Нина, мы же договорились – вы более не лжете!

Костин вынул из папки несколько листков и обратился ко всем собравшимся:

– Несколько минут назад я сказал, что на заседаниях суда велась аудиозапись, а видео не делали. Нина решила, что нельзя увидеть лица тех, кто присутствовал на оглашении приговора, и соврала. Она рассуждала просто: «Видео нет, скажу, что меня на суде не было, проверить это невозможно». На мои слова, что в помещении толкалась уйма репортеров, Волынкина внимания не обратила. А зря! Потому что почти у каждого корреспондента имелся фотоаппарат. Вот тут у меня копии газетных материалов, рассказывающих о процессе над Родионом Козланюком, все они снабжены снимками. Например, на этом запечатлено, как он толкает последнее слово. В объектив кроме преступника попала часть зала. И кто там у нас сидит у окна? Для удобства лица женщин обведены кружочком. Может, посмотрите, Нина?