Тайна Холли - Катя Брандис

– Караг! Ты здесь! Наконец-то ты здесь! – Её мысли были исполнены силы, любви и радости. В человеческом обличье мы, наверное, разревелись бы в обнимку. – Я ужасно по тебе скучала, Караг, могла лишь надеяться, что у тебя всё хорошо…

– Я тоже скучал по тебе, мама, – только и сумел вымолвить я. Мы с урчанием прижимались друг к другу, облизывали друг другу морды, тёрлись головами. Я не мог на неё наглядеться, не хотел больше отходить от неё ни на шаг… Но тут из кустов вышла Мия. Поскольку мы с ней виделись совсем недавно, она не слишком расчувствовалась.

– Ну что, братишка? Всё хорошо? Это что ещё за новые шрамы?

– Ничего серьёзного, всё прекрасно! – Мы устроили небольшую потасовку, не выпуская когтей, потом Мия ласково лизнула меня в плечо.

Мы все трое ненадолго прижались друг к другу, но потом я забеспокоился:

– Где папа?

– Ксамбер сейчас придёт – он так быстро не может, – объяснила мама.

– Почему? – испугался я. Потом вспомнил, что рассказывала Мия: несколько недель назад отец сражался за добычу со стаей волков и был ранен. Неужели его нога до сих пор не зажила?! Или он теперь так и останется калекой?!

Увидев отца, я поразился. Он всегда отличался умом, решительностью и силой, а ещё был превосходным охотником. Но крупного самца пумы, который хромал мне навстречу, я узнал с трудом. Он исхудал, шерсть утратила блеск, и я сразу заметил воспалённую рану на его задней лапе. О нет! Это означало, что теперь отец не может ни прыгать, ни охотиться. Это наверняка сильно уязвило его гордость.

Я постарался скрыть свой ужас и бросился к нему:

– Папа, я вернулся!

На несколько секунд, показавшихся мне вечностью, он застыл. Я тут же остановился. Оскалится ли он на меня? Станет ли меня упрекать? Но потом я ощутил в его мыслях радость встречи:

– Рад тебя видеть, Караг! Нам так долго пришлось обходиться без тебя. А ведь твоё место рядом с нами.

Я пропустил мимо ушей скрытый упрёк, прозвучавший в его словах. Урча, мы улеглись бок о бок на землю, и я ощутил тепло его тела. Я прикрыл глаза, прижался к нему и почувствовал себя совершенно спокойным – такого спокойствия я не испытывал уже много лет. Наконец-то всё вернулось на свои места. После всего пережитого я снова с теми, кто меня любит. И всё же я был рад, что не явился к ним в человеческом обличье, как при встрече с Мией. Как тогда выразился отец? «Мы не желаем иметь с людьми ничего общего»?

– От тебя так непривычно пахнет, – заметил он, непроизвольно поморщившись. – Чуть-чуть человеком, койотом и… лесным пожаром!

– Лесным пожаром? – Я в недоумении уставился на него.

Мия осторожно приблизилась:

– Да, точно. Но пахнет чертовски вкусно!

Мия жадно меня обнюхивала, и тут я вспомнил про копчёные колбаски.

– Подождите, я же кое-что вам принёс! – воскликнул я и направился к машине. Там я взял в пасть пакет, в котором лежали колбаски и лекарства, и длинными прыжками поскакал обратно к месту встречи.

– О-о-о-о-о, пахнет ещё лучше, чем те жареные штуки – как там они назывались? – крикнула Мия и отважно бросилась на добычу, хотя та не могла убежать. За пару секунд она извлекла бумажный пакет с колбасками и разорвала его когтями. Но я отпихнул её в сторону:

– Эй, это не всё тебе одной, прожорливая ты зверюга!

Мия и мама с папой получили по одной трети, и я тоже взял одну колбаску. Самую маленькую.

Отец ел медленно, с наслаждением.

– Да, – улыбнулся он, доев, – вкуснотища! Даже лучше свежего мяса вапити. Удивительно, на что только способны люди.

– И вправду очень вкусно, Караг. Спасибо. – Мама, с гордостью и радостью наблюдавшая за мной, заметила, как я вздрогнул при слове «вапити». – Как, ты больше не любишь вапити?!

– В последнее время не очень – у меня от них сразу сердце ныть начинает, – уклончиво ответил я, виновато подумав о Лу.

Мама не спускала с меня глаз:

– Расскажи, я хочу всё знать!

– Сейчас, подожди. – Я притащил пакет с лекарствами и вытряхнул его содержимое на траву. – Вот что я вам ещё привёз.

Мама восхищённо перебирала лапами различные средства, читала надписи на этикетках, нюхала их:

– Молодец, что позаботился об этом! У нас очень долго не было настоящих лекарств, потому что я не решалась выбраться в город.

Я посмотрел на отца:

– У тебя болит задняя лапа, да?

– Да ничего, – отмахнулся он, но по его мыслям я почувствовал, что на самом деле ему было больно.

– У меня есть кое-что от этого, – решительно начал я. – Но тебе придётся ненадолго превратиться в человека, чтобы проглотить таблетку и дождаться, пока она подействует.

Отец без особого энтузиазма поглядывал на коробочки и бутылочки, кажущиеся такими чужеродными в его горном мире. Как будто здесь им было совсем не место. Одна из коробочек намокла от талого снега, картон уже вздулся.

– Вряд ли это поможет, – усомнился отец. – Все эти человеческие штучки…

– Давай-давай, – поторопила его Мия.

Ксамбер прижал уши и зашипел на неё для острастки.

Потом мы все вместе отправились искать ручей, чтобы отец мог запить водой таблетки, и там он неохотно начал превращаться. Я заворожённо смотрел на него, потому что до сих пор мне редко доводилось видеть его таким. В человеческом обличье он был высоким и мускулистым, с густыми рыжеватыми волосами, широким спокойным лицом и глазами цвета тёмного золота. Возможно, некоторые сочли бы его красивым.

Он принял лекарство – противовоспалительное обезболивающее средство – и без дальнейших протестов позволил мне, тоже в человеческом обличье, обработать спреем и перевязать рану на его ноге.

– Ты сам этому научился? – удивилась мама, которая, будто страж, лежала рядом в обличье пумы, то и дело ласково поглядывая на нас с папой. Отец задумчиво посмотрел на маму и погладил её по спине.

– Лечить научила меня бобриха, – весело ответил я и начал рассказывать о школе «Кристалл», уроках, своей комнате, друзьях. О том, как я учился жить в обоих обличьях. Время от времени я посылал родителям мысленные снимки, чтобы они как можно точнее могли себе всё представить. Мама, судя по всему, была довольна моим рассказом, но отец то и дело хмурил лоб.

– Что, твоя лучшая подруга – вроде закуски на один зубок? – недоверчиво проворчал он.

– Да, зато мой лучший друг – бизон, – сказал я, и отец немного успокоился: