Афромент - Михаил Серегин

Отдадим должное Феде, он ни на секунду не подумал, что Анечка его обманула и ее мечта, наверное, никогда не была так близка к своему исполнению, как в эту минуту.

Курсант спустился на этаж, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Никого. Дед улегся обратно в кровать, проклиная непонятно за что тупых американцев. Анечка тоже спряталась, справедливо опасаясь праведного миллионерского гнева.

Федя на цыпочках подошел к урне и только было хотел сунуть туда букет, как вдруг услышал голос Залипхиной, доносящийся со стороны лифта:

— Пойдем, маленький мой, пойдем, мамочка тебя уложит спать.

«Маленький» сопротивлялся и орал диким мявом. Ему, видимо, хотелось не спать, а прогуляться по гостинице в поисках вкусной еды и симпатичных кошечек.

Федя резко обернулся. Залипхина вышла из лифта, прижимая к себе Мессира, и теперь шла в его сторону.

«Но ведь номер ее находится в другом крыле!» — подумал курсант, но дама уже подошла совсем близко и остановилась.

— Я вас помню, — громко заявила она. — Вы тот самый иностранец, который сегодня вечером заселился в гостиницу.

Домна Мартеновна нахмурила брови и сжала губы, чтобы казаться сердитой. Но чем дольше она рассматривала «иностранца», тем меньше ей хотелось притворяться.

Если внизу, у стойки портье, она пылала праведным гневом и ничего не видела, то теперь рассмотрела, что иностранец — вполне милый и даже очень симпатичный мальчик. Стройный, мускулистый, с красивыми глубокими и томными глазами. А экзотический цвет кожи делал его еще более привлекательным.

— Какой у вас красивый букет, — резко сменив тон, промурлыкала она.

Федя, опомнившись, протянул ей цветы.

— Это мне? — не поверила Домна Мартеновна. — Какой вы галантный. В наше время мужчины уже разучились дарить женщинам огромные букеты.

Кивком Федя подтвердил, что букет предназначался именно ей.

— Ах, какая прелесть! — Залипхина прижала цветы к своей необъятной груди, выпустив при этом Мессира. Тот огромными прыжками понесся прочь по коридору.

— Может быть, вы зайдете ко мне на чашку чая?

Федя поклонился, пробормотал какую-то абракадабру и сделал руку «калачиком». Его спутница немедленно за нее ухватилась и повисла всем весом. Курсант охнул и едва не провалил всю операцию, с трудом сдержав ругательство.

— Какой вы страстный! — женщина издала вздох восхищения. — Пойдемте.

Домна довела несчастного Федю до своего номера. У самой двери возникла неожиданная заминка, потому что Залипхина открыла номер ключом и ждала, что иностранец широким жестом распахнет перед ней дверь. Поскольку Федя об этом и не подозревал, он смущенно мялся рядом, недоумевая о причине этой заминки. Наконец Домна потеряла терпение и вошла первой.

Однако во время этой заминки Федю увидела Анечка, появившаяся в другом конце коридора. Поняв, что соперница все же заполучила прекрасного африканского миллионера, девушка ужасно расстроилась и разозлилась. Это придало ей сил, и она решила бороться за свое счастье.

— Ну, чего же вы ждете? — тихим и прерывающимся от волнения голосом сказала Домна, впустив Федю в номер. — Бросайтесь же на меня, мой страстный лев.

К счастью, Федя мог сделать вид, что не понимает ее слов. Он вежливо поклонился и начал нести какую-то чепуху.

— Как жаль, что я не понимаю ваших слов. Но глаза ваши говорят сами за себя. Вы страстно желаете меня, не так ли?

Федя отвел глаза. Он был уверен, что ничего подобного они не выражали, но от греха подальше решил больше не смотреть на Залипхину.

— Кстати, мы же еще не познакомились. Зовите меня Мона. Это старинное женское имя.

Домна Мартеновна имела склонность к частой смене своих, как она их называла, сценических псевдонимов. Увидев, что иностранец не понимает, она ткнула себя в грудь, произнеся несколько раз:

— Мона! Мона.

Федя кивнул.

— Мона, — послушно повторил он.

Домна Мартеновна захлопала в ладоши:

— Восхитительно. А вас как зовут?

Но Федя не спешил представляться. Он, собственно говоря, находился в большом затруднении. Довольно тяжело вот так запросто придумать себе имя.

— Мона, — ткнула себе в грудь Залипхина, а потом направила указательный палец на Федю.

— Ганга, — буркнул тот. Не придумав ничего лучше, он решил назвать свою фамилию.

— Мбанга? — переспросила женщина.

Федя поспешно кивнул. Мбанга так Мбанга. Только непонятно, как она собирается это произносить вслух.

Между тем Домна решила пристроить букет. Вазы она не нашла, зато обнаружила бутылку из-под минералки. Быстренько обрезав горлышко маникюрными ножницами, она налила туда воды и поставила цветы. Делая это, она кокетливо поглядывала на Федю.

Тот уловил странные взгляды и понял, что пора делать ноги.

Поскольку говорить по-русски Дирол ему строго запретил, Федя понял, что приглашение можно только написать. Ни листа бумаги, ни карандаша он не нашел, зато увидел губную помаду. «На зеркале!» — осенило его.

Когда Залипхина завершила свои деяния и призывно глянула на Федю, тот сделал ей знак молчать, взял помаду и отправился в ванную. Немного повозившись там, он вышел и предложил Домне посмотреть.

— Куда вы меня завлекаете, гадкий мальчишка? — спросила она, входя в ванную. Федя указал на зеркало и прикрыл дверь, оставив Залипхину-Мону в одиночестве наслаждаться изысканным рисунком. На зеркале был написан только номер комнаты и время: двадцать два часа. Залипхина радостно взвизгнула и выскочила наружу. «Гадкий мальчишка» уже покинул ее номер.

* * *

— Ну, как все прошло? — спросил Дирол.

— Лучше не бывает, — сердито ответил Федя, плюхаясь в кресло.

Зубоскалин и близнецы переглянулись.

— Что, неужели так плохо?

— Да что вы, все просто восхитительно! — преувеличенно восторженным тоном сказал Федя. — Я ужасно рад… что сумел от нее сбежать.

— Она тебя домогалась?! — спросил Антон таким тоном, словно Федя был его сыном или даже внуком. Остальные еле удерживались от смеха, а потому отвернулись, чтобы Федя не заметил.

— Ха, домогалась. Скажи лучше, она пыталась меня изнасиловать.

— Но ты избежал позора?!

— Молодец! — Дирол подскочил и хлопнул Федю по левому плечу.

— Гигант! — Андрей сделал то же самое с правым.

— Неужели это все про меня? — наконец улыбнулся Федя. Долго сердиться на товарищей он не умел.

— Но свидание-то ты успел назначить?

— Обижаете. Ровно в двадцать два ноль-ноль мадам с котом, или Мона, как она просила себя называть, придет к двери номера, который сегодня вечером снял для своих женщин темнокожий иностранец. Ну, конечно, если она не опоздает, как это любят делать дамы.