Севастополь в огне. Корабль и крест - Юрий Суходольский

– Вряд ли там что-то осталось, Джо, – заявил его приятель, наклонился, тут же вынул из кармана этого человека бумажник и с изумлением протянул: – Ты только посмотри на это!

Глаза второго, носившего имя Робби, разгорелись.

– Дай-ка сюда!

– Поделим честно!

В это время Слейтер застонал.

Джо снова склонился над ним и сказал:

– Да он ранен!

– Толкай его в канаву, и пошли отсюда, Робби!

– Подожди, Джо! Это порядочный человек, джентльмен, если мы спасем ему жизнь, то дело может выгореть поинтереснее. Вот, кстати, визитка. Его фамилия Слейтер.

– А я говорю тебе, пошли! Ничего он нам не даст, даже если мы с тобой принесем его прямо к райским вратам!

– Джо, я не очень верю в Бога, но дьявола видел многократно. Дружить с ним не стоит! Бумажник мы можем и не отдавать. Считай, что этот мистер Слейтер уже оплатил нам свою транспортировку до лазарета. Давай лучше подумаем, на чем бы его туда дотащить.

Али, Биля и Кравченко лежали на крыше одного из временных складов, стоявших вдоль набережной Балаклавы. Кравченко аккуратно отложил в сторону еще одну доску, снятую им с крыши. Биля перевернулся, повис на руках и спрыгнул. Али и Кравченко соскользнули в черную прямоугольную дыру вслед за ним.

Если бы Биля, Али и Кравченко задержались на ней чуть подольше, то могли бы увидеть, как турецкий часовой, стоявший около лодки, качавшейся у причала, взмахнул руками и исчез.

Чиж убрал кинжал в ножны и сел на место гребца. Вернигора оттолкнул лодку от берега и запрыгнул в нее. Двухвесельный ялик медленно пошел под самым берегом в конец бухты, где тень от горы чернильным пятном лежала на воде.

Али закинул за спину заплечный мешок и повел плечами, чтобы расправить лямки. Рядом Биля досыпал порох в мешок. Кравченко заложил руки за спину и задумчиво стоял у грубо сколоченного стеллажа. Перед ним лежали ракеты Конгрива, поблескивая в темноте серыми боками.

– Тяжелая дура, – прошептал он, попробовав приподнять одну из них. – Григорий! – позвал пластун Билю.

Тот завязал свой мешок и подошел к нему.

– Дюже интересная штука, – сказал Кравченко. – Узнаешь?

Биля согласно кивнул.

– Давай возьмем.

– Думаешь ее запустить?

– Куда! Без умения только по себе можно попасть. Другая у меня сейчас думка. Дело верное! Куда лучше, чем веслами молотить.

К полке подошел Али, легко снял ракету и положил себе на плечо. Сделав с ней круг по складу, он поставил ее перед собой и вопросительно посмотрел на Кравченко.

– Вот же какой здоровый бугай! – восхитился тот.

Окрестности Балаклавы, Крым

Башня была превращена Кравченко в настоящую мастерскую. В свете небольшого светильника, сделанного из глиняного черепка, он с упоением копался в ракете. У него за спиной, засунув руки в карманы, стоял Чиж.

– Сейчас мы ее немножечко усилим, – сказал Кравченко и поправил на глазу ювелирный монокль.

– Испортишь только, – скептически заметил Чиж.

– Я? Да я за всю жизнь ничего не испортил! Туляки блоху подковали, а казак неровня мужику! Подскоблю сейчас вот тут малость. Оно чуть пошире будет, в самый раз. – Кравченко сделал несколько движений напильником и откинулся назад.

Ракета вдруг задымилась, стронулась с места и поползла у него под ногами. Чиж тут же выпрыгнул в окно. После его исчезновения в нем же возникло изумленное лицо Вернигоры, явно удивленного такой прытью товарища.

Увидев ракету, пришедшую в движение, он залег и закричал Кравченко из-под окна:

– Коля, беги!

Тот, до этого момента пораженно взирающий на ракету, набирающую ход, тоже сорвался с места и прыгнул вниз, в подвал. Но он почти сразу же вынырнул оттуда с котелком, догнал ракету и вылил из него всю воду на ее дымящий хвост. Она проползла еще немного и остановилась. Кравченко сел на нее и вытер пот со лба.

– Эй вы, Аники-воины, лезьте обратно, – крикнул он в сторону окна.

В оконном проеме возникли головы Вернигоры и Чижа.

– Не бойтесь, не бабахнет уже, – заявил Кравченко и спросил: – А где у нас опять Али Битербиевич делся?

Биля сидел под звездным небом на высоком камне, сложив ноги по-турецки. Звезды над ним как будто были прикреплены к небесному своду каким-то неведомым мастером. Здесь, в горах, их можно было достать рукой. Достаточно выбрать камень повыше. Глаза у есаула были закрыты. Можно было подумать, что он представляет собой часть этих гор и сидит здесь от самого сотворения мира. Такой торжественной была тишина, окружавшая его сейчас.

– Омеля! – позвал вдруг Биля и открыл глаза.

Из-за гряды камней, поросших можжевельником, показался Вернигора. Он встал на ноги и пошел к Биле. Тот снова закрыл глаза. Шаги Вернигоры, который двигался почти бесшумно даже здесь, по рассыпанным камням, звучали внутри его головы, как гром.

Пластун с виноватым лицом подошел к Биле и остановился.

– Проверял меня? – спросил тот, открыв глаза.

– Спаси Господь, Григорий Яковлевич! Себя разве что!

– Случилось что?

– Али ушел.

– Тайно или явно?

– Да разве его поймешь. Встал и ушел. Думали, по нужде, может, а его и нет нигде.

– Готово у вас все?

– Потеха была. Ракета эта едва не бухнула, Николай Степанович загасил ее. Теперь говорит, мол, все готово, погрузить осталось.

– Хорошо, сейчас пойдем.

– Григорий Яковлевич, а как бы мне научиться вашему колдовству? Скажете слово?

– Колдовство? Да нет его. Есть заговоры старинные на остановку крови, всякие другие. И то мало знать, а надо быть. Разумеешь?

– Нет.

– Что внутри тебя, то и лечит. Не слова.

– А вот как сейчас было? Я против ветра шел, за двести сажен травинка не колыхнулась, а вы меня учуяли и опознали. Нюх у вас, как у дикого зверя. Откуда это?

– Камень, дерево, вода и зверье – все звучит. Но этого ухом не поймать. Учись слышать сердцем. Нюх, слух, они пластуну в помощь, но в боевом умении дух водит. Знаешь и не знаешь. Смотри на небо, читай святые книги, держи сердце чистым. Науку чти. Тогда внутри тебя вырастет то, что станет говорить с тобой. Но не словами.

7

Балаклавская бухта, Крым

По коридору в трюме прошли два матроса и скрылись в темноте. Один из них остановился было посмотреть на небольшую лужицу воды на полу, но только что-то весело обронил на ходу по этому поводу.

За их спинами из темноты вышел Али. Он был голый по пояс. Шрамы на его белой бугристой спине казались красноватыми в свете масляных светильников, коптящих у стен. В руке у него поблескивал огромный кинжал.