Аркадий Аверченко - Виктория Миленко

Кстати, Радаков в эти дни совершал достаточно радикальные поступки, очевидно, побуждаемый к ним Маяковским. Автомобильная школа, где оба служили, стала своеобразным мини-очагом восстания. Радаков и Маяковский, а с ними пятеро солдат арестовали начальника автошколы генерала Секретова, которого презирали за взяточничество. Радаков вспоминал: «Решили, что раз министров свезли в Думу, надо, значит, и этого господина туда представить… Ну, посадили генерала в его прекрасный автомобиль. Он стал так заикаться, что ничего сказать не мог» (цит. по: Катанян В. Рассказы о Маяковском. М., 1940). Маяковский с удовольствием и не без гордости впоследствии рассказывал об этом эпизоде Горькому.

В эти дни среди сотрудников «Нового Сатирикона» начинает особенно выделяться Аркадий Бухов, который блистал в одном из своих излюбленных жанров — комической летописи. Приведем фрагмент из его фельетона «Краткие сведения» (1918): «Кто в это время (1914–1917 годы. — В. М.) правил Россией — современники точно узнать не могут, а официальных сведений по этому поводу не существовало. Ходили слухи, что был даже государь, но у нас нет оснований верить этим слухам, потому что, например, назначением министров заведовал тобольский конокрад Григорий Ефимович Распутин, младший знахарь тибетского далай-ламы Бадмаев и какая-то дама, очень популярная в немецком бюро военных сведений и известная в России под псевдонимом Вырубова. Благодаря энергичной работе этих лиц был приглашен городской сумасшедший г. Протопопов занять пост министра внутренних дел. Госдума очень тепло отнеслась к этому приглашению и даже перешла на „ты“ с будущим министром, к которому в случае нужды обращались прямо: „Послушай, ты, мерзавец…“ Протопопов быстро организовал дело защиты столицы от нашествия на нее со стороны провианта. В несколько дней Петрограду не угрожал ни один кусок хлеба».

Аверченко отчетливо почувствовал, что Бухов достиг такой степени профессионализма, что вполне может заменить его на посту редактора «Нового Сатирикона». Передав Бухову дела, Аркадий Тимофеевич с головой погрузился в новые проекты. Он наладил в своем издательстве выпуск еще двух сатирических журналов — «Эшафот» и «Барабан». В первом номере «Эшафота» редакция заявила: «Здесь будут гильотинированы политические шулеры и проходимцы, и еще те олухи, которые из всех частей человеческой и грамматической речи знают только „притяжательное“ „мое“… Мы свободны! И мы не хотим ни иронии, ни лукавства — ибо мы не забавляемся, а враждуем. Так будем же до конца искренни, но до конца беспощадны!» Журнал редактировал Петр Пильский, о котором весной 1917 года говорил весь Петроград. Поводом послужила его статья «Смирительную рубаху!» в газете «Петроградское эхо», написанная по поводу выхода из больниц умалишенных. В этой статье Пильский с научной серьезностью, опираясь на последние данные психиатрии, классифицировал всех главных проповедников большевизма по видам их буйного сумасшествия и настаивал на заключении их в изолированные камеры сумасшедшего дома, с применением горячечной рубашки. В статье было сказано, что «по крайней мере, двузначное число комиссаров лишено здравого рассудка и место для этих новаторов должно быть приготовлено в лечебницах» и «они настоятельно нуждаются не только в броме, не только в душе, но и в крепкой смирительной рубахе, столь полезной для неистовствующих галлюцинатов».

Что касается журнала «Барабан», то Аверченко часто называл его «своим» и активно рекламировал на страницах «Нового Сатирикона». Вот, к примеру, сюжет одного из рекламных рисунков с названием «Зачитался»: обалдевший от восторга гражданин погружен в чтение журнала и даже не замечает, что через его голову прыгает жокей на лошади. Жокей:

— Эй, господин, не могли вы, черт вас возьми, найти лучшего места для чтения?

— Протрите глаза, ведь это я журнал «Барабан» читаю!

— Ну так что?

— А когда у меня в руках «Барабан», так я ничего не вижу и не слышу!

В «Путеводителе по прессе» М. Ефимова «Барабану» была дана такая шутливая характеристика:

«Филиальное отделение „Нового Сатирикона“. Руководящие принципы, положенные в основу издания:

1) Все для войны и революции.

2) Утилизация отбросов.

Редактирует М. Линский. Пишет М. Линский. Рисует талантливый М. Линский».

Действительно, в первом номере «Барабана» сообщалось, что он становится приложением к «Новому Сатирикону» «из-за обилия материала в связи с февральской революцией».

Михаил Линский (Шлезингер), ставший редактором этого издания, был хорошо знаком одесситам. Он являлся сотрудником «Одесских новостей», «Южной недели». Линский в то время — художник-карикатурист и личность самая известная. Они были знакомы с Аверченко не только как коллеги-журналисты. В 1913 году Линский работал антрепренером Одесского театра миниатюр, на сцене которого ставились пьески Аверченко. С октября 1915-го до августа 1918 года карикатурист жил в Петрограде и Москве.

Аркадий Аверченко отдавал все свои силы на спасение завоеваний Февральской революции, однако его радостная экзальтация быстро сменилась тревогой, поскольку после свержения самодержавия в России установилось двоевластие: Временное правительство, которое поддерживал Аверченко, было вынуждено считаться с Петроградским советом, в котором были сильны большевистские настроения. Стремясь закончить войну, лидеры Петросовета разлагали армию, вследствие чего 1 марта 1917 года появился Приказ № 1 о новой системе взаимоотношений в армии, который, как считал Аверченко, приведет к ее полной дезорганизации (и это в условиях войны!). Зозуля вспоминал о реакции писателя на Приказ № 1: «Что стало с Аверченко? Куда девались его спокойствие, благодушие?»

Да, Аркадия Тимофеевича все больше охватывало беспокойство. Его пугали приказы, декреты, шныряющие по городу агрессивные провокаторы, готовые в любой момент схватиться за камень или нож. Откуда в этих людях столько злости и решимости? Почему они априори ненавидят его, никогда не принадлежавшего к «классу душителей»? Эти вопросы писатель задавал самому себе в фельетоне «Мое самоопределение» (1917, май). Сюжет таков: выступая на митинге в защиту Временного правительства, Аверченко вдруг увидел в толпе одного «гражданина в зеленом, довольно легкомысленном для его возраста пиджаке, клетчатой кепке и узких штанах», который повел «широким ноздристым носом» и изрек: «Буржуй разговаривает». Аркадий Тимофеевич был потрясен и стал допытываться, по каким признакам гражданин причислил его к буржуям:

«— Это вы кого же — меня назвали буржуем?

— Обязательно.

— За что?

— Крахмал.

Мы оба недоуменно поглядели друг на друга.

— Крахмал, вы говорите?

— Обязательно.

— Какой крахмал?

— Рубашка, тово. Крахмалэ, как говорится. Хи-хи.

— Только и всего?

— Очки тоже.

— Это пенсне. Да и что в нем дурного? Наоборот: без него я ничего не вижу и могу вам же наступить на ногу или толкнуть.

— Попробуй.