Камни последней стены - Чингиз Абдуллаев

— Кто еще знал о работе вашей группы?

— Не знаю. Но в архив нас пустили. Хотя был еще Нигбур.

— Он погиб несколько дней назад. В автомобильной катастрофе.

— Черт возьми, вы как посланец злых сил. Принесли стольконедобрых вестей.

— Я говорю правду.

— Мы приехали. — Менарт остановил автомобиль у небольшогодомика. Вышел первым, забрав пакет с заднего сидения. Открыл дверь в дом ипропустил Дронго. Это был настоящий домик лесника. На первом этаже находилисьнебольшая комната и кухня. Дронго прошел к столу и, сняв плащ, повесил навешалку и сел на стул. Следом вошел Менарт. Он с явным вызовом поставил пакетна стол, достал оттуда большую бутылку. Дронго взглянул на нее. Литровая бутыльрусской водки. Если отказаться, Менарт просто не станет разговаривать.

Менарт достал второй пакет, вынул оттуда нарезанную колбасу,тушеную капусту, переложил их в две тарелки, одну из которых подвинул Дронго.Молча нарезал хлеб. Затем разлил водку в два стакана.

— Говорят, русские разведчики специалисты по этому делу, — невеселопошутил Менарт. — Один мой знакомый рассказывал, что вас даже учат пить непьянея. Говорят, что ни один европеец не может с вами сравниться.

— Я не разведчик, — попытался объяснить Дронго, — я всеголишь аналитик…

— И не русский, — перебил его Менарт, — я вижу. Значит, питьсо мной отказываешься, — он незаметно перешел на «ты», и это было хорошимсигналом.

— Нет, не отказываюсь. — Дронго понял, что сидеть придетсядолго. Он ослабил узел галстука и взглянул на Менарта.

— Давай по первой, — Менарт поднял стакан. — Я ведь учился вМоскве. Потом говорят, нашу разведшколу институтом Андропова назвали. Неслышал?

— Нет. Я же тебе объяснял, что не был профессиональнымразведчиком.

— Ладно, — махнул рукой Менарт. — Он поднял стакан и залпомвыпил. Потом протянул руку и взял кусок колбасы. Дронго сделал несколькоглотков. Водка обжигала горло. Он никогда не пил водку. Только хорошее красноевино или иногда — текилу. Но отказаться было невозможно. Менарт решил бы, чтоон его обманывает.

— Слабо пьешь, — прокомментировал Менарт, глядя на стакан.

— Как могу. — Дронго посмотрел по сторонам. Потом поднялся,шагнул к холодильнику, открыл дверцу. На полке для овощей лежал лимон. Дронговзял лимон, вернулся к столу, разрезал его пополам и осторожно выжал немноголимонного сока в свой стакан.

— Профессионал, — уважительно заметил Менарт, снова разливаяводку по стаканам.

Этот стакан Дронго выпил почти полностью. Менарт тожеопрокинул свой, закусив на этот раз капустой. Уже другими, более спокойнымиглазами, в которых не было прежней настороженности и боли, Менарт взглянул наДронго.

— Зачем приехал? — спросил он. — Хочешь покопаться в моемпрошлом?

— Да, — честно ответил Дронго. — Кто-то из твоих бывшихколлег решил немного заработать. Говорят, что у него остались некоторыематериалы…

— Материалы, — скривил губы Менарт. — Кому они нужны этиматериалы? Кому вообще мы все нужны? Здесь уже забыли, что была такая страна —ГДР. Десять лет прошло. Молодые ребята смеются, когда рассказываешь им опрошлом. Им наплевать на все наши прежние идеалы. Они думают, что так, каксейчас, было всегда.

— У каждого времени свои проблемы, — осторожно заметилДронго. Выпитая водка начинала понемногу действовать.

— Свои проблемы. — Менарт поднял бутылку и снова разлилбесцветную жидкость в стаканы. — Вы нас предали. Вот что я тебе скажу. Это вынас предали. Выбросили, как ненужный хлам. Отреклись от нас, продали за западныемарки.

Он задохнулся от обиды, замолчал. Затем молча поднял свойстакан и залпом выпил. Дронго снова выжал лимон и честно выпил следом за ним.На этот раз — до конца. И впервые закусил тушеной капустой, которая емупонравилась.

— Знаешь, почему я решил с тобой встретиться? — спросилвдруг Менарт. — Потому что я много про тебя слышал. Я ведь тебя узнал. ТыДронго. Говорят, ты работал с Марком. Он погиб в Австрии. Я его знал, мыдружили.

— Да, — сдержанно сказал Дронго, — мы с ним тоже дружили.Его убили в девяносто первом.

— Ответь мне честно на один вопрос. Только честно. Я ведьвсе равно знаю правду. Верно, что его убили свои? Говорят, что его убрали поошибке? Верно? Только не ври мне, не говори как про Хеелиха, что его предалкто-то из наших ребят. Ответь честно.

Менарт смотрел на Дронго. Совместно выпитая водка сближаетлюдей, как общее горе или общая радость. Дронго понял, что не имеет права наложь. Он молчал секунд десять, затем неожиданно для себя потянулся к бутылке исам разлил водку в два стакана.

— Тогда была неразбериха. Сразу после августа девяностопервого, — с горечью произнес Дронго. Менарт испытующе смотрел на него. Это былне ответ. Это было лишь косвенное признание случившегося факта. Дронго поднялсвою половину лимона и изо всех сил сдавил его, выжав остатки сока в стакан.

— Да, — наконец выдавил он мрачно из себя, — его убрали поошибке. Тогда такие вещи случались. Да, он был моим партнером. — И не дожидаяськаких-либо слов от собеседника, он поднял стакан и, не чокаясь, залпом выпил.На этот раз капуста показалась ему горькой. Менарт пригубил свой стакан.Поставил его на стол.

— Ты настоящий, — ровным голосом сказал он. — Другой быправды не сказал.

— А ты думаешь, что я приехал сюда, чтобы узнать как тыживешь? — разозлился Дронго. — Или ты думаешь, что только ты один остался такойпосле девяностого года? Знаешь, что со мной было? Я тебе расскажу, если тебеинтересно. В восемьдесят восьмом меня послали в Нью-Йорк — боялись покушения вовремя встречи Горбачева с американским президентом. Покушения не было, а менячуть не отправили на тот свет. Я провалялся в больницах почти два года. А потомменя вызвали и отправили в Австрию. Где подставили американцам. Убрали Марка поошибке, а потом подставили меня американцам.

Он не стал говорить про Натали, не стал рассказывать, какона спасла его и погибла в венском аэропорту. Но Менарт почувствовал эту боль.Такое состояние невозможно сыграть.

— Мне тоже было нелегко, — признался Менарт.

Дронго молча посмотрел на него.

— Вы отняли у меня прошлое и будущее, — тяжело выдохнулМенарт. — Жена ушла от меня с сыном. Он сейчас уже взрослый, учится на врача.Они живут в Лейпциге, а я здесь, в этой глуши. Он стесняется сказать своимдрузьям, кем был его отец. Он стесняется, что я работал на разведку ГДР. Что ябыл офицером. Представляешь, как мне больно? Он считает, что мы все былиобмануты. Что нас обманывали Хонеккер и Мильке, вся эта партийная шушера. Емусейчас двадцать. А ведь раньше он мной гордился. Когда пошел в первый класс, мыпошли с ним вместе. И он держал меня за руку. А сейчас? Вы отняли у меня моюсемью, мою страну, мое будущее, моего сына. Вы предали нашу историю, нашепрошлое.