Сводные. Игра на желание - Екатерина Аверина

— Передай Гордею спасибо от детей. Они были в восторге.

— Передам.

— У тебя кровь, — киваю на руки с красными дорожками.

Он встает, снова подставляет руки под воду. В этот раз гораздо дольше стоит ко мне спиной. Я вижу, как он дышит. Глубоко, рвано. Плечи подрагивают, острые лопатки проступают через футболку. Мне надо уйти. Уже пора. Но я сижу и жду непонятно чего.

Маме бы еще позвонить. Она будет волноваться.

— Кирилл, а где мой телефон?

— Отдам, когда мы нормально поговорим, — разворачивается. Кровь, наконец, остановилась. Костяшки и пальцы рук покраснели от ледяной воды.

— Мне надо сказать маме, что со мной все нормально.

— Я сказал. Она на меня наорала, — хмыкает он. — Требовала немедленно дать мой адрес или вернуть тебя домой. Верну. Но сначала ты меня выслушаешь. Хватит бегать.

— Говори, — киваю. Не убудет от меня, если я его выслушаю.

— Во-первых…

Толмачев подходит ко мне, опускается на колени и опять смотрит в глаза своим «щенячьим» взглядом.

— Прости меня. Я поступил как мудак. Низко, ни хрена не по-мужски. Двигался по инерции к мести отцу и пропустил один очень важный момент. Влюбился в девочку с нашего чердака.

Приоткрываю рот, чтобы ответить. Да и просто сделать вдох. Пока он говорил, я не дышала.

— Не говори сейчас ничего, — просит он, поднимаясь. — Просто выслушай. И, Лад, этот разговор… — выдыхает, устраиваясь на табурете. — Этот разговор тебя ни к чему не обязывает. Я знаю, как сильно виноват.

Кит

С каждым словом, новым рассказанным эпизодом я оголяюсь перед ней словно заживо без обезболивающего сдирая с себя давно приросшую броню. Если на кладбище у могилы матери на части раздирало изнутри, что сейчас к этому добавился новый спецэффект. Говорить о таком сложно. Я фактически признаюсь в убийстве, в том, что у меня есть справка от психиатра и я чуть не стал наркоманом. Все это слишком долго жило внутри меня. Наверное, я бы свихнулся, если бы Алексей не нашел меня второй раз. Случайно… Он для меня что-то вроде спасательного круга. Упорно тянет из болота даже когда я сопротивляюсь.

Мне сложно говорить Ладе о том, что она стала жертвой в нашей с отцом войне. Больно видеть слезы, застывшие в ее глазах.

— Я не видел другого способа сделать ему больно. Я хотел, чтобы отец испытал хотя бы часть того, что испытывал я, осознавая, что от меня отвернулись, бросили в самый сложный период в моей жизни. Я не ожидал, что у меня к тебе возникнут такие чувства. Все ведь казалось так просто. Отобрать у отца вас — новую семью, которой он легко заменил меня и мать. Вырвать из его груди сердце, переполненное любовью к посторонней для меня женщине. Он ведь совсем вычеркнул меня из жизни, Лад. Я это осознал, когда увидел статью о его свадьбе. Обо мне не вспомнили. И да, блядь! Это может быть тупая детская обида, но меня разорвало! Я столько лет нуждался в нем, а он выкинул меня за борт. Я ненавидел его за это. Я стал одержим местью. А потом ты сказала, что веришь мне. Веришь! Мне! Такая искренняя, чистая, светлая девочка. А я так привык жить в темноте, так привык тонуть в этом. Я не мог принять само существование чего-то хорошего в свой адрес. Но ты такая упертая, — грустно улыбаюсь. — Ты продолжала отдавать мне все свое тепло, хотя я ни хрена этого не заслуживал. А я все просрал в своем упрямстве. Я трус, как и мой отец. Испугался твоей любви. Испугался, что не справлюсь с ней. Испугался еще больше погрязнуть в боли, которая и так жгла меня четыре гребаных года, когда ты бросишь меня. А того меня ты бы бросила. Я правда ненавижу свидания, но я готов ради тебя полюбить их. Я готов еще раз встать на колени, если ты скажешь… — смотрю, как слезинки все же срываются с ее ресниц. Они, как два чистейших бриллианта, сверкают в свете кухонного светильника и падают ей на руки. — Не плач, — тяну руку через стол, большим пальцем стираю влажную дорожку с ее щеки. — Я рассказал, чтобы ты просто знала, а не для того, чтобы жалела меня. Я не пытаюсь оправдаться и открутить назад уже ничего не смогу. Я… — набираю в грудь как можно больше воздуха, — люблю тебя, Лада, — прыгаю с трамплина вместе со своим признанием. — Но и это тебя ни к чему не обязывает, хотя я бы очень хотел еще один шанс, потому что отпустить тебя у меня не получается.

Она шмыгает носом и смотрит мне в глаза. Подхожу и сажусь перед ней прямо на пол. Хочется быть ближе. Хочется еще подышать ее запахом, смешавшимся с моим гелем для душа. Уйдет же сейчас и я опять останусь один.

— Ты изменился, — тихо говорит моя девочка.

— Сильно?

— Заметно. Тот Кит, который нагло валялся на моей кровати в день нашего знакомства ни за что бы не показал свои чувства так открыто. Они у него прорывались лишь иногда, когда он переставал себя контролировать. Я ловила эти моменты и верила в них. Мне кажется, сейчас ты стал собой.

— Тебе нравится? — вывожу пальцем круги по ее коленке.

— Мне нравится, что ты теперь настоящий. Я ведь влюбилась в тебя такого. Упрямого, закрытого, невыносимого, настойчивого, дерзкого, но при всем этом внимательного и заботливого. Да, ты делал это по-своему, это твоя личная фишка. Одна только выходка с моей одеждой чего стоит, — грустно смеется она. — Или в универе. И насчет Насти ты прав. Грубо, но прав. У меня никак не получается второй раз подпустить ее так же близко. Еще никогда я не чувствовала так остро все ее эмоции.

— Настя завидует. Не буду тебе говорить, зачем она вызвонила меня на самом деле. Главное, она это сделала, и я тебя забрал, пока ты никуда не встряла. А вот вторая девчонка, Тома, она прикольная. Простая, немного грубоватая даже, зато честная. Такой друг тебе нужен. Без подтекстов и заморочек.

— А у тебя есть друзья, Кит?

— Если прям друг, то есть Тай. А вообще к этому статусу близок Гордей и мы неплохо сошлись на любви к гонкам с Захаром.

— Это хорошо, — рвано вдыхает она, расслабляет плечи, успокаиваясь. — Мне нужно домой.

— Угу. Собирайся, я отвезу.

Мы снова тонем в молчании. Я перевариваю наш разговор, ее эмоции. Лада шуршит одеждой в комнате.

Что-то у меня получилось, раз не был послан сразу после таких признаний. Черти в голове ехидно ржут над поднявшей голову надеждой. С первой «женщиной», любовью, в их компании они смирились и даже подружились. Я заново привыкаю, приучаю себя к правильным человеческим чувствам.

Сейчас я просто отвезу Ладу домой, как делают тысячи влюбленных мужчин. Дождусь, когда она поднимется в свою квартиру, и уеду спать, не требуя от нее ничего взамен.

Мне в кайф от того, что она в моей машине. Скучал по этому очень. Пока едем, думаю над следующим шагом.

— Можно я утром привезу тебе кофе? — захожу аккуратно, паркуя машину возле ее подъезда.

— Привези, — после нескольких секунд раздумий отвечает она и не спешит покидать мою тачку. — Кит, раз уж сегодня такой вечер и ты открылся, научился просить прощения, тебе надо извиниться еще перед одним человеком.