На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Аня Сокол

Некоторые так и остались загадкой. Надписи под картинкой переводились, смысл ускользал. Перевернутый трезубец, более подходивший бесам или, на худой конец, русалкам, хоть какая-то логика прослеживалась, переводился как «природа, рост, созерцание». Прошло немало времени, прежде чем до меня дошло, что это не перевернутые вилы, а дерево с корнями, переводится как «жизнь леса», знак лешаков.

Надпись под галочкой, напоминавшей провал сердечного ритма на медицинском мониторе, да-да, я посмотрела пару серий любимого бабкиного сериала, переводилась как «птица» и «торговля». У меня в голове сперва вертелся «птичий базар», а уж потом я поняла, что птица в инописи может переводиться как «весть», и знак принадлежит вестникам.

Некоторые знаки я так и не разгадала. Две скобы, лежащие горизонтально вогнутыми сторонами друг напротив друга и пересекающимися концами, были похожи на конфету, надпись гласила — «легкость». Как я ни старалась, но ни один вид летающей нечисти припомнить не могла, все твердо стояли ногами на земле. Род ветров-охотников, которых с натяжкой можно было пристегнуть к символу, исключался, так как их знак я определила ранее. Английская буква «Z». Как в фильмах о Зорро позиционировалась как «отданный долг» или «отдать долг». Тут даже фантазия пробуксовывала.

Знаки обладали магической силой, ясно и без перевода. Один из них мне бесплатный тур по темным подземным залам организовал и руку обжег да так, что следов не осталось. Нужно выяснить: это особенность знака черного целителя, на волне собственного величия выгравировавшего эмблему рода в зале для малых торжеств в подвале? Или так было бы с любым, кто дотрагивался до святыни грязными человеческими руками? Если подумать, один вариант не исключал другого.

— Дочка, — позвала бабка, — если с деньгами совсем плохо, я договорюсь с Ритой-почтальоншей, она будет тебе мою пенсию отдавать.

Я моргнула, возвращаясь в реальность. Марья Николаевна возилась у плиты. Какими извилистыми переходами шли ее мысли, чтобы к такому прийти, неизвестно. Но взволновало меня не это. Какая пенсия? Какая почтальонша? Единственная, кого я знала со схожим именем, — Ританис, старая баньши, по-нашему карка, такая, кроме вестей о скорой смерти и других столь же приятных вещей, ничего не приносит. Где их с бабкой нечистый свел?

— Не думала, что доживу до дня, когда начну стыдиться сына, — она поджала губы.

— При чем тут Веник? — Я потеряла нить рассуждений и ошиблась с именем. И у кого из нас проблемы с мозгами?

— Нормальный мужик обеспечит свою женщину или хотя бы не заставит ее содержать собственную мать, — она с такой силой поставила чайник на плиту, что подпрыгнули конфорки, — а не вынудит мать своих детей зарабатывать переводами ночь напролет, глаз не смыкаючи. Это его долг, в конце концов.

Долг? Веник? Слова всколыхнули в голове какую-то ассоциацию. Я рассмеялась, встала и чмокнула Марью Николаевну в мягкую морщинистую щеку. Не сказать, что меня посетило откровение, нет, но теперь я знаю, с чего начать. Книга экспериментатора, ботинки, куртка, шарф, перчатки, надевать больно, но пусть в кармане валяются в надежде на чудесное исцеление. Я быстро одевалась, не оставляя себе времени передумать.

— С Ритой-почтальоншей я сама поговорю, — сказала я Марье Николаевне, перед тем как выйти.

Через минуту я стучала в дверь к соседу. Фраза о долге в тот момент, когда я думала о падальщике, установила связь одного с другим. Отданная душа и есть отданный долг. «Z» в круге обозначает заложника, человека с заложенной душой. Теперь я могла с ним поговорить, а то под утро мысль стучаться в дома в надежде, что мне повезет, не казалась совсем уж бредовой.

Дверь он открыл с опозданием в минуту. Я ткнула ему рисунок в книге под нос и с ходу спросила:

— Твой?

Гробокопатель оскалился. Странная одежда с чужого плеча, напоминающая костюм врача-хирурга, была покрыта живописными разводами. Рука за спиной, на рукаве ржавые ошметки, примерно такие же, как застряли меж зубов.

Святые, он питается!

— Извини, что не приглашаю к столу. — Веник перестал прятать руку. С пилой. Маленькой такой, на ножик похожей, но все-таки пилой.

Я сглотнула.

— М-м-м, — он втянул воздух, — человеческая кожа, — он посмотрел на книгу, — прекрасно.

— Знак? — Голос у меня дрогнул, так и знала, что ничего хорошего дома у целителя быть не может, одна пакость, захотелось отбросить том и вымыть руки с мылом.

— Знак мой, — подтвердил он, — вернее, всех заложников, — он поднял руки, взмахивая пилой перед моим лицом.

— В чем ты его увековечил? В базальте? Граните? Мраморе? — вызывающе спросила я, падальщик выбил меня из колеи, вряд ли стоило приходить.

— Хочешь посмотреть на мой подвал? — Гробокопатель подался вперед. — Так не придумывай предлогов, заходи и все. — Он пошире распахнул дверь.

— Веник, — я захлопнула книгу, — мне нужна помощь.

— Думаешь, мне так понравилось играть благородного героя, что я жажду повторить. — Он задумался и вдруг стал похожим на того прежнего падальщика, того, у кого ума хватает лишь вскрыть могилу да убраться с дороги более сильного. Зачарованный туповатый взгляд, безвольный подбородок, сутулость, нитки слюны в уголке рта не хватает. — Давай вернемся обратно. Ты правильная высокомерная девка Седого демона, хоть и в прошлом, я недалекий падальщик. Идет?

— Извини. — Я сделала шаг назад. — Извини.

Я запихнула книжку под куртку, застегнула молнию и, ругая собственную самонадеянность разными нехорошими словами, пошла обратно. Не иначе как бессонная ночь сказалась, раз я решила обратиться к гробовщику.

— Но я знаю того, у кого знак оформлен как раз в таком антураже. — Я остановилась. — Не знал, что тебя это заводит.

Падальщик со мной не пошел, и непонятно, кто больше был рад: я, что не пришлось отрывать его от трапезы, или он, что не оторвала его от трапезы. Веник назвал имя, запретил ссылаться на него и закрыл дверь.

Сваара Тина, первое — вид заложника, второе — имя. Нечисть вражды и ссор. Непонятно, что делает у нас, обычно ссорщицы предпочитают места, где практикуют набеги на соседей, кровную месть и воровство детей, наше Юково в этом плане — тухлое болото, не то чтобы все тихо и мирно, но полномасштабные военные действия староста пресекает на корню. С одной стороны, одно из относительно безобидных созданий, никогда не ставящих цель довести людей или себе подобных до смертоубийства, потому как ни человеческое мясо, ни флюиды смерти его не привлекают. Но как представишь, сколько пострадало, было убито, покалечено или морально унижено в конфликтах, которые она помогла раздуть, язык не поворачивается назвать ее неопасной.

Следуя указаниям гробовщика, я остановилась перед двухэтажным каменным строением на восточной окраине села. Дом обступали деревья, дающие летом спасительную тень и уют. Зимой же черные ветки-плети скрылись под белыми, подтаявшими с одной стороны шапками снега. Еще одна лежала на двускатной крыше неопределенного цвета. Ставни заменены на современные стеклопакеты, редкость в нашей тили-мили-тряндии. Веселенькие занавески цвета солнца, зелень на окнах. Пряничный домик тетушки-феи.