Концерт в криминальной оправе - Марк Фурман

— Мы вам и фотографии разыскиваемого выслали, — сообщили из соответствующего отдела, — так что ждем результатов.

В общем — не кости, а сплошная загадка. Тут-то я вспомнил о монографии В.И. Пашковой — нашего крупнейшего специалиста по судебно-медицинской остеологии (остеология — наука о костях). В ней Вера Ивановна приводит фотоснимки из редкой экспертизы, сравнивая между собой именно таранные и пяточные кости стопы человека и медведя. Лихорадочно листаю страницы, вот уже нужные фото передо мной. Внешне сходство поразительное. Но только внешне. При последующих исследованиях выяснились существенные различия, достаточные для безусловных выводов о виде костей. После специальных измерений, так называемого сравнительного анатомо-морфологического анализа, мы отправили окончательное заключение следственным органам — обнаруженная стопа оказалась фрагментом конечности бурого медведя, довольно часто встречаемого в тех краях.

К перечню подобных курьезов из экспертной практики, связанных с костными останками, можно отнести и публикации в прессе о сенсационной находке в Англии, когда в 1912 году при раскопках обнаружили кости древнего человека, периода его трансформации из обезьяны в мыслящее существо. Прошло четыре десятилетия, пока в начале пятидесятых годов специалисты доказали, что у черепа доисторического «человека» челюсть современной обезьяны-шимпанзе, которую кто-то в шутку подогнал под «древнюю» кость. Объяснение этому нашел уже в наше время американский ученый Джон Уинслоу. Он высказал мнение, что над всеми подшутил не кто иной, как знаменитый Конан Дойль. Писатель-врач жил в тех местах и не раз бывал на месте «находки». Знание им антропологии, а также необходимые инструменты существенно облегчили его задачу. Ученый полагал, что К. Дойль таким необычным способом решил подшутить и надсмеяться над тогдашними университетскими кругами, пренебрежительно относившимися к его медико-психологическим исследованиям.

Несколько лет назад, будучи в Санкт-Петербурге, довелось мне совершить экскурсию по необычному музею. Не пытайтесь найти этот музей в каталогах и проспектах, не стремитесь туда попасть — бесполезная затея. Помнится, когда нас, судмедэкспертов, приехавших на учебу, пропустили туда, кто-то из коллег попытался прихватить с собой родного брата, студента одного из вузов. Любопытствующий братец, интеллигентного вида парень, будущий архитектор, так и не попал на вожделенный вернисаж. Ничего удивительного. Ведь речь идет о музее криминалистики… Здесь на многочисленных стендах и за стеклом витрин собраны уникальные экспонаты, история поисков следователей, сотрудников уголовного розыска, экспертов.

Вот документы, рассказывающие о процессе над известной бандой Леньки Пантелеева. Рядом поддельные полтинники еще довоенных лет. В другом зале фотоэкспозиция о знаменитом Мухтаре, с помощью этой служебной овчарки (тут же приходит на память известный кинофильм) были раскрыты десятки разнообразных преступлений. Но более всего нас поразило не это собрание уникумов, отражающих противоборство между Законом и людьми, конфликтующими с ним, а некий факт из истории музея.

— Собрание было создано в начале тридцатых годов, — заметил наш гид, — и через несколько лет его решили сделать открытым для любого посетителя. Купил входной билет, и можешь, не спеша, любоваться собранными тут раритетами, криминальными реликвиями. Однако, подобная вседоступность просуществовала чуть больше года. Вскоре ленинградская милиция подметила, что граждане определенного рода пытаются обойти закон с помощью некоторых практических навыков, почерпнутых при посещении музея. С того времени его закрыли для свободного доступа, и теперь ознакомиться с этими «антиэкспонатами», которые, увы, время от времени пополняют нашу коллекцию, могут только люди, имеющие прямое отношение к юстиции и борьбе с преступностью.

А вот газетное сообщение из опыта США подобного рода, свидетельствующее, что излишняя гласность в профессиональных делах ограничивается не только у нас: «Если бы Эдгар По еще жил, то, несомненно, побывал бы здесь в поисках материала для будущих своих рассказов. На 6-м этаже одного из зданий 30-й улицы Манхеттена собраны вещественные доказательства, документы, следы преступлений и несчастных случаев. Прямо у входа вас встречает манекен в обгоревшей одежде. Манекен — копия молодого человека, в которого попала сильнейшая молния. А вот обычная на первый взгляд ванна. Однако, в ней в разное время заживо сгорел не один десяток человек. В основном это были молодые женщины — жертвы маньяка, руководителя одной из религиозных сект. Остается добавить, что, во избежание нервных потрясений, вход в музей открыт только для специалистов-врачей, криминалистов, полицейских, ученых».

Впоследствии мне удалось услышать различные мнения о Санкт-Петербургском музее. А опытный эксперт-криминалист, профессионал высокого класса, так прокомментировал факт его биографии:

— Конечно, ленинградцы правильно поступили, что закрыли музей для любопытствующих. Однако могу поспорить, что если бы наши соперники (он имел, понятно, ввиду граждан определенного рода, о которых упомянул гид) попытались использовать свои знания, они были бы обречены на неудачу. Ведь есть же такая наука — криминалистика.

О ее применении в чисто домашних условиях, однажды, непосредственно в оперативной машине нам не без юмора поведал эксперт-криминалист Сергей Ильин.

— Прихожу домой, — улыбаясь, рассказывает Ильин, — вижу, сын собирается на прогулку. Берет коньки, клюшку. Я прошелся по квартире, остановил его: «Подожди, Игорь, рановато ты собрался гулять. Ведь уроки-то не сделаны». И буквально по минутам расписал, чем он занимался после того, как пришел со школы. Не спеша пообедал, потом читал фантастику, слушал магнитофонные записи, разговаривал с приятелем по телефону, точил коньки… Правда, комнату прибрал да посуду вымыл. Сын отставил коньки, потом спрашивает: «И как это, пап, ты все узнал?»

— Это уж моя тайна, — отвечаю. — Не буду же я ему рассказывать, что на учебе мы занимались такими «играми», тренирующими наблюдательность, зоркость взгляда, внимание к мелочам…

Случается, что трудности возникают у следственных органов не только при различных преступлениях. Вспоминаю эпизод, связанный с расследованием несчастного случая на одном из предприятий. Поздним вечером у электрощита был обнаружен мертвым рабочий Х., 53 лет. Вскоре прибыла оперативная группа: следователь прокуратуры, эксперт-криминалист, судебно-медицинский эксперт. Предварительным осмотром причина смерти точно установлена не была. На следующий день после вскрытия я исключил сердечно-сосудистую патологию, и по следам на пальцах рук, так называемым электрометкам, констатировал, что смерть Х. наступила от действия электрического тока. Тут-то и произошло весьма редкое событие. Когда следователь двумя днями спустя прибыл на завод, он увидел, что на щите с рубильником имеется положенный защитный кожух, который, однако, как было отмечено в протоколе, отсутствовал при первичном осмотре. К его удивлению, администрация заявила, что кожух находится здесь с незапамятных времен. Следователь опросил нескольких лиц, все в один голос утверждают: да, кожух действительно был. Так возникла иная версия: Х. погиб по собственной неосторожности. Ее инициатор, «находчивый» инженер по технике безопасности, забыл, однако, о возможностях криминалистики. Когда проявили фотопленку (а съемка места происшествия в подобных случаях обязательна), все увидели, что защита на щите действительно отсутствовала. Затем при лабораторном исследовании следов сверления на щите и крепежных болтов на кожухе эксперты точно доказали, что кожух был установлен совсем недавно, уже после трагической гибели Х.