Тени нашего прошлого. История семьи Милтон - Сара Блейк

Официант поставил на стол коктейль для Лена.

– Не говори так, Мосс. Это неправда.

– Правда. – Мосс пожал плечами. – Но Лену не обязательно слушать мою печальную историю. Лучше выпьем. – Он поднял бокал. – За конец начала.

Лен удивленно посмотрел на нее.

– В последнее время это любимое выражение папы. Наша сестра выходит замуж в сентябре, – объяснила Джоан.

– Та девушка, которую я видел? – спросил Лен.

Джоан кивнула.

– А вы? – продолжил он.

Лицо девушки, повернутое к нему, было спокойным и ясным. Серьезным.

– У Джоан, – сказал Мосс, махнул официанту и поднял вверх три пальца, – есть ам-би-ци-и. – Каждый слог в этом слове звучал как удар колокола.

– Не только. – Джоан покачала головой. – И ты это знаешь, Мосс.

Точность для нее очень важна, понял Лен.

Она посмотрела на Лена.

– В данный момент я работаю. Машинисткой.

– Где?

– У одного сумасшедшего, – поддел ее Мосс. – И гения.

Она не поддалась на провокацию:

– Я работаю у мистера Россета в «Гроув пресс».

Лен покачал головой:

– Я должен его знать?

Джоан кивнула и улыбнулась:

– Только если вы сторонник свободы самовыражения.

– Или неприличных книг, – фыркнул Мосс.

– Барни Россет судится с почтовой службой города Нью-Йорка, чтобы получить задержанные книги и опубликовать оригинальную версию – без купюр – «Любовника леди Чаттерли». Мы ждем решения Верховного суда.

– Куда катится мир, – сухо заметил Мосс, вращая лед в своем бокале.

– Все должно быть без купюр, – серьезно сказала она, обращаясь к Лену. – Все должно быть открытым, вы согласны?

В ее спокойном голосе Лен услышал вызов.

– У каждого из нас есть тело, а каждое тело имеет свое… – Она искала слово «выражение». Она умолкла, глядя на сидевшего напротив Мосса. – Например, мой брат поет. И эта его улыбка… растерянная улыбка, словно он ее стесняется. – Она указала на Мосса, который с готовностью улыбнулся. – Это все его.

– И будь я проклят, если кто-то захочет меня отредактировать, – ухмыльнулся Мосс.

Но сбить Джоан было непросто. Лен видел, что она полна решимости настаивать на своем. Она была спокойной и уверенной, и он точно знал, что не хочет ее останавливать.

– А ваша сестра?

– Моя сестра умеет приковать к себе взгляд любого. В отличие от нее я так и не научилась этому. Она способна войти в любую комнату и покорить ее. И она, и наша мать прекрасно знают, как привлечь к себе внимание.

– А вы?

– Я? – Она посмотрела на Лена, сидевшего рядом с ней на банкетке. – В моем теле имеется трещина, прямо по центру. Вы ее видели. Линия разлома. Я некондиционный товар.

– Перестань, Джоан, – запротестовал Мосс.

– Да ладно. – Она пожала плечами. – Всем этим может заняться Эвелин. У меня не все в порядке. И никогда не будет.

– На мой взгляд, все у вас в порядке, – тихо сказал Лен.

Она не смотрела на него. Рука, лежавшая на столе рядом с его рукой, взяла арахис из вазочки и принялась играть с ним, вращая орешек в длинных пальцах.

– Но в конечном счете, – сказала она, – я хочу преподавать.

– Что именно? – К Лену наконец вернулся голос.

– Я хочу учить детей чтению.

– И что они должны читать?

– Вообще-то все, – твердо сказала она. – Диккенса. Даже Лоуренса. Остин. Я люблю Джейн Остин. Сначала думаешь, что у нее ничего не сработает, а потом понимаешь, что ошибся. Но сначала… – она рискнула посмотреть прямо на Лена, – просто книги, много-много книг.

Лен кивнул; джин и охлажденный кондиционером воздух были для него настоящим благословением, и он хотел окунуться в них, с благодарностью слушая ее голос. Вот в чем отличие таких девушек, подумал он. Жизнь разворачивается наподобие книги – первая глава, вторая, третья. Человек может ускориться или замедлиться, на происходящее можно влиять, жизнь можно планировать. Интересно, что она подумает о жизни его отца, если прочтет ее… день за днем в бакалейной лавке… каждый божий день… хлеб, соленья, салями, хлеб. Неумолимая, тяжелая поступь. Жизнь, которая идет кругами, на одном месте, по одной и той же колее.

– Я бы хотела, чтобы они читали о других людях, – говорила Джоан. – Чтобы поняли, вообразили что-то другое.

– Других людей? – Лен допил свой коктейль.

– Да, – кивнула она. – Ральф Эллисон, Сол Беллоу…

– Лен из Чикаго, – сказал Мосс.

– Ой! – воскликнула она. – Что вы думаете о «Приключениях Оги Марча»?

– Не читал, – покачал головой Лен и, увидев ее разочарование, прибавил: – У меня вообще нет времени на чтение.

– Но эту книгу вы должны были читать, она вышла много лет назад… о мальчике из Чикаго.

– Тем не менее я ее не читал.

Она умолкла, глядя на стол между ними.

– А должен был? – тихо спросил он.

– Да. – Джоан повернулась и посмотрела на него. – Я кое-что из нее узнала… о том, что значит быть евреем. Каково это.

У нее были темно-карие глаза. Они не отпускали Лена. И возможно, ощущение, что они втроем плывут в лодке, защищенной от жары и вихрей, бушевавших за порогом бара, не дало ему промолчать:

– Да? И каково же это?

Джоан вспыхнула, и Лен увидел, что она восприняла его вопрос как вызов, и колебалась, не понимая, шутит он или нет. В этом брат с сестрой были похожи – они словно застывали на невидимом пороге, ожидая, когда их пригласят пройти. Для Мосса это – проклятие, потому что так он никогда не добьется успеха, подумал Лен. А ее это делает еще более привлекательной.

– Это… – Она искала нужные слова. – Многословно.

– Многословно? – Вопрос прозвучал слишком резко, но Лен ничего не мог с собой поделать.

– Никто ничего не скрывает, все прямо говорят обо всём – и со всеми. Это так… захватывающе. Все на поверхности. Такая своеобразная честность.

– Честность?

Джоан опустила взгляд.

– Вся честность мира не изменит фактов. – Он покачал головой.

– Каких фактов?

– Мой отец – еврей из Германии, владелец бакалейной лавки, – сказал Лен, глядя в глаза Моссу. – Мы живем в еврейском квартале города, потому что риелтор сказал отцу, что остальные районы нам не подойдут. Если бы я учился в Университете Иллинойса, то вступил бы в еврейскую студенческую организацию – для евреев это единственный вариант. В городе есть две еврейские юридические фирмы и еврейский банк. Вот что значит расти в Чикаго. И поэтому когда наступил мой черед, когда я окончил школу, то бежал оттуда со всех ног и приехал сюда.