Аэропланы над Мукденом - Анатолий Матвиенко

— Не продам-с! — пьяная приветливость и откровенность сменилась у Петра пьяной же упертостью.

— Господи, да кому ж твое мнение интересно. Продал бы как миленький. Новые казенные заводы работают страсть как скверно. Но они казенный заказ выполняют. И наш разлюбезный министр финансов им такие деньжищи отваливает, что купить у нашего частника, да и в тех же Германии-Франции, раза в три дешевле. Ну, в два. Я говорю Никки — сколько наш Витте с тех заказов в карман кладет? И слышу в ответ — не моего ума дело, а порочить людей достойных есть недостойно, прости мой французский. Потом он министру про мою ябеду как анекдот рассказывает. Витте с каждым разом все больше, елико возможно больше, меня ненавидит. Потому предложат продать «Садко» — продавай. Сараи свои поставишь на любом поле, кроме Ходынского. В казенных руках старый завод за год зачахнет, если ты Военному министерству предложишь обновленный аэроплан дешевле, чем умельцы Витте смету нарисуют.

— Понимаю, почему вас со службы попросили.

— Да ни хрена ты не понимаешь. Прости, Петр Андреич. Я в Японии был, их кораблестроительную программу знаю. Веришь ли, но следующий враг наш — Япония. Не смейся. Лет через семь-восемь они смогут так нам дать прикурить, что Дальний Восток потеряем. Я доложил генерал-адмиралу нашему, Алексею свет Александровичу, надо реформу флотов делать. Армады Балтийского и Черноморского флота потихоньку к Владивостоку направлять — в случае войны за месяц их через полмира не перегонишь. Закладку новых бортов начинать, качество наращивая, а не только тоннаж и число стволов. Бронепалубные крейсера в прошлое уходят, полное бронирование надобно. Не за калибром одним гоняться, а за мощью минутного огня, темп стрельбы учитывать. По пироксилину масса вопросов — зело гигроскопичен он. Японцы меланин осваивают, но и это не дело — неустойчив, хранится плохо. Куча проблем.

— И что великий князь? — Самохвалов спросил из вежливости, морские проблемы его интересовали не больше погоды в Тасмании. Но Сандро, похоже, впервые за много месяцев решился выговориться, и его снова понесло.

— А ничего! Послал меня на х... Ему реформы флота — лишняя головная боль. Я, понятно, к Никки. И не за посиделками, официальное отношение направил, сопроводив графиками роста флотов. Объяснил, что в войне с турками флот мало что значил, с Германией будет какой конфликт — он на земле решится, а не в Балтике. С англичанами у нас толкотня в Азии, туда мы по суше армию доставим, пусть джентльмены по морю таскаются. Стало быть, на повестке Япония. Ее от Китая, Маньчжурии, Кореи и нашего Дальнего Востока флотом отрезать — и все, удите рыбу с берега, самураи.

— Государь император одолел ваши построения?

— Зря, Петр Андреич, его за дурака принимаешь. Никки все изучил, понял, проникся, согласился с выводами и объявил мне, что не может Алексея Александровича обидеть, мою сторону приняв. Он его родной дядя, опытный адмирал, на флоте сколько десятилетий. А я? Боковая ветка, внук Николая I, правящему царю внучатый дядя. Даром что мы друзья детства, и Никки знает мою преданность. Ну да, я его зять. Дальше вот как вышло. Генерал-адмирал, последние лет пятнадцать ходивший в плаванье только по будуарам доступных дамочек, поставил вопрос ребром: на флоте или он, или я. Император испугался двух вещей: дядю Алексея обидеть и флот без его ока оставить. Мне сказал — ты молод, Саша, успеешь карьеру сделать. И вот я тут.

Самохвалов, принципиально далекий от высокой политики, услышав из первых уст правду о развале руководства страной, похолодел. От пьяного великого князя он узнал гораздо больше, чем ему положено было. С такой правдой и жить опасно.

Однако вместо того, чтобы разорвать дистанцию, уйти в кусты, вроде как не мое это дело, остановился, взял августейшего родственника за рукав, почти сфокусировал глаза и спросил:

— Ты говоришь, Сандро, что царь мягок и не может править. Вокруг неспособные родственники в компании казнокрадов. По твоим словам, Россия гибнет?

— Мы с тобой все исправим, Петя. Больше, пожалуй, некому. Только молчи, друг.

У самого дворца заговорщики добавили из носимого лакейского запаса, что, наложившись на ранее принятое, дало убойный эффект. Князя увели, Самохвалов также был уложен в гостевых покоях. Впервые в жизни он ночевал в императорском дворце.

Отменное здоровье моряка и отличное качество неумеренно потребленного напитка позволили великому князю выйти к завтраку безо всяких следов вчерашнего разговения. Петр чувствовал себя хуже, но большей частью контролировал свое положение во времени и пространстве. С ужасом вспомнив заключительную часть вечернего разговора, он был морально готов к изложению плана государственного переворота, дабы у власти оказались не мягкотелый монарх сотоварищи, а волевые и уверенные в себе люди. Ковыряясь серебряной вилкой в серебряном же блюде, Самохвалов мысленно примерял кандалы Кюхельбекера, в панике осознав, что у него нет выхода — отказаться от соучастия и стать ненужным свидетелем великокняжеских откровений почти такая же верная смерть, как и участие в крамоле.

— За ваше здоровье, спаситель России! — подняв рюмку с грузинским на этот раз коньяком, Сандро подтвердил его худшие опасения.

— Спасибо, ваше императорское высочество. Как же ее спасти, родимую?

— Создать самолет, коему под силу нести мину Уайтхеда на расстояние в триста миль.

— Простите, что это?

— Все забываю, что вы гений лишь в сфере авиации и банковских афер. Не обижайтесь. Это самодвижущаяся мина, способная поражать корабли на расстоянии от четырехсот до восьмисот ярдов. Такие мины стоят на вооружении всех крупных флотов мира. Но чтобы выйти на дистанцию удара, крейсер или миноносец попадает в зону огня прямой наводкой. Поэтому мины Уайтхеда — оружие добивания поврежденных кораблей. Если не выпрашивать у казны десятки миллионов на постройку броненосцев и броненосных крейсеров для защиты Дальнего Востока, а поставить на вооружение полсотни самолетов с минами Уайтхеда, японский флот нам не страшен.

Самохвалов промокнул лоб салфеткой. Казнь за подготовку к цареубийству откладывалась на неопределенный срок.

— Сколько весит мина?

— От 600 до 1200 фунтов.

— Простите, Александр Михайлович, сегодня голова плохо соображает. Можно в метрической системе?

— 272 или 545 килограмм соответственно, — ответил Сандро, исчеркав салфетку. — Причем интерес представляет именно тяжелая мина, получив которую миноносец непременно затонет, а крейсер или броненосец получит изрядное повреждение и будет стремиться выйти из боя.

— Максимальный взлетный вес «шестерки» 570 килограмм, «пятерки» — 630. Машины, способной нести груз в полтонны, нет даже в проекте.

— Простите, что напрягаю вас на больную голову, но прошу, Петр Андреевич, посмотреть некоторые прикидки.

По команде хозяина лакей быстро принес из недр дворца красивую кожаную папку.

— Я позволил себе вывести графики зависимости грузоподъемности ваших моделей от третьей до шестой с учетом мощности двигателя, максимальной скорости, массы аппарата и площади крыла. Очевидно, что все показатели растут, кроме площади — у «шестерки» она даже меньше, чем у пятой серии. Стало быть, увеличивается удельная нагрузка на единицу площади. Я предлагаю, не дожидаясь постройки сверхмощных моторов, спроектировать машину с большим удлинением крыла и четырьмя моторами от шестой модели. Возможно, ее скорость упадет по сравнению с последним аппаратом, который делает до сотни миль в час.