Воды слонам! - Сара Груэн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 88
Перейти на страницу:

Все дальше и дальше. Обычно мы проводим в городе не больше дня, но по выходным иногда останавливаемся и на два. На перегоне между Берлингтоном и Кеокуком Уолтеру, не без помощи изрядной порции виски, удается выведать у Верблюда имя и последнее известное ему место проживания его сына. Во время следующих наших остановок Уолтер сразу после завтрака уходит в город и не возвращается почти до самого представления. В Спрингфилде ему удается наконец установить контакт.

Поначалу сын Верблюда отказывается его забрать. Но Уолтер настаивает. День за днем он вновь и вновь уходит в город, ведет переговоры по телеграфу, и к пятнице сын наконец соглашается встретить нас в Провиденсе и взять старика под опеку. Это означает, что нам придется прятать его за сундуками еще пару недель, но у нас появился хоть какой-то выход. Что несравнимо лучше, чем ничего.

В Терр От Милашка Люсинда внезапно отдает богу душу. Придя в себя после ужасного, но недолгого потрясения, Дядюшка Эл берется за организацию подобающего прощания с «нашей возлюбленной Люсиндой».

Через час после выдачи свидетельства о смерти Люсинду укладывают в аквариумный отсек фургона для бегемота и впрягают в него две дюжины вороных першеронов с плюмажами.

Дядюшка Эл взбирается на козлы рядом с кучером, просто вне себя от горя. Миг спустя он щелкает пальцами, и траурная процессия отправляется в путь. Фургон медленно движется по городу, а вслед за ним идут все до единого работники «Самого великолепного на земле цирка Братьев Бензини», которых худо-бедно можно предъявить публике. Дядюшка Эл безутешен, он рыдает и сморкается в красный носовой платок и лишь иногда позволяет себе поднять глаза, дабы оценить, не слишком ли быстро движется процессия и поспевают ли собраться зеваки.

Прямо вслед за фургоном для бегемота идут женщины в черном, прижимая к уголкам глаз изящные кружевные платочки. Я шагаю позади, в окружении рыдающих мужчин с мокрыми от слез лицами. Дядюшка Эл пообещал три доллара и бутылку канадского виски тому, кто выложится больше всех. Такого горя мир еще не видывал: даже собаки — и те подвывают.

На площадь вслед за нами приходит не меньше тысячи горожан. Когда Дядюшка Эл встает на своей колеснице в полный рост, толпа умолкает.

Он снимает шляпу и прижимает ее к груди. Достает из кармана платок и промокает глаза. Разражается душещипательной речью и приходит в такое смятение, что ему еле удается себя сдержать. Речь он завершает словами о том, что сам непременно отменил бы вечернее представление из уважения к покойной. Но не может. Это не в его власти. Он человек чести, а Люсинда, лежа на смертном одре, взяла его за руку и заставила пообещать — нет, поклясться, — что ее близкая кончина не нарушит цирковой программы, и тысячи зрителей, с нетерпением ожидавшие представления, не будут разочарованы.

— Поскольку, в конечном счете… — Дядюшка Эл умолкает, прижав руку к сердцу и жалобно шмыгая носом. Он возводит глаза к небу, и по лицу его струятся слезы.

Женщины и дети в толпе плачут в открытую. Дама в одном из передних рядов прикладывает ладонь ко лбу и падает в обморок, а стоящие рядом мужчины пытаются ее поймать.

Дядюшка Эл с заметным усилием берет себя в руки, но нижняя губа у него все равно подрагивает. Медленно кивнув, он продолжает:

— Поскольку, в конечном счете, наша дражайшая Люсинда прекрасно знала, что несмотря ни на какие препоны… представление продолжается!

На вечернее представление приходит немыслимое количество зрителей — такие дни называют здесь «соломенными», ведь когда все билеты проданы, и мест больше нет, рабочим приходится настилать вокруг манежа солому, чтобы усадить всех желающих.

Дядюшка Эл начинает с минуты молчания. Склонив голову, он пускает слезу и посвящает представление памяти Люсинды — лишь благодаря ее величайшей, полнейшей самоотдаче мы можем продолжать работать перед лицом такой потери. И мы воздадим ей по заслугам — о да, такова наша всепоглощающая любовь к Люсинде, что вопреки обрушившемуся на нас горю мы соберемся с силами, дабы выполнить ее последнюю волю и воздать ей по заслугам. Таких чудес вы еще не видывали, дамы и господа, специально для вас со всех уголков земного шара сюда собрались акробаты, эквилибристы, воздушные гимнасты высочайшего класса…

Проходит около четверти представления, как вдруг в зверинце появляется она. Я ощущаю ее присутствие еще до того, как вокруг меня раздается изумленный шепот.

Опустив Бобо на пол, я поворачиваюсь — ив самом деле вижу ее, просто неподражаемую в розовом наряде с блестками и в головном уборе с перьями. Она снимает с лошадей недоуздки и бросает на землю. Лишь Вооз — вороной арабский жеребец, должно быть, работавший в паре с Серебряным, — остается на привязи, чем весьма недоволен.

Я, словно зачарованный, прислоняюсь к клетке Бобо.

Лошади, рядом с которыми я еженощно качусь из города в город, — в общем-то, лошади как лошади — прямо на моих глазах преображаются. Они раздувают ноздри, фыркают, выгибают шеи и помахивают хвостами. Белые лошади, пританцовывая, сбиваются в одну группу, вороные — в другую. Марлена поворачивается к ним лицом, в каждой руке у нее по длинному хлысту. Помахивая одним из них над головой, она отступает назад, выводя лошадок из зверинца. На лошадках нет ничего — ни уздечек, ни поводьев, ни подпруг. Они просто идут за ней, тряся головами и выбрасывая вперед ноги, словно иноходцы.

Я еще ни разу не видел ее номера — у тех, кто работает за манежем, обычно нет времени на развлечения — но в этот раз ничто не может меня остановить. Заперев дверцу клетки, где обитает Бобо, я проскальзываю в брезентовый туннель, соединяющий зверинец и шапито. Продавец забронированных билетов бросает на меня быстрый взгляд, но, убедившись, что я не коп, возвращается к своим делам. В его туго набитых карманах звенят монетки. Примостившись рядом с ним, я смотрю в дальний конец шатра.

Дядюшка Эл объявляет ее номер, и она выходит на манеж. Крутится, подняв хлысты высоко над головой. Щелкнув одним из них, отступает на несколько шагов назад. К ней тут же устремляются обе группы лошадок.

Марлена направляется к центру манежа, а они, эти брыкающиеся и гарцующие черные и белые облачка, не отстают от нее ни на шаг.

И вот она в самой середине манежа. Едва заметный взмах рукой — и лошадки пускаются вокруг нее рысцой, пять белых, а следом пять вороных. После того как они дважды объезжают вокруг манежа, она щелкает хлыстом. Вороные делают рывок, и вот уже каждая трусит рядом с белой. Еще щелчок — и лошади вперемежку выстраиваются в ряд: черная-белая-черная-белая.

Марлена почти неподвижна, лишь розовые блестки мерцают в свете ярких огней. Вот она выходит в самую середину манежа и пощелкивает хлыстами, подавая лошадям знаки.

Они продолжают скакать по кругу, причем сперва белые обгоняют вороных, а потом вороные — белых, так что они неизменно чередуются по цвету.

По ее команде они останавливаются. Она что-то добавляет, и лошади отворачиваются и ставят передние копыта на край манежа. Они движутся боком, повернувшись к Марлене хвостами и не снимая копыт с бортика. Лишь когда они обходят полный круг, она их вновь останавливает. Они спускаются с бортика и поворачиваются к ней мордами. Она подзывает к себе Ночного.

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 88
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?