Воскрешение Лазаря - Владимир Шаров

Возможно, он тогда думал, что день-два отлежится, придет в себя и снова уйдет, Нату же и ГПУ ставить об этом в известность не обязательно. Проведают – значит, проведают, особой вины он здесь за собой не видел. К Нине, на Спасоналивковский он приплелся, кажется, глубокой ночью, перебудил полквартиры, но был принят, напоен, накормлен и, самое важное, уложен в постель. Лемникова на ту ночь (цитата из ее письма к Нате) перебралась на оттоманку, а Коля спустя несколько дней, едва сбив температуру, ушел, но и тут добрался лишь до Калужской заставы, а когда стемнело, повернул назад. В дверь к Лемниковой он опять позвонил в середине ночи, с тех пор и повелось: утром, на рассвете он, никого не будя, уходил, а ночью возвращался.

Впервые просматривая переписку Наты с Лемниковой, я, конечно, обратил внимание на некоего Колю, судьба которого обеих занимала до крайности, но тогда мне и в голову не пришло, что речь идет о Николае Кульбарсове. Теперь, внимательно все перечитывая, я вижу, что Коля появляется в этих письмах отнюдь не сразу, как он ушел из дома и стал ночевать у Лемниковой, а только через полтора месяца, причем первая о Коле пишет Ната.

Двадцать четвертого апреля она отправляет подруге чрезвычайно резкое письмо, где фактически обвиняет Лемникову, что та в ответ на все, что Ната для нее сделала, увела у нее мужа. Письмо переполнено обидой и сарказмом. Так-то Нина, которая каждому встречному и поперечному объясняла, что по гроб жизни Нате обязана, с ней расплатилась! В письме Ната обвиняет Лемникову в низости, предательстве, черной неблагодарности, а кончает тем, что на небе есть Бог и на чужих несчастьях свое счастье не построишь.

О подоплеке этого письма я, Аня, могу лишь догадываться. Подозреваю, что она следующая. Москва – город не слишком большой, и Коле, хоть он и уходил на рассвете, а возвращался ночью, на улице время от времени наверняка попадался кто-то из знакомых. В общем, рано или поздно до Наты должно было дойти, что ее мужа, о походе которого во Владивосток наслышаны были многие, видели в городе. Или его самого, или человека, как две капли воды на него похожего. В любом случае дело здесь явно не чисто. Не исключаю, что Ната от подобных разговоров сначала отмахивалась, ведь тогда ей уже приходили от Коли письма из Вереи, Боровска… Но и Спирин от своих топтунов и сексотов получал донесения, что все правда: Коля по-прежнему в городе и сейчас скрывается у Лемниковой.

Спирин этой новостью был буквально разъярен, орал Нате, что их обоих провели, будто малых детей, и он это так не оставит. Не хочет Коля по доброй воле идти во Владивосток, пойдет этапом на Воркуту. Впрочем, его угрозы немного стоили. Спирин знал, что арестовать Колю Ната ему никогда не даст. Кричал же он от того, что боялся, что однажды Коля пойдет не к Лемниковой, а вернется обратно на Полянку, и их с Натой жизнь, которая лишь начала налаживаться, рухнет.

Надо отдать Нине должное: на Натино письмо она ответила без обычной взвинченности, спокойно и разумно. Подробно рассказала, когда и каким Коля у нее появился, написала, что и сейчас он каждое утро уходит из дома в этот свой поход, и она не знает, вернется ли он или на сей раз все в порядке и он, как и задумал, уже идет по Калужскому шоссе к Владивостоку. Она соглашалась, что, возможно, поступила неправильно, сразу не написав или не позвонив Нате с работы, но оправдание у нее есть. Коля заставил ее поклясться, что она никому ничего не скажет. До сих пор он отчаянно боится, что «органы» его арестуют, не дадут наутро уйти во Владивосток.

Дальше Нина перешла к Натиным обвинениям в неблагодарности. Тон здесь не такой извинительный, но держится она по-прежнему вежливо. Пишет, что мужа никогда у подруги не уводила и, соответственно, на чужих бедах собственного счастья не строит. Неправда и то, что она не отдает долги. Наоборот, замечает Нина, ей казалось, что в платежах она весьма исправна. Не надо делать из нее дурочку: она прожила на Полянке почти год и прекрасно знает, что Спирин и Ната только и ждали, дни считали, когда Коля отправится в свой Владивосток и они смогут остаться вдвоем. Она, Нина, тоже была им в тягость, почему Спирин и выбил ей комнату в Спасоналивковском. Но не важно, почему она получила жилье, за комнату Нате и Спирину она и сегодня готова ноги целовать. Однако почему Ната не помнит, что Коля ей и ее сожителю оставил, проще говоря, подарил трехкомнатную квартиру на Полянке, сам же перебрался в задрипанную коммуналку, в ее, Лемниковой, комнату? Обмен для Наты вышел не худший.

И дальше: «Ты забываешь, в каком виде Коля ко мне пришел, забываешь, что я уже три месяца хожу за ним, как за малым дитем, что я целиком и полностью его содержу и хорошо знаю, что содержать буду всегда. Думаю, на сей счет и ты не заблуждаешься. Последнее: ты пишешь мне так, будто хочешь одного – чтобы завтра Коля со своей Калужской заставы пришел не ко мне, а на Полянку. Извини, но я не верю».

По-видимому, Нинино письмо подействовало, и следующие Натины послания спокойнее. Конечно, прежняя их переписка была другой, теперь они куда холоднее, а главное, аккуратнее, «уколы» встречаются, но от них легко откреститься. Ясно, что и Нина, и Ната боятся дать повод для разрыва. Темы не изменились: спектакли, общие друзья, но это антураж, обеих интересует один Коля, любые связанные с ним мелочи. Здесь равенство. Судя по тому, как отвечает Нина, обе они признают друг за другом право и говорить о Коле, и все о нем знать. Коля надолго станет основой их отношений. Такая переписка продлится больше тридцати лет, вплоть до смерти Наты в пятьдесят третьем году.

Конечно, бывали времена, которые им обеим давались очень тяжело. Например, спустя пять лет после начала Колиного похода Нина написала, что, похоже, она от Коли беременна. Письмо с бездной страха: сделав множество абортов, Нина была уверена, что забеременеть не может, теперь же она, с юности мечтавшая о целом выводке детей, панически боялась, что и этого одного не сумеет выносить. И все же она ликовала. По почерку видно, что когда она писала, у нее дрожала рука, видно, что она понимает, что Нате о своей беременности надо писать спокойно и безразлично, словно они обсуждают обычную бытовую ерунду, но получается у нее плохо. Пару раз ей просто не удается сдержать радость, и сразу она напарывается на ответ. Ната пишет ей: а уверена ли Нина при той бурной жизни, которую она ведет, что ребенок именно Колин? Нина знает, что вина ее, и не отвечает, скорее оправдывается. Объясняет Нате, что почти три недели не выходила из дома, болела гриппом, а дальше, не удержавшись, добавляет, что как Ната могла подумать, что она где-то нагуляла брюхо, а валит на Колю?

С Натой Нина не сумеет себя сдержать еще один раз. Примерно через год, уже родив здоровую красивую девочку, она с дачи – в деревне на берегу Учи они сняли половину деревенского дома – напишет письмо, словно в девичестве, бесконечно радостное, восторженное. На трех страницах она расскажет Нате, как у самой воды на одеяле в траве она тетешкается с ребенком. Это письмо, зная вечные Нинины мечты о ребенке, Ната ей простит, ответит мягко.

Но вернемся назад. Многие Натины письма насчет Коли вообще трудно назвать честными. Да, у Нины по-прежнему есть связи на стороне, и что Коли с раннего утра до ночи нет дома, ее очень устраивает. Однако Ната знает, что иначе она бы не смогла содержать их обоих, знает, что после того, как Коля поселился в Спасоналивковском, у Нины было несколько привлекательных предложений от людей равно и интересных, и хорошо поставленных, тем не менее она всякий раз отвечала отказом. Так что Коле она предана целиком и полностью. В общем-то они обе это хорошо понимают и все больше готовы прощать друг друга. Конечно, Ната продолжает ревновать Колю, по-своему продолжает его любить, но вернуть уже не пытается, довольствуется письмами Нины.