За Землю Русскую! - Александр Невский

Наконец, верховный хан Менгу пришел к мысли о том, чтобы крепче связать отдельные земли своей громадной империи, раскинувшейся на необъятном пространстве от берегов Великого океана до Карпатских гор. Но было уже поздно… Монгольской державе уже грозила участь, подобная той, которой подвергались все завоевательные восточные царства, какие только знает история с отдаленных времен библейской древности; изнеженность повелителей, внутренние междоусобия и кровавые распри за престол всегда быстро вели их к распадению.

Невозможность сосредоточить в одном центре все нити управления громадными подвластными землями становилась все очевиднее, интересы верховного хана и ханов-подручников все более расходились. Стремления последних к большей самостоятельности совпали со стремлениями отдельных народов, покоренных монголами, к возвращению себе свободы от иноземного владычества.

Страна за страной, едва оправившись от последствий страшных погромов, как и следовало ожидать, поднимались против завоевателей. Правда, эти попытки вначале были подавляемы со страшной свирепостью. Так, например, Гулагу, брат Менгу, получил в свое распоряжение пятую часть монгольских сил и вновь разгромил Персию и Сирию, причем множество городов еще раз были обращены в развалины.

Но, усмирив эти страны, Гулагу объявил себя независимым властителем Персии, приняв титул Ильхана. В пределах Кипчакской орды также показывались признаки разложения. Ногай, один из подручников кипчакского хана, властвовавший над ордами, кочевавшими к северу от Черного моря, провозгласил себя самостоятельным ханом и вступил в союз с Михаилом Палеологом, который, изгнав латинцев из Константинополя, восстановил Византийскую империю.

Союз был скреплен родственными узами: Михаил выдал свою дочь Евфросинию за Ногая… От проницательного взора Александра, без сомнения, не укрылись признаки беспорядков, грозивших гибелью империи монголов.

Первые попытки воспользоваться правом завоевателей со стороны монголов мы видим еще в первые годы княжения Ярослава. «Побежденные, – говорит Плано Карпини, – обязаны давать монголам десятую часть всего имения, рабов, войско и служить орудием для истребления других народов.

В наше время Гаюк и Батый прислали в Россию вельможу своего с тем, чтобы он брал везде от двух сыновей третьего; но сей человек нахватал множество людей без всякого разбора и переписал всех жителей, как данников, обложив каждого из них шкурою белого медведя, бобра, куницы, хорька и черною лисьею; а неплатящие должны быть рабами монголов».

Но это первое появление ханского посла, какого-то мусульманина, для сбора дани скорее можно назвать просто грабительским набегом с целью нахватать как можно больше добычи и пленных, чем серьезной попыткой установления каких-нибудь условий зависимости.

Не могло быть речи даже относительно определения известного количества дани, вносимой русскими. Монголы все еще продолжали довольствоваться покорностью завоеванных стран, неопределенным количеством дани и подарками, доставляемыми из России князьями.

Но Менгу, желая ввести большую определенность в отношения между победителями и побежденными, издал несколько клонившихся к этой цели указов, например, относительно почты, налогов и т. п. Вместе с тем во всех завоеванных землях должна быть произведена поголовная перепись всех жителей.

Ни Батыя, ни сына его Сартака в живых уже не было. Батый умер в 1253 г., а Сартак вскоре был убит своим дядей Беркаем, который и объявил себя ханом с согласия Менгу. Он-то и должен был позаботиться об исполнении распоряжений верховного хана на Руси, для чего и назначил вельможу Улавчия, с которым непосредственно, равно как и с послами верховного хана, должны были иметь дело русские князья.

Наши летописи не говорят о том, какие требования к русским должны были предъявить татары в силу распоряжений верховного хана. Вероятно, эти требования были обширны и клонились ни более ни менее как к уничтожению всякого следа независимости Русской земли и к окончательному включению ее в разряд вполне подвластных земель. Кто знает, может быть, нашему отечеству грозила участь Камской Болгарии или земли Половецкой, бесследно затерявшихся среди народностей, нахлынувших из Азии.

Останутся ли наши князья на положении более или менее самостоятельных правителей в утвержденных за ними уделах, или, устранив их, монголы захотят сами взять правление в свои руки, поселившись на Руси со своими полчищами? Но, не предполагая даже этого крайнего, однако вовсе не невероятного бедствия, можно было опасаться, что монголы могут сильно стеснить деятельность князей постоянным вмешательством в дела внутреннего управления, в гражданский суд, в военное дело.

Наконец, в каком виде и в каких размерах будут установлены повинности русских, не лягут ли они слишком тяжелым бременем на не успевший еще оправиться народ? Не грозит ли ему такое рабство, которое, убив в нем все высшие стремления, низведет в положение бесправных рабов, наподобие райи в славянских землях, покоренных турками? Подобного рода опасения и тяжелые думы, без сомнения, волновали душу Александра при вести о готовившихся событиях.

Что он мог противопоставить со своей стороны властолюбию и алчности завоевателей? Как поладить с варварами, признающими лишь один аргумент – силу? Без сомнения, немало слез пролил в пламенной молитве перед Богом Александр Ярославич, прося вразумления, помощи и небесного покровительства своему отечеству и православным людям.

В значительной степени он мог рассчитывать на расположение к себе монгольских властителей и их вельмож, на свои связи и знакомство с влиятельными лицами, которые он постарался приобрести во время своих путешествий в Кипчак и в Монголию, мог еще раз с большим успехом, в качестве великого князя, ходатайствовать за свой народ.

Внимательное изучение характера и быта монголов и приобретенное опытом умение обращаться с ними также могли давать ему надежду на более или менее благоприятное разрешение предстоявших задач. «Здесь Александр должен был напрячь все силы своего необыкновенного ума, чтобы сколько-нибудь отстоять права Руси и не довести народ до совершенного разорения.

Здесь он должен был работать как для настоящего облегчения подданных, так и для будущей возможности восстановить самостоятельность и независимость государства. От его тогдашних соображений и умения вести дела с татарами почти решительно зависела будущая судьба России».

Не пренебрег он воспользоваться хорошо ему известной жадностью варваров: и он сам, и по его поручению русские князья, особенно сыновья Василька Константиновича, Борис и Глеб, часто путешествовали с богатыми дарами то в Кипчакскую орду, то в Великую Монголию к верховному хану и его министрам, то к Улавчию.

Один из братьев – Глеб Василькович – даже женился в Монголии, – вероятно, на какой-нибудь монгольской княжне, принявшей христианство, – надеясь «сим брачным союзом доставить некоторые выгоды утесненному отечеству». Главное внимание Александра, кажется, было устремлено на то, чтобы как можно более расположить в свою пользу тех лиц, которым было поручено исполнение ханских указов, но, судя по продолжительности и трудности хлопот, по многочисленности поездок в Орду, можно полагать, что монголы долго не сдавались, настаивая на строгом применении ханских указов.