Наследница чужой жизни - Татьяна Юрьевна Лисицына

Елена прекрасная. Я получила письмо от графини Палехской. Есть новости из Плевны. Баронесса опустилась на стульчик, расправив складки платья, и достала письмо.

− Тридцатого июля была предпринята вторая попытка взятия Плевны. Генерал Криденер с двумя русскими дивизиями атаковал турецкие редуты к северу и востоку от города, а генерал Шаховской предпринял атаку на северные укрепления и, несмотря на то, что он взял два редута, турки их отбили уже к вечеру и наши отступили, потерпев поражение по всему фронту. Мы потеряли более ста пятидесяти офицеров и более семи тысяч солдат. Более двух с половиной тысяч остались лежать убитыми. – Баронесса положила письмо на стол.

− Какой ужас! – Елена закрыла лицо руками.

Алиса пыталась вспомнить. В студенческие годы ей нравилось ходить на экскурсии по центру Москвы. И вот однажды их группа оказалась в Ильинском скверике у метро Китай город. Экскурсовод остановилась и спросила собравшихся про русско-турецкую войну. Только один человек вспомнил, что эта война длилась год, остальные и вовсе ничего сказать не могли. Сама Алиса тогда застыла перед барельефом, где турок вырывал из рук матери ребёнка. И он её так поразил, что она помнит об этом до сих пор.

Могла ли она тогда подумать, что её душа окажется в том времени?

− Есть ещё новости, − сказала баронесса уже более радостным тоном. Елена подняла голову и воззрилась на неё. – Граф Ракитин вернётся в Петербург, как только оправится от ранения. Проявил себя, как герой. Будет представлен к награде. Остановится у графини Палехской, которая является его родной тёткой, и единственной родственницей после смерти матери. Графиня хочет найти ему невесту из Петербурга, − баронесса взглянула на Елену. – Так что я могу устроить ваше знакомство. Ну а дальше всё зависит от тебя.

− Благодарю Вас, − без особого энтузиазма ответила Елена.

− Граф Ракитин выгодный жених и очень хорош собой, − баронесса посмотрела сначала на Елену, а потом на Лизу. − После смерти родителей унаследовал дом в Москве загородное имение под Москвой. Да и у графини Палехской других наследников нет. Ну ладно, девочки, мне нужно сделать некоторые распоряжения, я вас оставлю наедине. Лиза поделится с тобой, как привлечь жениха. Она в этом изрядно преуспела.

Баронесса потрепала по щеке Лизу и царственно выплыла из комнаты.

− О чём она говорила? – накинулась на Алису Елена.

− Возможно, маменька имела в виду, что я упала с лошади? Но это произошло случайно, − пожала плечами Алиса.

− Всё ты умеешь обернуть в свою пользу, − поджала губки Елена. – Ладно, мне уже пора, − девушка встала. – А ты знаешь этого графа Ракитина?

Алиса покачала головой: я и тебя, графиня Вострикова, не знала до сегодняшнего дня. И будь воля моя: совершенно точно не взяла бы тебя в подруги.

− Богат и хорош собой. Представляю, какой граф Ракитин будет иметь успех в Петербурге, − задумчиво сказала Елена, надевая перед зеркалом шляпку. − Обещай, Лизон, что ты не будешь с ним кокетничать по своему обыкновению?

− Торжественно обещаю, − улыбнулась Алиса, вставая, чтобы проводить подругу. – Я теперь помолвлена, − она улыбнулась. – Нельзя заставлять Петра ревновать.

Глава 22

За месяцы войны Евгении довелось повидать многое. Превозмогая тошноту, она обрабатывала раны и закрывала глаза тем, кто уже больше не мог сражаться с жизнью и уходил в лучший мир. Вот и сейчас, проводив взглядом, как выносили умершего русского солдатика, которому вряд ли исполнилось двадцать. Ещё вчера казалось, что ему лучше, она сама накормила его с ложечки жидким супом, а ночью открылась лихорадка. Евгения вытерла пот со лба. Жара казалась невыносимой. Днём, на солнце, температура поднималась под сорок и ей, привыкшей к прохладе Петербургского лета, приходилось очень тяжело. Что уж говорить про солдат и офицеров, чьи раны загнивали от жары. Делая очередную перевязку и, стараясь дышать пореже, Евгения слушала, как раненые обсуждают положение на фронте.

Шипкинский перевал, где проходила кратчайшая дорога с нижнего Дуная к Константинополю, достался русским легко. Генерал Иосиф Гурко обошёл его по горным тропам, и турки бежали, оставив несколько сот пленных и шесть пушек. Шипка стала ключевой позицией для русских войск.

− А мы-то думали, что займём Плевну сходу, − покачал головой офицер с перевязанной головой. – Недооценили турков.

− Да уж, а Плевна не далась и со второго раза. Засели там басурмане, − ругнулся другой раненый, поручик Николай Иванов с длинными закрученными усами и рукой на перевязи. – Мы когда отступали, турки, словно озверели, палили из американских ружей без остановки. Раненые вокруг стонут, цепляются за живых. Со всех сторон проклятия на русском и турецком. Дым рассеялся, гляжу: турки бегут на меня со всех сторон. Я быстро молюсь ангелу Хранителю, чтоб там попал куда положено, если уж останусь в турецкой земле лежать. Поднимаюсь во весь рост. Жизнь свою надо продать подороже.

Вокруг поручика сгрудились раненые. Николай в госпитале пользовался уважением за отвагу.

− Ну и что дальше-то? Неужели совсем страшно не было? – спросил совсем молодой белобрысый парнишка с повязкой на лбу.

Поручик смутился вдруг, глаза опустил.

− Друзья, возможно, показалось. Жара была такая, солнце прямо над головой стояло. От земли разве что пар не шёл. Ветер дул в спину, словно подталкивая, а дым от наших залпов закрыл поле боя. И вдруг так сладко пахнуло цветами, что из глаз слёзы выступили. И прямо передо мной видение ‒ Николай Чудотворец с мечом в правой руке. И я понял, что под защитой. Страх пропал, словно его и не было. Дым рассеялся и вдруг совсем рядом вижу, как двое турок бегут на меня. Справа и слева. Штыки прямо в мой живот нацелены. Я быстро левого сваливаю выстрелом в грудь, разворачиваюсь и понимаю, что не успеваю. Басурманин тоже это понимает. Вижу, как кривится рот его от усмешки. Торжествует иноверец. Победу почувствовал. И у меня в мозгу одна мысль бьётся, словно он − это вся Турция, а я − вся Россия, и вот прямо сейчас решается исход войны.

− Ну ты загнул, поручик! − послышался чей– то голос, но на него сразу шикнули. Потребовали продолжить. Евгения выпрямилась, глаз не могла оторвать от рассказчика, по спине мурашки пробежали от волнения. − И вдруг вижу, у басурманина проклятого голова с плеч, как у курицы, слетела к моим ногам,