Бабочка на ладони - Катажина Грохоля

— Слышали историю про воров? — Не дожидаясь ответа, пан Ян выходит на лестницу и облокачивается о перила. Ему не терпится поделиться новостью. — Вы только поглядите, куда все катится. Блаженной памяти отец мой оставлял дверь квартиры незапертой, зная, что никому и в голову не придет в квартиру заглянуть. Четвертый номер, в этом доме. А сейчас? Что за времена настали!

Юлия бросает на Романа выразительный взгляд, но Роман бессилен.

— Украли машину, недалеко отсюда… А утром хозяева выходят — машина стоит вымытая, бак полный, внутри записка: простите, пожалуйста, это был вопрос жизни и смерти, благодарим за содействие и в качестве компенсации приглашаем вас в театр «Багателя».[15]

— Вот видите, пан Ян! Мир не так уж плох, — улыбается Роман и ловко огибает пана Яна. Но тот успевает ухватить художника за локоть:

— А вот и нет! Значит, так, уважаемый. (Юлия в расчет не принимается, она женщина, пан Ян обращается к Роману как к единственному собеседнику.) Пошли они в театр, возвращаются, а из квартиры вынесено все подчистую… А вы говорите! Раньше ничего подобного и представить себе было невозможно! Жить не хочется в таком мире. Умирать не жалко, вот ведь досада!

* * *

— Басенька, опоздаем! Плюнь ты на этот чертов кафель! Нашла время! Рабочие придут только на следующей неделе!

— Петрек, иди сюда!

— Басенька!

— Какой кафель ты купил?

— Я уже объяснял тебе, произошла ошибка… И ты согласилась не менять его. Не начинай снова. Нас ведь ждут.

— Но, Петрусь, посмотри, что во второй коробке!

— И что ты туда полезла? С кафелем ничего не случится. Он уже несколько недель лежит себе и никому не мешает.

— Я хотела посмотреть, вдруг среди коробок появилось гнездо? Голубей жалко. — Бася глядит на Петра. — Оказалось, нет, не успели свить. Зато посмотри сюда!

И Бася показывает мужу плитку, о какой мечтала, — золотисто-коричневую, блестящую, с вкраплениями более светлого оттенка, с фактурой, как у дерева.

Удивленный Петр вскрывает коробки и всюду видит коричневый кафель. В каждую коробку вложен листок с печатным текстом. Петр подносит бумажку к глазам и читает:

— «Мы благодарим Вас за отличный выбор. Наша продукция своим отличным качеством славится во всем мире. Недавно мы запустили новую производственную линию. — Польских букв нет, отмечает Петр, и читает исковерканные слова: — Линию, которая випускает поцти цто зивой кафель. Пуст этот кафель освессяет Васу зизнь как солнце на Коста Браво! К каздым двадцати квадратным метрам насих изделий мы прилагаем в подарок коробку зелтого кафеля».

— И что теперь будем делать? — Бася готова расстроиться, она уже успела полюбить эти желтые плитки.

— Прекрати, — говорит Петр. — Все тебе не так. С тобой умом тронешься!

— Вот и тронься, — поощряет Бася, вместо того чтобы обидеться.

* * *

— Может, накрыть на террасе? — Роза смотрит на заходящее солнце. Какой чудесный апрель, месяц, когда расцветает новая жизнь, и весна берется за дело всерьез, и формируется целый год.

— Пока еще слишком холодно. — Себастьян встает у Розы за спиной, кладет руки ей на живот. Скоро, всего через несколько недель ребенок начнет шевелиться. Интересно, каково это — обнимать двух людей сразу: одного внутри, другую снаружи?

Подумать только, если бы он случайно не обратил внимания на объявление на столбе о поездках на лечение в Литву, что тогда было бы? Текст был составлен настолько двусмысленно, что у Себастьяна сразу же мелькнула мысль об аборте и о внезапном плохом самочувствии Розы. Какое счастье, что он не пропустил объявление, ведь вполне мог пойти другой дорогой или поехать на велосипеде… Сейчас, минуточку… Не так все было… Кажется, кто-то упоминал об этих поездках. Буба? Ну да, конечно. Это Буба ему подсказала. Любопытно, насколько твоя жизнь зависит от сущих мелочей — типа по какой улице пойдешь и кого на ней встретишь…

— Бабочек в животе сегодня чувствуешь? — спрашивает Себастьян.

There are some butterflies in my stomach — вспоминает Юлия. По-английски означает «мною овладела тревога». А по-немецки «заиметь мотыльков в животе» значит влюбиться. Вот если бы из всех языков мира взять только хорошее, теплое, ласковое и создать на этой основе один всемирный язык, в котором не было бы таких слов, как фальшь, война, насилие, беспокойство, ненависть…

Роман и Юлия глядят на Розу и Себастьяна. Как же красива Роза, странно, что они этого раньше не замечали.

— Привет, — тихо произносит Юлия. Роза оборачивается и улыбается:

— Я хотела на террасе, но Себек считает, там нам будет холодно.

— Возьми, это для ребенка. — Юлия протягивает Розе коробочку, в ней — ограненный хрустальный шарик, переливающийся миллионами радуг, пусть Роза его повесит над кроваткой, будет красиво, как в квартире Бубы.

Юлия подсаживается к Розе:

— Можно потрогать?

Живот совсем не заметен, будь на месте Розы Бася, никто и внимания бы не обратил. Но у Розы там уже не впадина, а легкая выпуклость. Совсем маленькая, но все-таки.

А, как известно, прикосновение к животу беременной приносит счастье.

— Конечно. — Роза с гордостью оголяет живот, почти совсем плоский.

Сейчас Розе больше всего докучают частые походы в туалет, словно соответствующего вместилища в организме и вовсе нет.

Буба смотрит на крошечные радуги: разлетелись по комнате в последних лучах заходящего солнца и пропали. Радуга — это важно, это самое главное.

— Ну, класс! — В дверях вырастает Бася. — Кто додумался?

— На радугах резвятся ангелы, — улыбается Буба, — шалят и кувыркаются.

— Ты хочешь нас убедить, что ангелы на самом деле существуют?

Буба пожимает плечами. Она не накрашена. Кожа у нее совсем прозрачная.

— Я часто вижу ангелов. Разных: херувимов, серафимов. Может, вскоре я их всех увижу. Всего шесть случаев излечения на сколько-то миллиардов, не забывайте…

— Буба, перестань, — просит Юлия. — Так уж и миллиардов! Ведь не все народонаселение принимается в расчет, только больные, у кого есть этот чертов рак почки!

— Там, где шесть, будет и семь, и восемь, и девять. Бесконечное множество. Буба, ты же сама говорила, что миллион начинается с единицы!

Наступает тишина.

— Жаль, Кшисека нет, — говорит Роза, чтобы прервать молчание.

— Кстати, насчет Кшисека. Я ведь вам не рассказывал, пришел договор из его фирмы. — Петр кладет руку на Басино плечо. — Знаете, сколько мы заработали на его рекламной кампании? Только Бася не хочет признаться, что это все она…