Другая сторона Москвы. Столица в тайнах, мифах и загадках. Черный путеводитель от центра до спальных районов - Матвей Гречко

9 ноября 1850 года пристав Пресненской части доложил г-ну обер-полицмейстеру, что за Пресненской заставой на Ходынском поле найдено мёртвое тело женщины неизвестного звания. У несчастной было перерезано горло. В протоколе записали: «На вид лет ей около 35, росту среднего, волосы русые, коса распущена, глаза закрыты, само тело в замороженном состоянии. С правой стороны тела в снегу виден след саней. По следам конских копыт видно, что таковые были от Москвы…» Вскоре выяснилось, что убитая — Луиза Симон-Деманш…

О любовном треугольнике знали многие, и общественное мнение было почти единодушно: отставная любовница мешала, вот Сухово-Кобылин её и убил. Помните, он же грозил смертью поповичу, осмелившемуся посвататься к его сестре!

Но одно дело сплетни, а совсем другое — следствие. Сначала по подозрению в убийстве были арестованы крепостные Сухово-Кобылина, отданные им в услужение Луизе, — повар, кучер и две горничные. А спустя несколько дней арестовали самого Александра Васильевича и к тому же произвели в его доме на Страстном бульваре обыск, обнаружив на лестнице кровавые пятна да ещё массу любовных писем бедной Луизы, где она упрекала его в измене. Казалось, всё это ясно говорило о его виновности. К такому же заключению пришли и полицейские, прибегнув к прямому давлению: Сухово-Кобылину устроили одиннадцатичасовой допрос, в ходе которого обер-полицмейстер предупредил его, чтобы он не медлил с чистосердечным признанием, так как упорство может привести к аресту его близких. Но так как обвиняемый сознаваться не спешил, его заперли в камере, рядом «с ворами, пьяной чернью и безнравственными женщинами, оглашавшими жуткими криками здание… тюрьмы…» Потом снова следовали допросы, и снова длительное заключение в одиночке… Так тянулось полгода, пока Сухово-Кобылин не подал императору записку о противозаконных действиях следователей. А так как был он всё же родовит и небеден, то откровенного произвола полицейские себе позволить не могли, что, однако, не мешало им вымогать взятку в 30 тысяч рублей за освобождение и прекращение дела. И взятка эта была им дана.

Тут же выяснилось, что арестованные крепостные дали показания, признавшись в убийстве хозяйки: мол, обидевшись на грубое обращение, кучер с поваром задушили Луизу подушкой и забили утюгом, пока та не перестала дышать. Потом крепостные девки одели покойницу, а мужики вывезли её на пустырь. Опасаясь, чтоб не ожила, один из них для верности перерезал ей горло. Кажется, всё ясно? Но не тут-то было: на суде, после каторжного приговора, все слуги разом заявили, что признания были у них выбиты, а они ни в чём не виноваты. Квартальный надзиратель кормил их солёной селёдкой, а пить не давал. Когда этого оказалось мало, он подтягивал допрашиваемых на блоках к потолку, словно на дыбе, и требовал признания. Не выдержав издевательств, они себя оговорили. Суд к их словам прислушался, жестокий приговор отменили, а палача — квартального надзирателя самого лишили прав состояния.

Значит, снова Сухово-Кобылин? Всё же убийца — он? И несчастного опять берут под стражу, и он проводит за решёткой ещё девять месяцев. Только после письма его матери к императрице было признано, что никаких веских улик против него нет, и настрадавшегося драматурга отпустили. Отпустили — но не оправдали! «Оставлен в подозрении» — таков был заключительный вердикт, и до сих пор ведутся жаркие споры, совместимы ли гений и злодейство. Сам же Александр Васильевич до конца жизни продолжал настаивать на своей невиновности, а его трилогия — «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина» — во многом автобиографична.

Впоследствии он ещё дважды женился, но оба раза молодые женщины, не прожив в супружестве и года, умирали. Оба раза медики засвидетельствовали естественную смерть.

Следующий — Вознесенский переулок выделяется благодаря непривычной для Москвы англиканской церкви св. Андрея.

К концу XIX века британских подданных в Москве было довольно много, и вместо старой тесной часовни они решили выстроить для себя достойную церковь. Собрали пожертвования и заказали проект популярному архитектору Нилу Фриману. Тот отправил в Москву план типичной английской церкви в стиле викторианской готики. Проект понравился всем, и в 1882 году началось строительство, длившееся два года. Церковь освятили в честь св. Андрея — покровителя Шотландии: шотландцев в Москве было больше, чем англичан. И даже ангелы на барельефах держат в руках чертополох — символ Шотландии.

Рядом с ангелами на стенах церкви можно разглядеть следы от пуль: в октябре 1917 года, когда большевики шли на штурм дома губернатора на Тверской (ныне мэрия), в башне церкви была установлена пулемётная вышка. Потом церковь использовали как склад, а в 1960-е здание было переделано в студию фирмы «Мелодия». Здесь записывались Шостакович и Ростропович, Пугачёва и Антонов. В 1994 году во время визита королевы Елизаветы II президент Ельцин пообещал вернуть здание верующим, но передача задержалась на целых пять лет.

По четвергам и воскресным дням здесь проходят прекрасные концерты, жаль только, что орган в церкви теперь цифровой. Настоящий, 1885 года, был в советское время уничтожен.

В Леонтьевском переулка в доме № 7 когда-то располагался Кустарный музей Саввы Морозова. Левая часть здания действительно относится к середине XVIII века, а к правой пристроено «древнерусское крыльцо» — стилизация эпохи модерна. Соседний дом (№ 9) принадлежал Николаю Алексееву — городскому голову. Его двоюродный брат, Константин Сергеевич Станиславский, жил рядом — в домах № 2а и № 6. Один из них снесли, в другом теперь музей выдающегося режиссёра.

Дом № 12 выделяется лепным декором в древнерусском стиле, в его флигеле одно время жил путешественник Николай Миклухо-Маклай. А дом № 26/2 относится к допожарной застройке: в нём размещался французский театр, который удостоил своим посещением сам Наполеон.

Миновав здание мэрии Москвы и памятник Юрию Долгорукому на другой стороне улицы и продолжая детективную тему, мы заглянем в Малый Гнездниковский переулок. Здесь, на пересечении с Большим Гнездниковским находилась контора Московской сыскной полиции, её начальник Аркадий Францевич Кошко оставил замечательные мемуары, сравнимые по увлекательности с хорошим детективом. Многое он описал: и кражи, и убийства, и мошенничества… Одно из самых запутанных дел началось как раз на Тверской-Ямской: мошенник Андрей Гилевич застраховал свою жизнь на крупную сумму, потом подобрал похожего на него внешне студента, убил его и попытался получить страховую компенсацию. Подвело его то, что жертвой стал не первый «похожий студент», а второй: первому удалось сбежать, и в полиции он рассказал эту странную и запутанную историю, которой поверил поначалу только сам Кошко.

С Малого Гнездниковского сворачиваем в Большой Гнездниковский, большую часть которого занимает огромный десятиэтажный доходный дом малогабаритных квартир. Это «Дом Нирнзее», выстроенный в 1912 году и тогда считавшийся самым высоким жилым домом в Москве. Его даже прозвали «тучерезом». На крыше дома разместились кафе и садик для прогулок, а в подвале — знаменитый театр миниатюр «Летучая мышь». Первая мировая война, начавшаяся буквально через год после постройки «тучереза», заставила Нирнзее дом продать, причём намного дешевле, чем он стоил. Покупателем стал Дмитрий Леонович Рубинштейн — банкир, масон, большой друг Григория Распутина и вообще личность одиозная.