Я заберу тебя с собой - Никколо Амманити

— А, наконец-то вы улыбнулись. Здорово, я думал, вы не умеете улыбаться. Это займет буквально минут десять…

Флора молчала. Как ей быть? Как она может ему отказать? Ему надо отправить резюме сегодня, а если ему не помочь, это будет катастрофа, в этом она уверена.

«Не надо ему помогать. Он из тех, кто делал тебе рожки», — сказал внутренний голос.

«Ну да, — ответила она, — но Прошло много лет, он изменился. Он был за границей… Что мне стоит?.. Он хотя бы вежливый».

— Хорошо, я помогу вам. Но я не уверена, что у меня получится.

— Спасибо. Конечно, получится. Во сколько мы встретимся?

— Не знаю, около половины седьмого подойдет?

— Прекрасно. Я приеду к вам?

— Ко мне?! — Флора судорожно глотнула воздух.

Никто, кроме врачей и медсестер, никогда не приходил к ней домой.

Однажды зашел священник с рождественскими благословениями и, заявив, что хочет везде покадить ладаном, стал совать свой любопытный нос во все комнаты, и Флоре сделалось плохо.

— Хотите, я помолюсь о вашей матери? — спросил он.

— Оставьте в покое мою мать, — ответила она с каменным лицом и так резко, что сама удивилась. Она не верила в силу молитвы. И ей было неприятно, когда в доме находились посторонние. Это ее нервировало.

Грациано подвинулся ближе:

— Так будет лучше. Знаете, у меня мать дома. Она такая болтливая. Она нам не даст работать.

— Ну ладно.

— Прекрасно.

Флора взглянула на часы.

Уже так поздно! Ей срочно надо в школу.

— А теперь мне пора, извините. — Она достала из кармана деньги и протянула кассирше, но он схватил ее за руку. Флора отшатнулась и выдернула руку, словно он ее укусил.

— О, простите. Вы испугались? Я просто хотел сказать — не надо платить, я угощу вас завтраком.

— Спасибо… — пробормотала Флора и направилась к выходу.

— Тогда до вечера, — сказал Грациано, но учительница уже испарилась.

52

Готово.

Идея с резюме сработала.

Учительница такая робкая, мужчин боится. Дебютантка. Когда он ее за руку взял, она аж на два метра подпрыгнула.

Добыча не легкая, но это и возбуждает. Грациано не видел особых трудностей в том, чтобы довести дело до конца.

Он расплатился и вышел.

Начинался дождь. Ну что ж, еще один отвратительный денек. Сейчас он вернется домой, выспится как следует и подготовится к встрече.

Он застегнул куртку и пошел пешком.

Дядя Армандо

Что собой представляла и что делала в Искьяно Скало эта странная женщина по имени Флора Палмьери?

Она родилась в Неаполе тридцать два года назад. Ее родители были уже немолоды, они старались родить сына и после десяти лет усилий получили награду: у них родилась дочь весом три с половиной килограмма, белокожая, как саламандра, с немыслимой копной рыжих волос.

Палмьери, люди небогатые, жили в квартале Вомеро. Синьора Лючия была учительницей начальных классов, синьор Марио работал в страховом агентстве.

Маленькая Флора подросла, пошла в детский сад, а потом в школу, в класс своей матери.

Господин Марио умер внезапно, когда Флоре было десять лет, от стремительно развившегося рака легких, оставив мать и дочь убитыми горем и почти без средств.

Жизнь сразу стала тяжелой. Зарплаты синьоры Лючии и пенсии за синьора Марио (весьма скромной) хватало, чтобы едва-едва дотянуть до конца месяца. Они сократили расходы, продали машину, перестали ездить на каникулы на Прочиду, но все равно их финансовые дела были печальны.

Маленькая Флора любила читать и учиться, и после средней школы мать отправила ее в классический лицей, хотя это требовало немалых средств. Флора была девочкой робкой и замкнутой, но училась хорошо.

Однажды вечером — Флоре исполнилось четырнадцать — она сидела за обеденным столом и заканчивала делать уроки, как вдруг с кухни раздался крик. Она ринулась туда.

Мать стояла посреди комнаты. На полу лежал нож. Одной рукой она держала другую, сведенную судорогой. «Ничего. Ничего страшного, дорогая. Пройдет. Не беспокойся».

Синьора Лючия уже некоторое время жаловалась на боли в суставах, иногда ночами у нее сводило ноги.

Вызвали бесплатного врача. Он сказал — артрит. Рука и правда через некоторое время стала работать нормально, хотя и болела при сгибании. Синьоре Лючии стало трудно преподавать, но она была сильной женщиной, привыкшей терпеть и не жаловаться. Флора ходила по магазинам, готовила, убирала и успевала выкроить время для учебы.

Однажды утром синьора Лючия проснулась с полностью парализованной рукой.

На этот раз позвали специалиста, который поместил ее в больницу в Кардарелли. У нее взяли массу анализов, собрали знаменитых нейрофизиологов и пришли к заключению, что у синьоры Палмьери редкая форма дегенерации нервных клеток.

В медицинской литературе только начинали об этом писать. Случаев заболевания известно было мало, лекарств пока не подобрали. Может, их и придумали где-нибудь в Америке, но это ж такие деньги!

Синьора Лючия провела в больнице месяц и вернулась домой парализованной наполовину.

Тут и проявился ее младший брат, дядя Армандо.

Угрюмый человек, весь покрытый черными волосами — они торчали у него из-за ворота, из ушей, из носа. Страшилище. Он владел обувным магазином в Реттифило. Его интересовали только деньги, жена его была толстой и противной.

Дядя Армандо успокоил свою совесть, выделяя обеим родственницам ежемесячно небольшую сумму.

Флора могла ходить в школу только потому, что жена консьержа, славная женщина, присматривала за матерью, пока девочка была на занятиях.

Время шло, состояние синьоры Лючии не улучшалось. Даже наоборот. Она могла теперь шевелить только левой рукой, правой ступней и половиной рта. Говорила с трудом и не могла себя больше обслуживать. Ее надо было мыть, кормить, убирать за ней.

Дядя Армандо приходил раз в месяц, около часа сидел у постели сестры, держа ее за руку, потом отдавал Флоре деньги и уходил.

Флоре было шестнадцать, когда однажды утром она встала, приготовила завтрак и пошла к матери. Мать лежала свернувшись в углу кровати. Словно ее тело за ночь лишилось пружин, поддерживавших его, и ноги и руки свернулись, как лапки засушенного паучка.

Лицом к стене.

— Мама! — Флора остановилась у кровати. — Мама? — Голос у нее дрожал. Ноги подкосились.

Молчание.

— Мама! Мама, ты меня слышишь?

Она стояла долго, кусая кулак. И плакала. А потом кинулась вниз по лестнице с криком: