Танец Волка - Александр Мазин

А вот я сразу насторожился. Уж больно рожа у моего побратима была деловитая. С такой рожей на хольмганги ходят. Или на дележ добычи.

– Медвежонок! – крикнул я, прервав свою познавательную беседу со Щитом о способах консервации кольчуг.

Ноль внимания. То ли не услышал в общем гвалте, то ли опасался, что я стану ему препятствовать…

А одежки Фрейдис-то сзади – все в налипшей сухой травке. Тоже вроде ничего особенного. Сено здесь – везде. Но чтобы так – это надо серьезно в нем побарахтаться…

И еще. На поясе у Свартхёвди был меч. Который по здешним правилам положено было оставлять у стеночки. Забыл? Или – сознательно?

Я покосился на стойку, где среди прочих воинских атрибутов обосновался мой Вдоводел. Как бы ты, дружище, мне вскоре не понадобился?

Эх, братик, братик, что же ты задумал? Хотя я-то как раз догадываюсь, что…

* * *

– Фрейдис! – прорычал Медвежонок. – Ты – как сама Фрейя! Иди же сюда!

– Ах, мой берсерк! – Она приникла к груди Свартхёвди, потерлась щекой о бороду. – Дашь мне потрогать свое копье?

Цепкие пальчики Фрейдис нашли и прижали Медвежонково естество… Ей это удалось, несмотря на штаны из двойной ткани, обшитые поверху телячьей кожей.

Свартхёвди глухо взрыкнул, сдавил одной лапой ее твердые ягодицы, второй полез за пазуху Фрейдис, добрался до грудей, прихватил затвердевший сосок…

– Ах!

– Тебе больно? – спросил Медвежонок.

– Нет, нет… Холодно… Рука холодная… Нет, не убирай… Пойдем… Пойдем в баню. Там топили с утра…

– Нет!

– Ты боишься, мой берсерк? – Пальцы Фрейдис теребили «копье» Свартхёвди. Сильные пальцы. Даже сквозь меховые штаны он чувствовал их движение. Очень хорошо чувствовал.

Медвежонок ухватил шаловливую руку, прижал покрепче.

– Ты чувствуешь, как я боюсь? Полегче! Это совсем новые штаны. Не хочу, чтобы они порвались. В баню – потом. Вон там конюшня…

– Ты – мой жеребец! Неси меня, куда пожелаешь!

В конюшне было темно и тепло. Слышно было, как перетаптываются лошади… Да ну их! Свартхёвди опустил… Нет, швырнул девушку на копну сена.

Фрейдис задрала ноги…

– Помоги…

Свартхёвди разом стянул с нее шитые серебром сапоги. Вместе с носочками. Куснул за палец… Фрейдис взвизгнула. Но тут же выгнулась, помогая избавить себя от штанов. От своих Медвежонок освободился едва ли не быстрее, чем Фрейдис задрала подол, и ее ягодицы забелели в темноте.

Всё же Свартхёвди, даже изнывая от желания, помнил, кто она, потому не набросился сразу, а сначала ухватил снизу, за горячую мохнатую мякоть… Мокрехонька.

Фрейдис тут же сжала бедрами его руку, охнула… И еще раз, куда громче, по-кошачьи выгнувшись навстречу, когда Медвежонок вошел в нее…

– Не ме-едли… – почти простонала Фрейдис.

И Медвежонок и не медлил. Но и не слишком торопился. Только когда Фрейдис сдавленно вскрикнула, уткнувшись лицом в мех шубки, Свартхёвди задвигался быстрее, вонзаясь в нее, в самую глубину, насаживая ее рывками, как будто в стремительной погоне рвал на себя весло…

Фрейдис содрогалась всем телом. Каждый влажный шлепок сопровождался сдавленным воплем… Наконец и сам Свартхёвди зарычал хрипло, навалился всем весом, расплющивая женщину по деревянной полке, вбрызгивая в нее семя, а она билась под ним, как большой лосось, и еще крепче вжимала лицо во влажную, пропитавшуюся мужским потом шерстяную рубаху, чтобы снаружи не было слышно ее криков…

– А ты хорош, – с хрипотцой сообщила Фрейдис. – Лучше, чем мой жених.

– А кто твой жених? – мрачно поинтересовался Свартхёвди, вытирая уд собственными штанами.

– А зачем тебе это знать? – Фрейдис выпрямилась, забрала у него штаны и тоже подтерлась.

– Затем, что я его убью, – еще мрачнее заявил Медвежонок. – Я убью его, а ты станешь моей женой.

– Ты его не убьешь, – Фрейдис вернула ему штаны и ополоснула лицо водой из поилки для лошадей.

– Это почему же? – набычился Свартхёвди.

– Его убили сыновья Гандальфа, когда они напали на моего отца.

– А-а-а… Твой отец отомстил?

– В прошлом году. Он и его хирдманы убили Хюсинга и Хельсинга, а Хаке сумел сбежать в Альвхейм, но в Вингульмёрк теперь носа не кажет, так что отец правит этой землей безвозбранно. Значит, ты хочешь взять меня в жены, Свартхёвди Сваресон?

– Хочу, – подтвердил Медвежонок. – И возьму, что бы мне ни ответил твой отец.

* * *

– Что? Что ты сказал? – Хальфдан уставился на Свартхёвди мутноватым от поглощенного пива глазом. Второй глаз закрывала свесившаяся на лицо черная прядь. – Кого – в жены?

– Дочь твою Фрейдис, конунг! – четко, раздельно произнес Свартхёвди. – Ныне же я преподнес ей свадебный дар, и она его приняла!

– Что-о?! – На этот раз смысл сказанного дошел до сознания Хальфдана.

Он мотнул головой, отбрасывая сальные лохмы, ощерился и поднялся со своего королевского сиденья. Грозное это зрелище – разгневанный конунг Вестфольда и окрестностей. Многие бы оцепенели от его свирепого лика.

Но только не Свартхёвди. Он лишь задрал повыше заросший светлым волосом подбородок и встретил пылающий взор конунга, не отшатнувшись и не мигнув.

Мрачный взгляд Хальфдана обратился на дочь… Та скромно потупилась.

Ой, что будет!

Я пихнул локтем Харальда Щита. Тот не отреагировал. Он с удивлением глядел в пустую чашу. Мол, только что тут было пиво? Куда оно делось? Я мог бы пояснить, куда. Только что сосед Харальда опростал чужую емкость. Частично – в пасть, частично – на бороду.

Одно хорошо: большая часть пирующих пребывала в сходном состоянии. И было совсем нетрудно представить, как во время аналогичной пьянки Хальфдана едва не прикончили братья Гандальфсоны. Главное – успеть перерезать глотку бухому в зюзю мужику до того, как в нем включится викинг. Сейчас отменного воина, хёвдинга со стажем, ветерана десятков боевых рейдов Харальда Щита могла отправить в Хель даже моя Гудрун. Причем еще та Гудрун, которую я не начал учить работе с клинком.

Кстати, как она там? Не задел бы ее краем приближающийся шторм? Уж кто-кто, а Гудрун точно за брата вступится. Были прецеденты.

Я отпихнул навалившегося на меня соседа слева и выбрался из-за стола.

Поглядел еще раз в сторону Вдоводела… И решил всё же воздержаться. Взять сейчас меч – это уже демонстрация. Да и Хальфдан-конунг тоже кое-чему научился, после того как Гандальфсоны заставили его побегать по лесам. Снаружи караулила вполне трезвая и потому привычно бдительная стража.

Конунг молчал. Он, конечно, тоже неслабо принял на грудь, но меньше, чем его братва. Это потому, что здесь не как в моем покинутом времени, когда любой большой военный праздник с генералом – праздник для генерала и работа для остальных. Здесь – ровно наоборот. Хирдманы и гости наклюкиваются, а конунг – работает. Укрепляет вертикаль власти, выявляя слабые звенья и поощряя перспективных. Опять-таки ушки у него на макушке. Викинги и так особо не стесняются в изъявлении чувств и чаяний, а уж набравшись, вообще забывают об аксиоме «молчание – золото». Выпускают пар. Накопившиеся желания-обиды сыплются из них, как просо – из худого мешка. А конунг слушает. И вникает.