Принц воров - Валерий Горшков

Поднявшись с земли, Корсак протянул Крюку руку:

— Спасибо за все, майор. Буду жив — сочтемся. Жизнь — это такая сволочь, Иван Никитович, что тебе, может статься, уже завтра может понадобиться помощь.

Весников дотянулся, но не пожал руку, а хлопнул по ней ладонью.

— Двигай, капитан. Да только оставь мне этот долбаный «браунинг».

— Что так? — удивился Слава, наблюдая, как майор вытягивает из-за брючного ремня «парабеллум».

— Из этой дамской штучки Гусь два месяца назад застрелил участкового на Васильевском острове, старшину Харитонова. Пулю уже давно отсмотрели в криминалистическом отделе, так что не наживай себе лишних проблем с вещественными доказательствами. Надо будет моим начальникам тебя прижучить — повиснет на тебе во всей красе труп старшины милиции и его жены. Захочешь, не отвертишься. Словом, «браунинг» оставь, «парабеллум» возьми.

Подумав, Ярослав принял из рук майора пистолет, но «браунинг» не отдал. «Если меня возьмут твои начальники, мне старшиной меньше — старшиной больше…»

— Как знаешь.

Осень припустила холоду, ветер осмелел. Такой холодной ночи Корсак не помнил за все годы жизни в Питере. А быть может, он просто не замечал этих холодов. Подняв воротник куртки и вжав голову в плечи, он углубился в лес и шел им, бесконечным, до самого рассвета. Когда звезды стали тускнеть, а на оголившихся за последние две недели ветвях появился иней, он еще раз сверился с Полярной звездой и взял курс на Ленинград. Кольцо окружения, если таковое и было выставлено Шелестовым, осталось за его спиной. Окружать всю страну из-за одной недобитой банды никто не станет. Сейчас до Псковской области ближе, чем до северной столицы. И тут главное не перестараться, поскольку в Пскове своих Червонцев тоже хватает. Как и Араповых-Весниковых с Корсаками и Шелестовыми. Из одного котла выползешь — окажешься в другом. Лохом без козырей при чужой раздаче.

Все утро следующего дня Шелестов не отходил от телефона. После того как спецгруппа уничтожила банду на пустынной дороге, среди убитых не оказалось ни Ярослава, ни человека, которого он послал для контакта. Полковник понимал, насколько трудно переоценить объем информации, который тот передал в военную разведку. Радость от удачи была двойной. Во-первых, появилась возможность помочь Корсаку, снова, как уже бывало не раз, и не по его вине, оказавшемуся в тяжелом положении, и, во-вторых, ведомство Шелестова, на которое была возложена задача по организации перевозки денег в связи с грядущей денежной реформой, не сплошало и не подвело. Если бы не своевременное вмешательство в процесс Корсака, Шелестов оказался бы просто в безвыходном положении. Как и всякий разведчик, он, конечно, знал, что безвыходных положений не бывает, однако время, в которое он работал для страны, уверяло его в том, что в этой стране безвыходных, тупиковых ситуаций не счесть. Ситуация тем сложнее, чем больше у тебя врагов. И тем опаснее, чем выше статус твоих противников. Зная возможности Берии и его приспешников, полковник отдавал себе отчет в том, где бы он сейчас находился и каков был бы его статус, если бы грузовик, имеющий начинку почти в миллиард советских рублей, оказался в руках бандитов.

Недоверие — полбеды. Шелестов мог назвать несколько десятков случаев, когда по причинам, куда как не столь очевидным, руководители его звена оказывались в подвалах НКВД, где им инкриминировалась то связь с преступным миром, то шпионаж, направленный на дестабилизацию государственной власти. И он, Шелестов, уже сейчас мог бы сидеть без погон и с разбитым лицом, а над ним, во всем своем величии и коварстве, нависал бы человек в пенсне. Нет, не Лаврентий Павлович. Берия не любит присутствовать на допросах. Ему претят вид крови и крики, взывающие к жалости. Пенсне будет на роже кого-то, кто всеми фибрами своей души старается быть похожим на великого Берию. И раскрутили бы Шелестова по полной программе. Ничего не подписав, он был бы разоблачен и расстрелян. Вместе с сыном. Жену отправили бы на Север, где та, конечно, не прожила бы и года.

И все это было бы реально и очевидно, если бы не затерянный и почти забытый за суетой дней человек по имени Ярослав. Ярослав Михайлович Корсак. Оказавшись в беде, он остался тем, кем был всегда, — опытным разведчиком, мужественным человеком. Его информация стоила ровно миллиард — если в рублях. И четыре человеческие жизни как минимум — если считать не деньги.

В морге НКВД покоились, распрощавшись с мирской суетой, пять трупов.

Человек Корсака и сам Слава ушли, их тела не обнаружены.

В одиночной камере Крестов находился тот, кто руководил бандой. Теперь уже, по счастью, несуществующей. Старец Харон едва успевал работать веслами, перевозя души этих головорезов, если таковые вообще были, через священную реку. Главарь банды находился в следственном изоляторе Ленинграда за ведомством Шелестова, и по личному распоряжению руководителя страны к нему не допускали никого, кроме дознавателей военной разведки. Следователи НКВД даже не появлялись в том коридоре, где находилась камера Червонца. Видимо, не желая быть оскорбленным отказом, руководитель этой могущественной организации решил выждать.

Деньги были благополучно довезены до Монетного двора.

На самом же дворе началась работа по выявлению «крота» от Червонца. Сам Червонец называть его имя отказывался, нес какую-то чушь, отрицал все, опускаясь в своей лжи даже до того, что не признавал ни своей фамилии — Полонский, ни клички собачьей — Червонец. И бился при этом головой в стену, так что его пришлось спеленать при помощи сотрудников лазарета в смирительную рубашку и притянуть ремнями к лежанке. В практике Шелестова это не раз случалось, шли первые часы допросов, поэтому замначальника военной разведки СССР сейчас больше думал о появлении в его поле зрения Корнеева-Корсака, нежели ждал скорых признаний новоиспеченного главаря преступного мира Ленинграда.

Все сошлось. Абсолютно все, благодаря человеку, которому Шелестов верил без малого шесть лет.

И в начале второго дня, наступившего после кровавой «Пулковской ночи» (такое наименование получила операция, разработанная Шелестовым после получения информации), на столе полковника зашелся истерическим звонком телефон.

Сдернув трубку, Шелестов прижал ее к уху.

— Да!..

— Товарищ Шелестов? Я рад поздравить вас с блестящей операцией по разгрому банды и спасению государственных денег в особо крупных размерах.

От кого сейчас Шелестов меньше всего ждал поздравлений, так это от Берии. Голос горца звучал властно, но в нем не было и тени, позволяющей разведчику догадываться о том, что Лаврентий Павлович находится не в самом лучшем расположении духа, прознав о том, что внедренный в банду человек из его системы «рыл землю» целый год, а жар чужими руками забрал ненавистный ему противник. В голосе Лаврентия Павловича была скорее… да, это была насмешка.

Шелестов, не разрешая себе расслабляться от поздравлений, мгновенно почувствовал опасность.

— Благодарю вас, товарищ Берия. Похвала от вас дорогого стоит.