Кремль 2222. Петербург - Дмитрий Силлов

– Не надо. Когда арахно ест, ему не до жужжания мух вроде нас. Говорят, во время трапезы его даже можно убить, правда, я ни разу не слышал, чтобы кто-то убил арахно. Правда, когда он не ест, лучше к нему не приближаться.

– Почему? С паутины спрыгнет и помчится догонять?

– Нет, – качнул головой Толян. – Арахно это не нужно. У него длинный, липкий язык, который он выстреливает довольно далеко. На конце языка – небольшой шип с парализующим ядом. Плохая смерть. Арахно ест медленно, растворяя плоть слюной и всасывая питательную массу, а ты все видишь, слышишь и чувствуешь, но ничего сделать не можешь. Плохая смерть.

С этим трудно было не согласиться.

– Правь к левому берегу, – добавил Толян.

– Может, лучше все-таки к правому? – осторожно заметил я – громадный арахно завис значительно ближе к левой стороне моста. Кто его знает, может, рукокрылы ему надоели и он решит подзакусить экзотической пищей. Слизнет нас обоих с палубы, и поминай как звали.

– Правь влево, – упрямо повторил бородач. – Сейчас сам увидишь почему.

Тихонько матерясь про себя, я направил катер куда было сказано. И не пожалел – лоцман в очередной раз оказался прав.

Арахно и вправду оказалось не до нас, но если б я не последовал совету Толяна, то и без гигантского паука все могло бы окончиться плачевно.

Практически сразу за мостом прямо из воды поднимались разноцветные полусферы. Большие и маленькие, красные, желтые, молочно-белые, синие… Они заполонили две трети реки, словно некий ребенок великана выдул на поверхность воды гроздь мыльных пузырей…

Поля смерти… Вернее, нет. Поле Полей. Так будет правильнее.

Самое огромное, высотой с девятиэтажный дом, единственное среди других полей черное Поле смерти, замерло возле самого берега. И за его антрацитовой поверхностью угадывались хищные контуры боевого корабля, ощетинившегося пушками и крестообразными мачтами.

– Крейсер в Поле полей, – с явно различимым в голосе суеверным ужасом проговорил Толян. – Жуткое место. Говорят, самыми темными ночами крейсер снимается с якоря, выходит из своего Поля и блуждает по реке. На палубе никого, трубы не дымят, а он все равно движется. Ищет свое тело, которое перед Последней войной отпилили и утопили где-то, а взамен сделали новое. Черное поле восстановило у крейсера всё, что над водою, а ниже ватерлинии – не может. Вот корабль и ищет затонувшую часть себя. И кто его увидит без черного Поля, на следующий день умирает. Потому, что любому кораблю нужно топливо, а питается этот крейсер чужими душами…

– Думаю, это все бабушкины сказки, – произнес я. – Но что в Поле полей соваться не стоит, это ты верно подметил, оно нам совершенно ни к чему.

Когда крейсер-призрак остался позади, берега реки довольно резко разошлись в стороны и перед нами оказался большой участок открытой воды.

– И куда теперь? – поинтересовался я у бородатого лоцмана.

– Направо, – кивнул головой Толян, указывая на какие-то мачты, торчавшие неподалеку возле правого берега. – Правь на затонувший фрегат, не ошибешься. До войны, говорят, на нем чего-то ели, ресторант это называлось, ага. Специально за этим приезжали люди, типа, в своей избе пожрать нельзя… Потом он утонул, ага. Так вот, за ним сразу еще раз направо. Надеюсь, с Крепости нас не подстрелят…

Он не успел договорить (а я только-только успел повернуть), как примерно в полукилометре от нас глухо бумкнуло. Вода возле левого борта немедленно вспучилась, брызги хлестнули по палубе, обдав нас водой до колен.

– А, мать их за ногу, заметили! С Государева бастиона стрельнули!

Прямо по курсу медленно расползался в стороны туман, открывая поистине величественную панораму Крепости.

Конечно, по своей архитектуре она совершенно не напоминала московский Кремль, но тяжелого, сурового величия в ней тоже было немало. Красноречиво лаконичные формы равелинов, гигантские заостренные зубы бастионов, прямые, словно клинки мечей, линии стен… И над всем этим великолепием военного гения, воплощенным в камне, взметнулся длинный и узкий шпиль, похожий на клинок шпаги, проткнувшей небо. Тот самый, призрак которого я видел в тумане на Сестрорецком болоте, перед боем с тамошними чудовищами…

Правда, восхищался я недолго – не до того было. Из крепости стреляли прицельно, и не разверни я катер, снаряд точнехонько врезался бы нам в борт. Поэтому я не мешкая увеличил обороты двигателя и направил катер прямо на крепость, при этом бешено вращая штурвалом и петляя, словно заяц.

Маневр удался. По второму выстрелу я понял – стреляют не из современных пушек, а из старинных чугунных и, естественно, не снарядами, а ядрами. Ну, уже легче. Тем более, что теперь я окончательно осознал задумку Толяна – возле самой крепости, сразу за остатками когда-то громадного моста, повернуть направо, после чего нырнуть в узкий проток, устье которого я уже мог разглядеть. Туда я и направил катер, не переставая выписывать на воде извилистую линию.

Правда, делал я это скорее для подстраховки. Из крепости пальнули еще пару раз и перестали. Возможно, поняли, что мишень слишком сложная, и решили не тратить порох с ядрами попусту. Вот и ладушки, вот и хорошо.

Катер пролетел меж опорами моста, при этом я краем глаза заметил… зайца, сидящего на свае, что торчала из воды. Заяц, похоже, был металлический. Скульптурка в натуральную величину, будто коконом заботливо укрытая небольшим белым Полем смерти.

– Охраняет оно его, – подал голос Толян. – В смысле, зайца. Бережет. Так и сидит тут уже много лет.

Я не совсем понял, кто сидит много лет, заяц или Поле. Но по-любому порадовался, что обновленная природа случайно ли, намеренно ли бережет памятники прошлого. Конечно, скорее всего, Поля смерти каким-то образом привлекает металл, но подсознательно мне хотелось верить во что-то более красивое и значимое, чем простая тяга Полей к определенным химическим веществам. Такова уж сущность любого человека – хоть немного, самую малость верить в чудеса…

Между тем, пока я размышлял о высоких материях, руки крутили штурвал, самостоятельно сделав все необходимое. Катер влетел в, скорее всего, искусственный узкий проток, окружавший еще один остров. На острове находилось подковообразное укрепление, двумя своими «рогами» обращенное к Крепости. Причем, сейчас эти трехэтажные кирпичные «рога» были основательно обломаны. Меж ними стояла довольно хлипкая кирпичная стена, как попало укрепленная всяким габаритным мусором и… остатками разбитых боевых машин двадцатого века.

Я совершенно точно успел разглядеть помятый ядрами минный заградитель, похожий на приземистого стального крокодила с обрубленным хвостом, и плавающий транспортер – просто габаритную груду металла, покоящуюся на разбитых гусеницах. Я неважно знаю историю Петербурга, но вроде именно на этом острове до Последней войны должен был находиться военно-исторический музей с кучей всякой боевой техники, выставленной снаружи, и морем образцов разнообразного оружия, выставленного во внутренних помещениях музея. Только откуда я обо всем этом знаю? Ага, точно, вспомнил. Об этом месте мне рассказывал у костра один малознакомый сталкер родом из Петербурга. Учился он вроде как в Военмехе, и диплом инженера по специальности «Стартовые комплексы ракет» ему вручали именно здесь, в музее, который теперь был превращен в укрепленную огневую точку.