📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаЗанятие для старого городового. Мемуары пессимиста - Игорь Голомшток

Занятие для старого городового. Мемуары пессимиста - Игорь Голомшток

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 64
Перейти на страницу:

Возможно, рукопись так и пролежала бы у меня на полке, если бы не Эндрю Нюрнберг. Эндрю окончил отделение славистики Лондонского университета, во время прохождения практики в Москве подружился с компанией друзей Маши Климовой, каковая компания вилась вокруг «дядюшки» Ростислава Борисовича[10], и Эндрю разыскал меня вскоре после нашего приезда в Лондон. Тогда он работал клерком в маленьком литературном агентстве, которое перешло к нему после смерти хозяина (сейчас это одно из крупнейших литературных агентств Великобритании с отделениями в России, Китае, странах Восточной Европы и Прибалтики). Его стараниями в 1990 году книга вышла в английском издательстве «Коллинз Харвилл» в блестящем переводе Роберта Чандлера, одновременно отдельным изданием в США и в переводах во Франции и Италии. Любопытная деталь: судя по рецензиям, в Италии и во Франции книга была встречена тепло, но получила довольно холодный прием в Англии и США. Очевидно, для людей, не переживших на собственном опыте идеологического пресса тоталитарного режима, само это понятие воспринималось не более чем некая научная абстракция. В России книга была опубликована в 1995 году, и, кроме парочки довольно злобных рецензий, широкого обсуждения в прессе не нашла.

Глава 10 Встречи (штрихи к портретам)

Моя работа в Оксфорде, а потом на радиостанциях давала возможность встречаться со многими интересными людьми.

Культурная жизнь в Оксфорде била ключом. Давал концерты Герберт фон Караян, Нуриев ставил в университетском театре «Ромео и Джульетту» Прокофьева, приезжали с лекциями звезды мировой науки и наши известные эмигранты: Синявский, Коржавин, Войнович, Зиновьев, Ростропович… Завязывались отношения, продолжавшиеся много лет.

Приезжал с выступлениями и Иосиф Бродский, уже нобелевский лауреат. Мы с Ниной решили устроить в его честь обед в нашем доме и пригласить преподавателей-славистов. Уже с утра раздавались звонки от поклонниц Бродского с указаниями, каким луком заправлять и каким перцем посыпать (что-то в этом роде) котлеты для Иосифа. Народу собралось довольно много. Бродский пришел раздраженный и мрачный — у него были неполадки с сердцем. Пришлось вызывать врача.

Я посадил его за стол рядом с Анной Пеннингтон, преподавательницей в женском колледже Санкт-Маргарет. Маленькая, незаметная, похожая на серенькую мышку, преданная свом коллежским девочкам, Анна была известна как переводчица, автор солидных монографий и специалист по русской церковной музыке. Бродский сидел мрачный, еще не оправившись от приступа. И вдруг его осенило: «Так вы Анна Пеннингтон, — обернулся он к Анне, — это вы перевели Васко Попа?» Как считал Бродский, эти переводы стихов югославского поэта повлияли на ход европейской поэзии. Он стазу ожил, обнял Анну, и настроение за столом поднялось. На следующее утро мы уже сидели в ресторанчике, где Иосиф обсуждал с Анной стихотворные дела.

У Вики Швейцер я в последний раз виделся с Иосифом Бродским. Только недавно он перенес вторую операцию на сердце, ему было категорически запрещено курить, но он стрелял у меня сигареты и говорил, что без курева работать не может. Иосиф прочитал нам свое новое стихотворение «Представление», которое он посвятил Михаилу Николаеву. Он читал в своей обычной манере, растягивая интонации, подчеркивая музыкально-ритмическое течение строф, так что понять содержание было трудно (как-то в Оксфорде, когда Бродский читал свои стихи перед большой аудиторией, одна английская славистка спросила у меня: «Это как литургия?»). Когда я прочитал «Представление» глазами, мне показалось, что это — предсмертное стихотворение Бродского, хотя ему суждено было прожить еще несколько лет: прошлое и настоящее возникали здесь, освещенные не земным, а каким-то надмирным светом. Я считаю это стихотворение одним из его шедевров.

Александр Александрович Зиновьев приезжал с лекцией о математической лингвистике для английских специалистов в этой области. Английского он не знал, а когда я спросил, как же он собирается ее читать, он сказал, что ночью просмотрит правила грамматики и выберет из словаря нужные слова. Говорили потом, что прочитал он лекцию вполне внятно. Возможно, матлингвистика не нуждается в диалектах, кроме своего собственного, но за ночь подготовить лекцию на незнакомом языке, а потом прочитать ее — для этого надо обладать компьютерными мозгами.

Зиновьев приходил к нам, потом я бывал у него в Мюнхене, встречался в Лондоне, брал у него интервью. Он всегда шел против течения. Я не знаю более острой критики коммунистического режима, чем в его «Зияющих высотах», и в то же время в других своих книгах он утверждал, например, что при Сталине было подлинное народовластие, что чистка армии перед войной имела свой смысл, потому что она избавила армию от малограмотных командиров с опытом еще Гражданской войны и посадила на их места молодых лейтенантов, закончивших военные училища, что навлекало на него гнев известных советологов. Мне он рассказывал, что и с крестьянством при Сталине было не так просто. Сам он родился в беднейшей многодетной крестьянской семье, первый раз в жизни спал на простынях в тюрьме на Дзержинке, куда попал за какие-то неортодоксальные высказывания после того, как в 13 или 14 лет за выдающиеся способности был послан учиться в Москву. Благодаря советской власти он и его братья достигли положения, которого не смогли бы добиться в старой России. Во всем это был, конечно, 1 % розановской правды, которую Зиновьев отстаивал вопреки принятому мнению. И я не удивился, когда узнал, что во время перестройки Зиновьев вернулся в Россию и примкнул к коммунистической партии. Он и тут шел против течения.

Помимо текущих программ о лондонских выставках, юбилеях и прочих культурных событиях, я делал еще и большие серии тематических передач — о масонстве, анархизме, об английской истории, тоталитарном искусстве и о многом другом. Когда мы готовили большую серию программ о сталинизме, я вместе с нашей сотрудницей Лиз Робсон совершил турне по американским университетам — Гарвард, Принстон, Беркли, Стенфорд, Колумбийский университет в Нью-Йорке — с целью взять интервью у крупнейших ученых-советологов. Такие поездки и интервью давали возможность знакомства с интересными людьми.

Фридриха Горенштейна я бы отнес к пятерке самых значительных российских современных писателей. Когда на Западе был опубликован его роман «Псалом», я поехал интервьюировать его в Берлин. Он жил в маленькой муниципальной квартирке на окраине Берлина с женой и кошкой, кажется, единственным живым существом, с которым он находил общий язык. По его роману я представлял себе Горенштейна этаким знатоком талмудической литературы и иудаистики. Нет, по его словам, он ничего подобного не читал, кроме Библии и еще одной книжки, вышедшей в начале прошлого века, о Христе (автора и названия я не помню), которой, кстати, пользовался и М. Булгаков при создании образа Га Ноцри в «Мастере и Маргарите». Это было удивительно!

Одно такое мое бибисишное интервью закончилось самым неожиданным образом.

В 1983 году в Лондоне была представлена инсценировка по роману Достоевского «Преступление и наказание» в постановке Юрия Любимова. После окончания спектакля к режиссеру подошли чины из советского посольства и начали давать ему какие-то указания. Любимов взбесился и заявил, что больше он в Советский Союз не вернется. Сенсация получилась грандиозная. Чтобы спасти Любимова от толпы настырных журналистов, мы, по его просьбе, вышли из театра через черный ход и я увез его к себе. У нас Любимов с женой и маленьким сыном прожили недолго. Но на нашей же улице он снял для репетиций большое помещение бывшего склада. Я иногда присутствовал на его репетициях, а он в перерывах приходил к нам обедать. Английским актерам работать с ним было непросто. Они не привыкли, чтобы режиссер давал им указания, какое место — с точностью до сантиметров — занять на сцене, куда поставить ногу, как прореагировать на реплику партнера. Это была другая театральная традиция.

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 64
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?