Немного скандала - Эмма Уайлдс

Картина берет за душу, решила София. Если внук Симеона хоть вполовину столь же талантлив, интересно было бы посмотреть, что напишет он, имея такую модель, как Эмилия.

— Но это никогда не выставлялось? — осторожно поинтересовалась её племянница вполоборота к хозяйке, но не отрывая взгляда от картины.

— Ни разу, — кивнув, подтвердила Делла.

— Тогда, — тихо продолжала Эмилия, — откуда у меня чувство, что я видела это раньше?

Лорд Уэстхоп предложил ей руку, явно желая увести прочь, чтобы снова быть с ней без посторонних — насколько, конечно, возможно в переполненной гостиной.

— Дорогая, наш разум часто играет с нами подобные шутки.

«Откуда тебе знать про разум» — ясно читалось на лице Эмилии. Подобные умственные усилия не для Уэстхопа.

— Одну минуту, — настаивала она, игнорируя его настойчивое желание пройти дальше. — Это мне знакомо.

Делла промурлыкала:

— Как я уже сказала, меня уверяли, что эти картины никогда не выставлялись. Однако его стиль ни с кем не спутаешь; возможно, вы видели что-нибудь другое из его работ.

Взгляд Эмилии был прикован к задрапированной фигуре у скалы.

— Ожерелье.

София взглянула внимательнее. Восхитительное ожерелье, настоящее произведение ювелирного искусства, но почему так взволнована племянница?

— Что — ожерелье?

Эмилия тихо ответила:

— Я видела его раньше. На портрете в галерее Брукхейвена. Там другой сюжет, разумеется. Но готова поклясться: это тот же самый алмаз-подвеска в золотой филиграни… и эти синие камни! Я почти уверена, что не ошибаюсь!

— Это поразительно! Кто бы мог подумать! Наверное Симеону позировала женщина из вашей семьи. — Делла была заинтригована. — Я спрошу Фредди. Может быть, его дед записывал имена своих моделей. Полагаю, что записывал, но он был человек весьма эксцентричный, так что наверняка сказать нельзя.

Смуглая кожа, восхитительные черные волосы — не похоже ни на одну из Паттонов, кого знала София. Но что-то было в ней такое.

— Боже мой! — прошептала она, отметив взглядом высоту скул и роскошный водопад черных, как смоль, волос. Может быть, ожерелье действительно было знакомо Эмилии, однако чувствительную струну могло задеть и кое-что иное. София уже видела, что прибыл Ричард. Теперь она взволнованно оглядывала гостиную, пытаясь заметить его в толпе. Изо всех сил пытаясь казаться невозмутимой, он извинилась перед Деллой как раз в тот момент, когда Уэстхопу наконец удалось увлечь Эмилию к следующей картине.

Это стоило немалых усилий, но она наконец отыскала Ричарда. Как всегда, он был воплощением светской утонченности в темном вечернем костюме. Его низкий смех был как теплое дуновение. Он беседовал с группой джентльменов, в основном того же возраста, что и он, и все они понимающе улыбнулись, когда она пробилась сквозь толпу и без церемоний схватила его за руку.

— Добрый вечер, — едва сумела она сказать с выражением надлежащего апломба. — Нельзя ли, джентльмены, на несколько минут похитить у вас сэра Ричарда?

Выражение их лиц подсказало Софии, что интерес Ричарда к ней уже не секрет для общества, но сейчас это ее нисколько не беспокоило. Он охотно последовал за ней, но вид у него был озадаченный.

— Что-то случилось, дорогая?

Она потащила его к картине, стараясь скрыть волнение.

— Не знаю, но, вероятно, вы сумеете помочь. Вы уже осмотрели всю выставку?

— Сказать по правде, я еще ничего не видел, — признался он растерянно. — Тут ужасно много народу, а я только что приехал. Почему вы спрашиваете?

— Вы должны увидеть вот эту, — заявила она, с замиранием сердца думая: неужели перед ней забрезжила разгадка, хотя все кусочки головоломки еще не сложились в единое целое? Но может быть, она ошибается…

Пришлось искусно маневрировать, но она сумела снова подобраться к «Соблазнительнице», расточая вокруг извиняющиеся улыбки. На самом деле она оттолкнула одну сердитую даму в отвратительном пурпурном платье, которая бросала на нее убийственные взгляды, потому как им не удавалось увидеть картину как следует, и Ричард начал довольно громко посмеиваться:

— Не то чтобы я возражал, когда прекрасная дама похищает меня на виду у любопытных свидетелей, однако неужели это так важно?

— Вот эта картина. — Она указала на картину веером. — Или, что еще важнее, женщина.

Он застыл как громом пораженный. Она чувствовала, как напряглась его рука под ее пальцами, любезная улыбка померкла. Через минуту он уверенно кивнул:

— Это Анна Сент-Джеймс.

Степенный лакей сообщил Алексу, что лорд Хатауэй дома. Однако через несколько минут слуга вернулся и вернул Алексу его визитную карточку. Вид у него был смущенный.

— Простите, милорд. Его сиятельство не принимает.

Разумеется, Алекс знал, что граф скорее всего откажется его видеть. Но он надеялся на толику учтивости и хотя бы любопытства — вдруг толкнут чашу весов?

— Никого не принимает, — сухо поинтересовался он, — или только меня?

— Не могу сказать, сэр. — Пожилой лакей заметно волновался, поэтому Алекс понял, что распоряжение относится только к нему, да еще было высказано в весьма нелестных выражениях.

Держа карточку меж пальцев, он снова заставил лакея ее взять.

— Скажите графу, что я сын своего отца, но не герцог собственной персоной. У нас с графом нет разногласий. Напротив, есть одна очень важная тема для разговора. Я просто хочу поговорить с ним о леди Эмилии. Кстати, она дома?

— Нет, милорд. Она у портнихи.

Это к лучшему. Если ее отец вздумает вывести его из дома за ухо, она не услышит криков.

Дворецкий с неохотой взял карточку и снова исчез в глубине великолепного дома. Алекс принялся изучать чудесный столик-маркетри. Возможный исход дела его не особенно тревожил, но он был начеку. Нужно было разыграть партию без главных козырей, чтобы не причинить боли Эмилии.

Он даст ей и помолвку по всем правилам, и официальное бракосочетание при полном одобрении ее отца — если сможет. Поэтому нужно хотя бы попытаться. Для него главным было счастье возлюбленной, и его уважение к ее чувствам должно было служить доказательством его любви. Он хотел получить ее любой ценой. Но если возможно, лучше избежать трений, которые эхом отразятся на их будущем. Весьма вероятно, у них появятся дети — насколько он понимал, первенец мог быть уже в пути. Представить только, что они будут расти на поле раздора между семействами Паттон и Сент-Джеймс!

Нужно уладить дело миром.

— Простите, сэр, но его сиятельство…

Алекс обернулся, его лицо превратилось в маску безучастия, В конце концов, он сын герцога Беркли и с самого рождения видел, что такое ледяное высокомерие.