Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Я шел на цыпочках к своей комнате, когда распахнулась дверь маминой спальни.

– Вот ты и попался, Норман.

– Я вставал попить молока, – сказал я.

– Не думаю. Иди спать, а с этим мы разберемся завтра.

* * *

За завтраком мама сообщила мне, что я буду заперт дома на все выходные.

– Что за бред! – воскликнул я.

– Еще одно слово – и в следующие выходные будет то же самое.

– Посмотрим-посмотрим, – сказал я.

Она пристально поглядела на меня, а я ухмыльнулся и зачавкал хлопьями. Я заглотил свою порцию в один присест, поставил миску в раковину, схватил скейт и вышел.

– Ты взял с собой обед? – крикнула мама мне вдогонку.

Я ничего не ответил и понесся на скейте во весь опор, чтобы успеть на автобус до школы Пола Ривера.

* * *

Когда я пришел из школы, мама с Ником были на кухне. Он хмуро посмотрел на меня. Я направился в свою комнату.

– Норман, – окликнула меня мама.

Я остановился.

– Что?

– Вчера вечером ты задержался на сорок пять минут.

– Автобус пришел позже, – ответил я.

– Ты врешь и не краснеешь, – рявкнул Ник. – Джан, это уже стало второй натурой.

– Хватит, успокойся, – сказал я ему.

Ник покачал головой.

– Ты ступил на кривую дорожку, Норман, – изрек он.

– Да плевать, – ответил я.

– Вчера мне звонила мама Шэрон, – сказала мама.

Сердце у меня ушло в пятки, в голове было совершенно пусто.

Я посмотрел на нее, всем своим видом говоря: «И что дальше?»

– Ты брал машину ее мамы, да или нет? – спросил Ник.

– За рулем был не я.

– Ей 13 лет! – вставила мама.

– Я отговаривал ее.

– Но ты сел в машину, – продолжал Ник.

– Она все равно собиралась ехать, со мной или без меня.

– А ты бы спрыгнул с моста, если бы она тебя об этом попросила? – напирал он.

– Я опоздал на автобус. Не успел.

– Когда они обнаружили, что машина исчезла, было 19.30. Ты приехал домой в 22.45.

– Я ничего не сделал. Просто прокатился с ней, – сказал я. – Она бы все равно поехала.

– Одно тупое отпирательство, ни тени раскаяния – меня с этого воротит! – заявил Ник.

Я пожал плечами:

– Да мне плевать…

Через секунду его рука была у моей шеи. Я попятился и схватил Ника за плечо, и тогда он приподнял меня над полом и ударил о холодильник. Я сполз вниз, от удара об пол у меня перехватило дыхание. В его глазах пульсировали кровавые прожилки, лицо побагровело, а ногти впивались мне в горло. Я легко мог наброситься на Ника – руки у меня были свободны, а его лицо ничем не защищено. Но мои мышцы стали ватными. Я боялся дать ему отпор.

– Пусти! Я задыхаюсь, – сказал я.

– Ник, отпусти его!

– Еще раз увижу у тебя вот это выражение – будто ты посылаешь меня в жопу, сдеру его с твоей физиономии вместе с кожей.

– Понял, – пролепетал я и кивнул.

Ник разжал пальцы. Я снова мог дышать.

Он стоял на месте.

– Чудная семейная сценка, – сказал он с сарказмом, и они с мамой рассмеялись. Я понял, что она опять на его стороне.

– Ты в порядке? – спросила мама.

Я ничего не ответил. Встал и уставился в окно.

– Норман, твоя мать задала тебе вопрос, – заорал Ник.

– Да, все супер, – ответил я, все так же глядя в окно.

– Ну вот и славно. Итак, ты заперт дома на две недели, – сказала мама. – Никаких прогулок. После школы сразу домой. Все ясно?

– А серфинг? – спросил я.

– Никакого серфинга.

Я повернулся и посмотрел на маму.

– С чего это ты взял, что можно будет ездить на серфинг, если тебе вообще нельзя выходить из дома? – спросил Ник.

Хотелось послать его в жопу. Однако в его словах был резон: если ты заперт дома, то какой уж тут серфинг.

– Наконец-то ты научишься думать о последствиях, – добавил Ник. – Помнить, что они есть у каждого поступка. Знаешь, в чем разница между жизнью и мужским достоинством?

Это прозвучало довольно странно, но я-то знал, в чем тут подвох.

«Да, жизнь жестче», – подумал я и даже ухмыльнулся.

* * *

Я отбыл наказание за опоздание и вранье, на смену зиме пришла весна, мы вернулись в свой домик на краю каньона, и, пожалуй, все это время в голове у меня был исключительно серфинг и секс, хотя я по-прежнему оставался девственником. Прямо перед весенними каникулами Шэрон ушла к одному восьмикласснику. Как-то раз она отозвала меня в сторонку и объяснила, что он просто больше в ее вкусе. Я ушел от нее на ослабевших ногах и, зайдя в туалет, почувствовал, что вот-вот расплачусь. Я не любил ее и не мог понять, почему мне так больно. Заперся в кабинке, чтобы никто не увидел меня в таком состоянии.

Еще вчера я целовал Шэрон, а сегодня она ушла… Хотелось снова прикасаться к ней, прижиматься к ее телу. Те моменты, когда мы ласкали друг друга, внезапно показались мне верхом блаженства, и я очень тосковал по ним. Я рассказывал ей такие вещи, о которых знала только Элинор. Разум мой судорожно пытался найти замену Шэрон. Еще недавно она лежала подо мной, а я целовал ее в шею и чувствовал ее дыхание на своем ухе. Теперь же она исчезла, бросила меня, отправила в свободный полет. Я упал на колени и плюнул в унитаз, с трудом удержавшись от рвоты.

А потом вдруг вся агрессия, которая скапливалась во мне последние месяцы, выплеснулась наружу. Я принялся пинать ногами дверь кабинки, долбил снова и снова, пока щеколда не сломалась. Я пошел к раковине и почувствовал, что мне уже легче. Напряжение отпустило. Я ополоснул лицо водой и окончательно остыл. На обратном пути к нашему тусовочному пятачку возле кафетерия я думал о том, что нужно надавать Нику.

В пятницу вечером я поехал на скейте на вечеринку. Со мной были ребята из серферской компашки, и они сцепились с какими-то парнями спортивного вида. Я вспомнил, что когда-то и сам был из таких. Хотелось кому-нибудь врезать – для разнообразия было бы неплохо немного побыть обидчиком, а не жертвой. Но я просто стоял в сторонке и наблюдал.

* * *

Как-то в выходные я вернулся с пляжа, и мама сообщила мне, что у бабушки Оллестад рак легких. Я вспомнил о своем вечно больном горле и дотронулся до шеи. Мне стало казаться, что у меня может развиться рак горла.

– А разве она курила? – спросил я.