Инженер его высочества - Андрей Величко

— Учеба на парашютисток-радисток, — предложил я и, увидев, что Татьяна не поняла, добавил: — Потом объясню, но это действительно может оказаться важным.

— Да, пусть. И им надо сказать, что если вдруг появится желание добиться благосклонности великого князя, то возражений руководство не имеет. И особо подчеркнуть, что в случае успеха никаких, абсолютно никаких дополнительных обязанностей на них не возлагается!

— Спасибо, Танечка, — серьезно сказал я, — вы предложили очень удачное решение проблемы, даже и не знаю, как вас поощрить.

— Ну так уж и не знаете, — кокетливо улыбнулась дама, сделав вид, что собирается расстегнуть крючок платья.

— Не знаю, — с некоторым сожалением повторил я, — но обязательно что-нибудь придумаю.

Некоторые считают, что спать с подчиненными категорически нельзя. У меня несколько другое мнение: в принципе можно, если по их инициативе, конечно, но только с не очень нужными. Но Татьяна под эту категорию никак не подпадала. Вот и приходилось, фигурально говоря, наступать себе… ну, в общем, на горло собственной песне.

Я маялся уже час. Если я проводил линию нижней рейки той решетчатой конструкции, что заменяла «Пересвету» фюзеляж, из соображений прочности, то шасси оказывалось недопустимо близко к центру тяжести. Если же я пробовал сначала нарисовать шасси на своем месте, а потом просто по линейке провести линию от оси колес к хвосту, то и без расчетов было видно, что при условии нужной прочности это уже будет не рейка, а хорошая доска. А в это время, между прочим, мои конструкторы занимались делом — рисовали модернизированный «Тузик» с движком Т-4, мощностью в сто шестьдесят лошадей!

Похоже, я допускаю системную ошибку… Если какое-то техническое решение в любой своей форме имеет ясно видимые недостатки, то не послать ли его на фиг? Ладно, убираем прямую рейку. Что, вместо нее изогнутую ставить? Нет, все-таки должен быть какой-то предел уродливости конструкции. Убираем совсем, как в анекдоте про стихи Василия Ивановича. Убрали, что видим? Все промежуточные рейки и растяжки уже не нужны, а оставшаяся верхняя для достижения нужной прочности должна быть толщиной с хорошее бревно. И сколько ж тогда оно будет весить? Все-таки хорошо, что калькуляторы появились уже после того, как я научился быстро считать в уме. Значит, даже если оно будет из липы, то навскидку килограмм двести… Сильно много, пожалуй. Стоп, но к нам же недавно пришел целый пароход с бальсой! Она вообще-то для модифицированных «Тузиков», но ее много, и пароходу недолго и еще сплавать, если надо. Значит, балка из бальсы… Да, пожалуй, а лучше две в одной плоскости. Соединяем их перекладинами, наподобие лестницы… Я быстро зачеркал карандашом по ватману. На глазах получалась не то чтобы красивая, но, по крайней мере, законченная и логичная конструкция. Самолет, который только что, строго говоря, вообще не имел фюзеляжа, вдруг приобрел их сразу два! Вертикально, один над другим. Выглядел этот шедевр так. Крылья — почти как у «Святогора», только чуть побольше размах, верхнее крепится к верхнему фюзеляжу, той самой лестнице. Спереди — горизонтальное оперение (утка, однако), сзади — два киля буквой «V». К верхнему крылу крепится нижнее при помощи системы расчалок и тросов. На центроплане нижнего крыла закреплен нижний фюзеляж, он короткий, вроде коляски от мотоцикла, там сидят пилоты, в носу тянущий мотор, сзади пулемет. Еще два толкающих мотора стоят между крыльями, ближе к задней кромке. Моторамы крыльевых движков снизу переходят в шасси. Движки Т-1, то есть обычные наши двухцилиндровые оппозиты по сорок сил.

Я постарался поглядеть на эскиз критиканским взглядом. Итак, начинаем: какой урод вообще догадался сделать два фюзеляжа? «Сам ты урод, — сказал я своей критической половине. — Если оставить один верхний, то некуда будет девать третий мотор, а без него центровка накрывается медным тазом. А если оставить один нижний, то опять некуда девать мотор, потому что спереди должно быть горизонтальное оперение. Если же, на радость плагиаторам, при заданной развесовке отказаться от „утки“, то получится нечто вроде маленького „Ильи Муромца“, то есть самолет, у которого практически один хрен — что взлетная, что максимальная скорость плюс отсутствие устойчивости к штопору. Поэтому лучше остановиться на том, что конструкция если и не гениальна, то хотя бы талантлива, и приступить к деталировке». — «Постой, постой, — завопила половина-критик, — у тебя что, костыль будет крепиться не к фюзеляжу, а к килям?!» — «Ну вот еще, — фыркнула моя творческая составляющая. — Очень даже к фюзеляжу, только он будет достаточно длинным и сделан буквой „V“. Сразу появляется и амортизация, и точка крепления тросов, которые все равно нужны для жесткости». Критиканская половина приуныла, но не сдалась. «А вот скажи-ка ты мне, — продолжила она, — как крыльевые моторы заводить будут? Два здоровенных казака в грязных, да еще подкованных сапогах полезут на нежные крылья…» — «Мысли тебе тупые в голову лезут, а не казаки на крылья. Я здесь технический гений или кто? Вот прямо сейчас сяду и изобрету кривой стартер, то бишь заводную рукоятку. И казаки будут ее крутить, как белые люди, стоя на земле. Все, что ли? Тогда свободен».

И вновь объединившийся в одно целое я взялся за детальную прорисовку верхнего фюзеляжа.

А тем временем количество новообразованных организаций в Георгиевске продолжало увеличиваться. Появилась спортивная школа — место, где казаки Богаевского, орлы шестого отдела и Танины девочки будут постигать премудрости нанесения ущерба организму противника при помощи рук, ног, головы, подручных предметов, холодного, огнестрельного оружия и прикладной химии. Там же должны будут осваиваться и методики интенсивного допроса. Преподавательский состав в основном уже имелся, это были наиболее продвинутые из тех же казаков и четыре китайца. Судя по именам — прямые предки Брюса Ли: Ли Шувень, Ли Цзанчен, Ли Шусэн и Ли еще кто-то. Ко всем обращались «господин Ли». Кроме того, там был сосватанный Гиляровским отставной городовой с Хитровки и один бывший хирург, к моменту появления у нас успешно пропивший работу, совесть и начинающий помаленьку пропивать ум, но с еще сохранившимися серьезными профессиональными навыками.

Утро 7 мая 1901 года выдалось теплым и солнечным. На Царскосельском вокзале Петербурга царила обычная суета, и только пятеро мужчин, никуда не спеша, стояли в стороне и курили, причем один из них — самый старший — какую-то странную сигарету с желтым мундштуком. Докурив, они неторопливо направились к подходившему поезду.

Тем временем на перроне появились еще два действующих лица. Пожилой, даже, скорее, старый господин с растрепанной бородой, в расстегнутом пальто почти бежал, а за ним, вроде и не спеша, но и не отставая, двигался прилизанный тип неприметной наружности. Вдруг господин резко остановился и, как кролик на удава, стал смотреть на приближающийся паровоз. Группа курильщиков куда-то исчезла, остался только владелец странных сигарет, он неспешно приблизился к делающему судорожные движения господину. Тот закрыл глаза и дернулся было под паровоз, но в последний момент удержался… Дальше события пошли развиваться стремительно. Господин собрался было сделать шаг назад, однако неприметный тип резко толкнул его в спину. Но появившийся как из-под земли один из курильщиков не дал свершиться непоправимому, аккуратно придержав господина за шиворот. Трое оставшихся сноровисто завернули неприметному руки за спину и быстро куда-то уволокли. Находящийся в прострации господин был аккуратно препровожден до извозчика и доставлен на одну из питерских квартир, принадлежащих великому князю Георгию.