Стена между нами - Анни Кос

Слова Риана бьют больнее плети, сдирают кожу. Закрываю уши, чтобы не слушать речь, пропитанную змеиным ядом.

— И вот тогда ты вспомнишь меня и мои наставления, захочешь повернуть время вспять, но будет поздно. Едва ардере решит, что ему достаточно наследников, он лишит тебя магии. И ты останешься по эту сторону Стены, покинутая драконами, забытая людьми. Будешь вечно смотреть вслед новым избранным. Юным, сильным, самонадеянным, мнящим себя центром мира. Будешь взывать к их благоразумию, на коленях умолять исправить то, что не смогла исправить ты, но всё будет бессмысленно. Потому что шанс, Лиан, дается лишь один раз.

— Хватит! — кричу изо всех сил — и, к моему удивлению, Риан замолкает.

Звенящая тишина падает на нас неподъемным грузом. Увы, киссаэру удается пробудить во мне вечные женские опасения. Небезосновательные, правдивые, находящие подтверждение повсеместно вне зависимости от того, люди кругом или ардере, — и от этого на губах чувствуется горечь.

— Я умолкну, девочка, но вот как ты заставишь молчать страхи, приходящие в ночи?

Он тяжело вздыхает, садится на лавку под стеной, переплетает пальцы рук, в голосе его появляются увещевательные нотки.

— Одумайся, ведь еще ничего не потеряно. Не гонись за иллюзией счастья, ты вырвешь у судьбы год, пять, десять, а потом столкнешься с неизбежным. Не лучше ли принять его сразу?

— Выполнив ваш приказ? — поначалу мой голос срывается, но с каждым словом крепнет, будто мне удается прорваться сквозь липкую паутину. — И где гарантия, что, разрушив Стену, я не буду просыпаться по ночам от осознания, что начала войну? Вы говорите, что брак с Дорнаном не гарантирует мне счастья, но правда в том, что никто и ничто не может гарантировать мне его. Какой смысл гнаться за призраками и ловить утренний туман? Солнце все равно прогонит первых и развеет второе. Отступите.

Я подхватываю с пола изорванный плащ, накидываю его, стараясь замаскировать дыры на одежде, и иду к двери. Засов на ней ржавый и поддается плохо, а может, у меня слишком дрожат руки, чтобы справиться с тяжелым железом, но Риан не пытается помешать мне, задержать, остановить.

Оглядываюсь — киссаэр сидит в той же позе. Дверь уже открыта, но я не спешу уходить, наоборот, прижимаюсь лбом к грязным доскам.

— Мы можем найти иной путь, я уверена, — говорю негромко. — Ардере не желают нам зла и справляются с наследием прошлого, как умеют. Сделайте попытку поговорить с Дорнаном, протяните ему руку, а не рубите её.

Замираю в ожидании ответа, в последней, безумной надежде на то, что киссаэр согласится отказаться от задуманного. Но Риан вдруг начинает смеяться. Сперва тихо, потом всё громче и громче, до слез и всхлипов, словно безумец. На мгновение он прячет лицо в ладонях, а потом медленно поднимает на меня глаза, полные ярости и холодного отчаяния.

— Думаешь, я не пробовал? — спрашивает хрипло. — Было всё: уговоры, просьбы, мольбы, угрозы. Ардере остались глухи. Только борьба, только огонь и разрушение, только так нас услышат.

— На мою помощь не рассчитывайте, — качаю головой. — Хотите сходить с ума — делайте это в одиночестве.

— Не изменишь решение, даже если Дорнан окажется лжецом? — произносит он вкрадчиво. — Книги, руины, история… Ты молодец, что не побоялась искать так далеко в прошлом. Но скажи, видела ли ты договор, заключенный после войны? Он ведь касается избранных, неужели не интересно?

Пожимаю плечами: нет, не видела, да и какая разница?

— Так я и думал. Что ж, тогда позволь рассказать, дорогая моя девочка, то, о чем не желают помнить твои обожаемые драконы. Великий Перелом — их вина целиком и полностью. И начал войну не кто иной, как дед Дорнана. Могучий, прекрасный, не ведающий отказа алти-ардере прошлого. Боги наделили его властью и силой, но, увы, не послали мудрости, а может, наказали за чванливость и высокомерие любовью к одной из человеческих женщин, дочери мелкого князька. Наверное, она была веселой хохотушкой с золотыми косами, хотя, с тем же успехом могла быть темноволосой молчуньей, кто это помнит? В их браке не было никакого смысла, у алти-ардере уже подрастал сын от байниан, а девушка вот-вот должна была выйти замуж за возлюбленного. Но единственное, что оказалось важно для дракона — это то, что она посмела отказать. Высмеяла его прилюдно, заявив, что не станет тратить свою молодость на жизнь с двуликим ящером, что настоящая любовь стоит больше, чем золото и знатность.

— К чему это всё? — перебиваю Риана.

— О, скоро поймешь. Владыка ушёл, затаив страшную обиду, чтобы вернуться под покровом ночи, выжигая и разрушая человеческие дома. Он убил всех до единого: детей, взрослых, стариков. Жениха своей возлюбленной сжег на её глазах. Саму строптивицу, конечно, пощадил, забрав в роскошный замок. Не из милости, разумеется, а чтобы насильно сделать своей в ту же ночь. И сделал, даже не смыв с лица пепла и гари пожаров, не стерев с рук кровь её отца и матери.

Мне словно муравьев за шиворот насыпают. С трудом прогоняю слабость и дрожь, спрашиваю, надеясь, что ослышалась.

— Как?

— Да-да. Именно так. Удовлетворив свою похоть, алти-ардере оставил девушку одну, бросив напоследок, чтобы вела себя покорно и молилась Праматери о скорейшем зачатии наследника. А она, не вынеся позора и отвращения к самой себе, шагнула в пропасть из окна собственной комнаты. Разумеется, утаить подобное было немыслимо. Люди, возмущенные самоуправством ардере, требовали мести. Его жизнь в обмен за десятки жизней. Владыка рассмеялся им в лицо и погнал прочь, но люди не отступили. Начались волнения, первые столкновения, пролилась кровь.

Драконы не ожидали такого напора, потому разъяренная толпа смогла добраться до виновника трагедии и попросту разорвала его на части. Остальные ардере наивно надеялись, что его смерть остудит горячие головы, но люди, почувствовав их слабость и неуверенность, только усилили натиск.

Ты знаешь, что сделали драконы? Они отступили. Забились в норы, будто крысы, чтобы через небольшое время вернуться на свободные земли, неся огонь и смерть. Сотни сожженых заживо мужчин, сотни изнасилованных женщин — вот, что ардере дали нашему миру.

Дыхание перехватывает. Нет. Нет. Замолчи! Но Риан продолжает безжалостно:

— Как думаешь, кем были первые люди, оказавшиеся за Стеной? Пленниками, захваченными не на поле боя, в а собственных домах, оторванными от своих близких, а зачастую — единственными выжившими из десятков сородичей.

— Я знаю о том, сколько несчастных погибло. С обеих сторон, — с трудом стряхиваю с себя оцепенение. — Это трагедия, но разве в ней виновен кто-то один? Люди могли остановиться, совершив месть, но ведь не стали.

— Они защищали свою честь.

— И почему я должна вам верить? Ни к югу, ни к северу от Стены никто и никогда не рассказывал этой истории.

— Потому что договор запретил, — снисходительно поясняет киссаэр. — Одним из условий, поставленных ардере, являлось вычеркивание из истории всех упоминаний тех позорных событий. О них запрещалось говорить, записи по обе стороны Стены оказались изъяты и уничтожены. Старейшины людей, подписавшие соглашение, и главы сильнейших родов поклялись молчать, за всеми прочими же присматривали киссаэры. Да-да, девочка, наш орден был создан из тех, кто был связан клятвой молчания, как подражание ордену лхасси, но не для связи с богами или молитв, а для того, чтобы поддерживать удобные для ардере легенды. Прошло всего три поколения, тех, кто видел всё своими глазами и помнил правду, не стало, а остальным и узнать было не у кого. — Он смотрит мне в глаза и интересуется вкрадчиво: — Дорнан не сказал, правда ведь? Наверное, произнес что-то вроде «никто не помнит, с чего началась война». Хотя сам отлично знает: его дед повинен во всех этих смертях, его отец — в замалчивании правды. А он сам… Как думаешь, это единственная маленькая ложь или одна из многих?