Вне закона - Овидий Горчаков

– Нехорошо вышло, – густо покраснел тот. – Да ведь все улики вроде на них показывали.

Среди бажуковцев оказались двое знакомых мне комсомольцев-москвичей из нашей части – Витька Терехов и Глеб Рождественский. Вместе с ними добивался я в центральном комитете комсомола отправки во вражеский тыл, вместе пришли в диверсионно-разведывательную спецшколу, вместе готовились к вылету в сводном учебном отряде Самсонова.

– А что там с Надей вышло? – спросил меня, неловко спешившись, Глеб. – Самсонов, Васька вот рассказывал, Колесникову чуть не предательницей считает?

– Чушь! – сказал я, не без зависти поглядывая на коней. – У вас-то как дела?

Бажуковцы коротко рассказали о своих засадах: после гибели Чернышевича им удалось взорвать и расстрелять на шоссе с десяток автомашин. Я выслушал их не без тайного самодовольства: «А у нас, брат, дела куда лучше ваших!»

– Смирнова-очкарика помнишь? – спросил меня между прочим Виктор Терехов. – Подвел он нас на первой засаде. Очки-то у него во время прыжка разбились, а мы не сообразили, послали его из кювета наблюдать за шоссе. Увидел он там странную картину: идут строем какие-то люди в белых рубашках и руками фортеля выделывают. Он их пропустил и только тут понял, что это солдаты из соседнего гарнизона зарядкой занимаются. Так и проворонили мы целую роту. Без оружия шли! Их можно было бы всех в плен взять. Крепко ранили его гансы. Легкие у него прострелены…

– Ну ладно, хлопцы, – сказал скуластый коми Бажуков, поблескивая на солнце орденом Красного Знамени. – Гроза идет… Ишь кольцо какое вокруг солнца! Мы в лагерь ваш, а вы куда подались?

– Бандитов ищем. Погром они тут устроили. Не попадались вам?

– Вон в той деревне, – Бажуков указал с коня плеткой в сторону леса, за которым скрывалась Рябиновка, – жители жалуются на каких-то грабителей. Нас кормить не хотели, за топоры хватаются, никак мы им втолковать не могли, что не наша это работа! Так и ушли несолоно хлебавши.

– Полегче на поворотах! – крикнул нам на прощание Боков, оборачиваясь в седле. – Смотрите, как бы они из вас шницель не сделали!

– Не маленькие! – ответил Баламут. – Ждите в лагере с победой.

Мы «поснедали» в хате старосты Заболотья, назначенного на эту должность партизанами. Пахло печеным хлебом, парным молоком и теленком.

– И к нам, окаянные, заходили, – рассказал нам староста. – Уже под самое утро. Только одну хату ограбить успели. Вон в тот лесок, как развиднелось, ушли. Их пятнадцать головорезов. Друг дружку еле понимают, сброд страшенный…

– А нас всего трое, – заметил Иванов. – Боровик не в счет. Бросьте вы эту авантюру!

Но мы с Баламутом, перестав хлебать ячневый крупеник, которым угостила нас старостиха, посмотрели так выразительно на Иванова, что он умолк, потупился и в сердцах бросил деревянную ложку на стол.

Далеко и глухо пророкотал гром.

В хату ворвался Боровик:

– Кончай снедать! Вижу дым в лесу. Я туда, а на опушке бандит ходит с винтовкой.

Мигом выскочили мы из хаты и, дожевывая на ходу, побежали вслед за юрким парнишкой по горбатой улице. К лесу вела тропка, проложенная через дышащее медовым запахом цветущее ржаное поле. К опушке подходили шагом, друг за другом, не снимая с плеч оружия. Я сунул руку в карман, нащупал гранату Ф-1.

Солнце то скрывалось за тучей, то выныривало из нее. То вспыхивали, то меркли краски поля и леса…

– Стой! Кто идет? – крикнул нам с нерусским акцентом темнолицый человек на опушке. Из-за куста выглядывали большая голова в пилотке и дуло винтовки.

– Да мы такие же самые, как вы, – нестройно ответили мы. – Опусти пушку-то!.. Давай сюда командира. Дело есть.

– Ничего не знаю! – закричал часовой, сдвинув брови над раскосыми глазами. – Стрелять буду! Нет командира. Он поехал в разведку – партизан искать. Нам с ними надо связаться.

– Если будет стрелять, – шепнул Баламут, – дунем вон за ту пуню.

– Мы и есть партизаны, – крикнул я наугад часовому.

Часовой опустил винтовку, и мы вздохнули свободней. Я вынул вспотевшую руку из кармана…

– Подожди! – ответил, поразмыслив, часовой. – Стой на месте! Я приду.

Он скрылся за деревьями, и мы шепотом заговорили, торопясь и перебивая друг друга.

– Идем за ним и накроем с ходу всю банду, – предложил я, втайне надеясь, что товарищи не поддержат столь рискованный план.

– Обождем, – сказал Баламут. – Их надо хитростью взять.

– Надо смываться, пока не поздно, – убежденно шептал Иванов. – Черт их знает, сколько их там в лесу!

Над пуней, над потухшим полем с беспокойным писком, словно желая предупредить нас об опасности, низко носились стрижи.

Из лесу вышли четыре, таких же как и часовой, смуглолицых человека в новеньком хлопчатобумажном красноармейском обмундировании, в пехотных фуражках. Вышли и нацелили на нас винтовки.

– Откуда? Ходи сюда! – прокричал один густым басом. – Кто такие?

– Откуда парнишки? Из лесу, вестимо, – усмехнулся Баламут.

– Командир партизанского отряда, – представился Иванов, вынырнув из-за наших спин.

Напустив на себя развязность, он пожал руку самому высокому и толстомордому из бандитов.

– Самсонов? – неожиданно спросил тот. – Наш командир и адъютант уехали утром искать Самсонова.

– Нет! – поспешил Баламут, выручая растерявшегося Иванова. – Это товарищ Иванов. Один из командиров Самсонова. Наш отряд недавно организовался, я начальник штаба.

– Командир боевой группы, – отрапортовал я, не желая оставаться рядовым, для убедительности напуская на себя самый внушительный вид.

Бандиты – я насчитал их одиннадцать – расположились шагах в пятидесяти от опушки, вокруг костра, на котором закипали ведра с огромными кусками баранины. В траве валялись туго набитые мешки, походные ранцы, шинели. Меня поразил сытый вид этих отборно рослых, сильных, атлетически сложенных парней. Одиннадцать. И нас, десантников, одиннадцать. Футбольная команда. Только все мои друзья в лесу…

Изо всех сил стараясь держаться непринужденно, я выскреб из кармана остатки московской махорки и угостил одного из бандитов. Баламут толковал о чем-то с другим громилой, а Иванов – куда девалась его развязность – молча обводил всех взглядом затравленного волка. Я заметил, как по щеке у него скатилась капля пота.

Лес замер в удушливом зное предгрозья.

У бандитов мы узнали, что они еще совсем недавно служили охранниками в могилевском лагере военнопленных. Сговорившись, они сбежали в лес, желая, по их словам, примкнуть к партизанам Самсонова. В глазах Баламута мелькнула ненависть. Он сидел не в одном «дулаге» и хорошо знал, что лагерная «обслуга» из военнопленных состояла из самых отъявленных шкурников. Всячески сея рознь между представителями разных национальностей, гитлеровцы подбирали иногда охранниками в русских лагерях предателей из нерусских военнопленных, сколачивали из них легионы. Эти подручные палачей зверствовали почти с таким же усердием, как эсэсовцы. Не отставали от них, само собой, из кожи вон лезли и русские предатели. Но больше, пожалуй, и среди русских, и среди представителей других национальностей было людей, которые надеялись при первой возможности перебежать к своим. Так, мне предстояло узнать, выдавая себя за власовца, что многие из этих власовцев говорили друг другу: «РОА – это не русская освободительная армия, РОА означает “Русский обманет Адольфа”».