Школа выживания - Джеймс Паттерсон

102

— Встретимся на берегу, — бормочу я Клыку, слегка ссутуливаюсь и набавляю скорость. Стая остается далеко позади, ветер хлещет в глаза. Смешно, но от такой скорости мне вдруг представилось, что я — настоящий супермен, и даже захотелось, как он, разрезая воздух, выставить вперед руки.

Ну и выставлю! Хрен с ним! Все равно меня никто не видит! Складываю руки перед собой и чувствую себя стрелой, пронзающей небеса.

Через четыре минуты я уже на пляже. Торможу, сбавляя скорость. Не рассчитав, врезаюсь в песок, бегу, увязая в нем ногами и, в конце концов, падаю лицом вниз. Медленно встаю, отплевываясь и отряхиваясь. Все тело горит, и я стягиваю свитер.

Остальные прилетят минут через двадцать — у меня еще есть время побыть одной и успокоиться. Бреду по берегу, не закрывая крыльев, — пусть охладятся немного. Меня переполняет дикая смесь отчаяния, гнева и страха.

— Я даже не знаю, КАК спасти мир, — говорю я вслух и слышу, как нелепо и жалко звучат мои слова.

Тем, что ты живешь. Своей силой. Тем, что тебя не сломить, — отвечает Голос.

Да замолчишь ты или нет? — я с такой силой поддаю ногой кусок выброшенного из воды дерева, что он, взлетев, исчезает из виду.

Все. Я на пределе. Окончательно на пределе. С меня хватит. Бегу к воде, шаря глазами по песку. Ага… Вот именно то, что мне нужно, — обломок раковины, острый с одного края, как хорошо заточенный нож.

Пора избавиться от чипа. Уверена, Голос сидит в чипе. Не будет чипа — не будет и Голоса. Иначе он никогда не даст мне покоя. До скрежета сжимаю зубы и начинаю разрезать себе предплечье в том месте, где я видела чип три жизни назад, на рентгене у доктора Мартинез.

С первым же надрезом из руки сильно хлынула кровь, а в глазах потемнело от боли. Стиснув зубы покрепче, врезаюсь глубже. Вся рука в крови. Чтобы вытащить чип, придется перерезать вены и сухожилия. Доктор Мартинез говорила, что если пытаться его достать, может перестать действовать вся рука.

Ну и пусть!

Позади меня раздается топот бегущих ног. Шуршит песок — кто-то резко затормозил. И вот надо мной задыхается Клык.

— Какого черта ты здесь делаешь? — орет он и, схватив меня за руку, выбивает из пальцев ракушку. — Совсем спятила?

Вперяюсь в него побелевшими от боли и гнева глазами, но тут вижу приближающуюся к нам стаю. И вдруг я вижу себя их глазами, сидящей на окровавленном песке, с окровавленной рукой и зияющей раной. Как же они перепугаются! Что я наделала?!

— Я просто хотела чип достать, — робко пытаюсь объяснить свои нелепые действия. Смотрю вниз под ноги, и мне кажется, что мне тысяча лет. Всего неделю назад я была четырнадцатилетней девчонкой, впервые поцеловавшейся на первом свидании. А теперь я снова мутант и бегу от судьбы, накрывшей меня своей сетью.

— Да ты хоть видишь, где ты режешь?! — продолжает орать Клык. — Идиотка, ты же сдохнешь от потери крови!

Он отбросил мою руку и полез в рюкзак. Секунда — и он безжалостно сыпет антисептик прямо мне в рану.

Уставившись на меня большими круглыми глазами, Надж опускается рядом со мной на песок:

— Макс, что ты хотела сделать? — как и все остальные, она ошарашена и испугана.

— Я только хотела свой чип достать, — шепчу я.

— Забудь про это думать, — сердится Клык, бинтуя мне руку. — Где сидит, там пусть и остается. Тебе так легко не отделаться. Умирать будем все вместе. И ты с нами.

Смотрю на него: лицо побледнело от гнева, на скулах ходят желваки. Я его напугала. Я их всех напугала. Я им для того нужна, чтобы решения находить, а не проблемы создавать. У меня нет никакого права осложнять положение.

— Простите меня, — с трудом выговорила я и… горько расплакалась.

103

По пальцам одной руки можно пересчитать, сколько раз ребята видели, как я плачу. Им нужна моя сила духа и воли — и я научилась прятать свои чувства и скрывать эмоции. Неуязвимая Макс, Макс — спасительница мира. Не думаю, что за все первые шесть лет своей жизни Ангел видела, как я плачу. А за последние месяцы? Только и делаю, что реву белугой.

У меня даже нет сил убежать от них и спрятаться. Так и сижу на песке, закрыв лицо руками. А боль в разрезанной руке совершенно нестерпима.

И вдруг меня обнимают сильные, ласковые руки и нежно прижимают к жесткому плечу. Клык. Складываю крылья и, уткнувшись ему в грудь, рыдаю до изнеможения. Следом за Клыком и все остальные принимаются гладить меня по голове, по спине, по плечам. Всхлипывая, слышу, как все они, кто как может, стараются меня успокоить:

— Тихо, тихо, не плачь.

— Не переживай, все в порядке.

Ничто в этом мире не в порядке. Кроме того, что все мы вместе.

Не знаю, сколько продолжается эта трогательная сцена. Но в конце концов мои рыдания стихают, слезы высыхают, и я понимаю, что насквозь промочила Клыку рубашку.

Господи, стыд-то какой. Командир называется. Разнюнилась, как ребенок. Кто меня теперь послушает, если я такая слабачка. Хлюпнув носом, выпрямляюсь. Я, поди, выгляжу, как после железнодорожного крушения. Клык молча меня отпускает. Медленно обвожу глазами стаю, но на него смотреть боюсь.

— Простите меня, ребята. — Голос у меня совсем охрип.

Тотал подошел, пристроил голову на колене и всепонимающе на меня смотрит.

— Макс, мы вполне могли бы обойтись и без пляжа. — Газман, похоже, почему-то чувствует себя виноватым. Я полузадушенно смеюсь и протягиваю руку потрепать его волосы.

— Пляж тут, Газзи, совершенно ни при чем. Меня всякие другие проблемы достали.

— Какие проблемы? — спрашивает Игги.

Я тяжело вздыхаю и вытираю глаза.

— Всякие. Например, Голос у меня в голове. Погони вечные. Школа. Анна. Ари. Джеб. Они все заладили, что я должна мир спасти. А как? От чего? Откуда мне знать…

Ангел наклоняется и гладит меня по коленке.

— Понимаешь, когда все взорвется, почти все люди погибнут. Мы тогда будем самыми сильными и сможем улететь, найти землю, которая не взорвана и не контани… комтаними…

— Контаминирована? — помогает ей Игги, и Ангел кивает.

— Ага, это самое, контаминирована. И тогда мы сможем жить, когда все остальные люди исчезнут.

104

Сказанное Ангелом производит эффект разорвавшейся бомбы. Воцаряется гробовое молчание. Мы все на нее уставились.

— А-а-а где ты это услышала, моя хорошая?

Ангел снова села на колени и водит пальцем по прохладному мокрому песку.

— В Школе. Я не должна была слышать, но ты же знаешь… Они все так думали. — Она, очевидно, не придает своим новостям особого значения и начинает копать ров для песочного замка.