Стоя на краю - Андрей Мартьянов

Петроградская сторона в полном запустении – людей очень мало, дорогие бутики на Каменноостровском стоят нетронутыми, но кому сейчас нужна модная одежда или навороченная техника? Полицейских нет, только охрана возле передающего центра на Профессора Попова, где были расположены студии основных голоканалов. Зачем охраняют – непонятно, здание выглядит брошенным.

Возле Финляндского вокзала обнаружилась митингующая толпа, многие мужчины вооружены. О чем говорили, Макеев слушать не стал, очень уж агрессивно выглядели собравшиеся. Люди с такими лицами первыми пойдут убивать.

Из зданий и с внутреннего двора следственного изолятора «Кресты» на Арсенальной набережной слышалась стрельба – не перестрелка, а именно организованная стрельба по каким-то мишеням. Возле ворот стояли четыре БМП с уже знакомой Федору надписью «ЗОНА-17». Полковник предположил, что военные уничтожают заключенных, и был совершенно прав – контингент всех «спецучреждений» подлежал ликвидации в соответствии с одним из последних приказов эвакуировавшегося правительства. Выпускать нельзя, а бросить невозможно – умрут от голода. Акция милосердия, вот как это называется…

В районе Новочеркасской площади люди осаждали единственный патруль резервистов – нашли виноватых. Эти ребята остались последней тенью власти, бросившей своих подданных на произвол судьбы, и должны были ответить за всё. Патрульным хватило ума спрятаться в бронемашине, запереть люки и как можно быстрее уехать подальше – иначе их разорвали бы. Броневичок потом бросили возле Невского рынка, погоны сорвали и разошлись по домам. Необходимость поддерживать видимость порядка окончательно отпала – теперь каждый сам за себя.

На Ржевку Полковник не поехал только потому, что с той стороны ветер доносил звуки яростной стрельбы – сразу за станцией метро «Ладожская» происходило что-то очень и очень нехорошее. Мотоцикл свернул на Энергетиков, оттуда на проспект Блюхера и вскоре оказался на привычной подземной стоянке.

(О том, что Макеев заразил новым невиданным вирусом больше двадцати человек, с которыми общался во время своего разведывательного рейда, он даже не подозревал. Потом эти люди и их близкие поставили бы ему золотой конный памятник, но никто из оставшихся не подозревал, какой именно последний сюрприз приготовила им Империя, сгинувшая в звездных далях.)

…Все вышеперечисленное вполне можно было бы списать на издержки безвластия и стремительно развивающейся анархии, но было и еще кое-что…

– Представляете себе район Черной речки? – Полковник, по привычке усевшись на закрытой темно-серым покрывалом постели «по-турецки» и сжимая в левой руке гладкостенный стаканчик с обязательной водкой, чертил указательным пальцем правой воображаемую схему у себя на колене. Здесь – Приморский проспект, вот Ушаковский мост, вот Каменный остров… Вспомнили?

– Угу, – одновременно кивнули Литвинов и Ваня. – Дальше давай!

– Вот какая странность: от Ланского шоссе и дальше на юг через реку до Березовой аллеи на улицах полно трупов… Штук сорок насчитал. Людей не убили, они просто валялись мертвыми. Остановился, осмотрел нескольких. Никаких следов насилия, только на открытых частях тела нечто вроде ожогов. Собаки и кошки тоже сдохли, с деревьев опали листья. Все, даже зеленые. ПМК зарегистрировал аномально высокий гамма-фон. Что об этом думаете?

– Похоже… – Федор запнулся и призадумался. – Похоже на воздействие проникающей радиации, как при использовании нейтронных излучателей. Такие устанавливают на боевые космические корабли – экипаж мертв, электроника не функционирует, а само судно цело. Любая жизнь мгновенно погибает. Минутку… Выходит, часть города попала под импульс нейтронной звезды, о которой вчера говорил регент?

– Выходит так, – буркнул Макеев. – Никаких других объяснений не найти. Укрыться можно только в бункерах, да и то не во всяких. Питерское метро, кстати, очень глубокое…

– Нет уж! – воскликнул Федор и стукнул кулаком по дивану. – Подыхать в темноте под землей я не собираюсь. Давайте рассудим: если нас накроет таким импульсом, каждый умрет практически мгновенно, без мучений. Правильно?

– Еще бы! Получить дозу излучения, в тысячи раз превышающую смертельную? Твои мозги просто расплавятся.

– Не мои – наши. Кто помнит глубину заложения ближайшей станции метро?

– Метров семьдесят, – неуверенно отозвался Волк. – Ехать по эскалатору девять минут, я засекал…

– Специальная защита есть, кто знает?

– Ядерный взрыв на поверхности или в воздухе станция выдержит, – ответил Макеев. – Грунт сверху, бетон, стеклобетон, внешние щиты на входах… Нет, точно ничего не получится. Поток тяжелых нейтронов это не остановит, нам в училище преподавали курс по защите от проникающей радиации. Нейтронная бомба – это безоговорочный конец. Сразу и быстро.

– А у нас – нейтронная звезда, ее излучение мощнее на порядки… Единственно разумное предложение – оставаться здесь. Погибнем – что ж сделать? А если «аномалия», о которой говорил Бибирев, промахнется? Если нас не заденет? Маленький участок, от силы два квадратных километра? Вспоминайте – звезда только проходит через Солнечную систему, оставаться здесь навсегда она не собирается! Шанс есть, пускай и пятьдесят на пятьдесят… Это лучше, чем один к девяноста девяти. Поверхность Земли огромна, вовсе не обязательно, что накроет именно нас!

– Логично. Прятаться не будем, – отозвался Полковник и потер небритый подбородок. – Остается надеяться на удачу. Будем считать, что этой долбаной звезды не существует. Какие предложения по решению бытовых проблем?

– Вот. – Федор протянул руку к подоконнику, нашарил выданные тетей Валей листки и вручил Макееву. – Это насчет организации самообороны. Что скажешь?

– Ничего хорошего, – отрицательно помотал головой Полковник, прочитав. – Исключено. Учитывайте, в городе сейчас полно народу. По нашим каналам проходила информация, что вывезено около шестидесяти процентов населения, точных цифр я не знаю… В Петербурге, столице, куда не пускали эмигрантов, изначально было двенадцать миллионов. Значит, при наилучшем для нас раскладе осталось четыре миллиона восемьсот. Допустим, около миллиона жителей сбежали или бегут незнамо куда прямо сейчас. Округляем… В любом случае получается около четырех миллионов. Самый населенный южный берег отрезан, это минус два с половиной миллиона в самом вероятном приближении. Но к нам можно переправиться на лодках или катерах, а зимой по льду Невы, если зима окажется достаточно холодной, чтобы река встала. Значит, мы вчетвером… Точнее впятером, если учитывать нашу героическую консьержку, противостоим как минимум полутора миллионам смертельно напуганных, обозленных и готовых на любое скотство граждан. Отличный расклад. Федя, это уже не пятьдесят на пятьдесят!

– Из них большинство – старики или люди среднего возраста, – вяло отозвался Федор.

– Я тоже среднего возраста – мне сорок два года. И я порву тебя или Ваню на лоскутки голыми руками. Только потому, что меня долго и упорно учили тому, как это делать. Подумай, сколько таких, как я, осталось в городе? Те же резервисты?