Люби и властвуй - Александр Зорич

– Твои слова оставили меня в недоумении. Тара, ― Эгин счел за лучшее признаться своей растерянности. ― Даже если это части измененной материи, они доказывают лишь то, что я носитель измененной материи…

– Ты рассуждаешь, как офицер Свода, занимающийся крючкотворством на потребу начальству. В то время как ты ― человек Эгин ― уже вырос из этой тесной шкуры, куда тебя запечатали люди, которым была вверена твоя судьба, ― сказала Тара, и в ее голосе было понимание и сострадание. Две вещи, с которыми Эгин соприкасался так редко.

«Шкура и в самом деле трещит по всем швам. Видно, Норо оке Шин сшил ее по чужой мерке».

– …пряжка на твоей правой сандалии ― есть сегмент тела того Скорпиона, которого Дотанагела назвал Убийцей отраженных. Эти серьги, висящие у тебя на шее, есть не что иное, как его клешни. Простым смертным не дано иметь при себе больше одной части Скорпиона, ибо уже владение одной из них ― есть верный путь к жестокой смерти. Лишь идущие Великим Путем способны не только хранить части этой странной твари, но и вызвать ее к жизни из небытия.

– Но, Тара, пойми, я не собирал эти части, я не хотел их, я даже не знал о них. Все они попали ко мне случайно. Слу-чай-но! ― Эгин возражал Таре с жаром, который удивил его самого. Он ведь знал, что с жаром отпираются лишь виноватые и оклеветанные. Те, на ком нет вины, возражают по-другому.

– Да, они попали к тебе случайно. Но эта случайность ― закон. Ее не могло бы произойти, если бы ты не следовал Путем Великого Безразличия, Эгин. Поэтому ты и был самой значительной персоной среди всех варанцев, в обществе которых тебе довелось попасть на Цинор.

– Но я не следовал Путем, Тара!

– Ты ― нет, он призвал тебя. И это очень и очень не одно и то же. Тебе не выбрать пути, если прежде он не выберет тебя. Звезднорожденные не выбирали участи звезднорожденных. Они ими родились, и хотя все они временами мечтали о том, чтобы променять свою долю на судьбу свинопаса или придворной дамы, им не по плечу было менять свое предназначение.

– Я не верю в сказки про звезднорожденных, ― убежденно сказал Эгин.

– В сказки ая тоже не верю. Я верю в правду, ― сказала Тара, и Эгин понял, что она не шутит.

Эгин стоял у окна, то и дело оборачиваясь в сторону Тары, которая по-прежнему сидела-на ложе. Она, похоже, любовалась обнаженным торсом Эгина, а потому временами отвечала невпопад, а временами с небольшим запозданием. За окном было совсем светло, и Эгин с интересом обозревал Хоц-Дзанг, а это был, несомненно, он, раскинувшийся внизу кругами благоустроенных руин. Впрочем, разговор с Тарой поставлял ему гораздо больше пищи для размышлений, чем все руины, домики, башни и седые и белоснежные горные вершины, вместе взятью.

– Пусть так, Тара. Пусть все, что сказано тобой насчет пути и Скорпиона, ― абсолютная истина. Но скажи тогда, отчего ни Дотанагела, ни мой начальник Норо оке Шин, ни Знахарь, люди искушенные в Запрещенных Знаниях и Искусствах, видевшие все эти вещи, которые ты называешь частями Скорпиона, не поняли, с чем имеют дело? ― выпалил Эгин, и вдруг в его душу закралась странная догадка, которая сулила ему одно лишь беспокойство. ― Или они поняли, что за пряжка на моей сандалии и что за сапфиры у меня на шее, но решили оставить все это добро у меня, чтобы?..

Тара снова заливисто рассмеялась. Эгин уже успел немного привыкнуть к тому, что она смеется каждый раз, когда Эгин с серьезным видом говорит что-то, с ее точки зрения, нелепое или наивное.

– Милый, если бы они знали, ты был бы уже мертв, а эти вещи уже подтачивали бы волю Дотанаге-лы, вашего гнорра или твоего начальника, в зависимости от того, кому не повезло бы больше. Но в том-то и дело, Эган, что судьбою назначен ты. Не Дотанагела, не Норо оке Шин и не Лагха Коалара, а ты, Эгин. Тебе случилось собрать воедино две части Убийцы отраженных. Это значит, что ты можешь собрать и остальные. Собрать и остаться целым и невредимым. Удача на твоей стороне, и судьба ведет тебя, потому что ты ― избранник.

– И ты, последовав примеру всемогущей судьбы, сделала меня своим избранником. Тара? ― отмерив увесистую паузу, поинтересовался Эгин.

– Можно и так сказать, ― тихо усмехнулась Тара, и Эгин почувствовал кожей, что даже если он продолжит расспросы со всей мыслимой настойчивостью, сегодня он не добьется от нее больше ничего.

Впрочем, сам он уподоблялся чашке, в которую налили вина гораздо больше, чем до краев, и это вино вполне заметной выпуклостью громоздится над краем чашки. И что достаточно еще одной капли, еще одного слова Тары, как все это вино ринет наружу, а ясность, которую только стало обретать его сознание, снова превратится в полнейший сумбур.

Эгин был узником. Заложником. Любовником. Вот три роли, которые подарила судьба обладателю клешней и Пятого сочленения Убийцы отраженных, а попросту Скорпиона.

Днем Эгин метал нож в цель, играл в хаместир сам с собой, смотрел в окно, рисовал рожи и сценки на восковой дощечке, пил, закусывал и не беспокоился ни о чем. Это лучший способ выжить ― не заботиться ни о чем, когда от тебя ничего или почти ничего не зависит. Иногда к нему приходила Тара.

Не менее двух раз в день Эгин совершал омовение в большом тазу из обожженной по какому-то очень хитрому рецепту белой глины. В Пиннарине Эгин никогда не купался больше одного раза в день жарким летом или одного раза в три дня промозглой и сырой зимой. Но в Хоц-Дзанге прежние привычки ему изменили.

Во-первых, делать было особенно нечего. Во-вторых, он занимался любовью настолько часто и необычно, что сохранять тело в чистоте без частых купаний было совсем не просто. А в-третьих ― и это самое важное, ― Тара настоятельно рекомендовала ему (а в положении Эгина это значило почти то же, что приказывала) поступать так, а не иначе. «Если ты не будешь купаться в этой воде, ты иссохнешь, твое тело сморщится, а волосы поредеют настолько быстро, что через неделю ты будешь похож на тридцатилетнего, через десять дней ― на сорокалетнего, а через двадцать дней ― умрешь». Таре, похоже, не хотелось, чтобы Эгин отправился к Намарну так спешно, хотя Эгин догадывался, что не что иное, как ее любовь, делает так, что человеческое тело старится и превращается в гнилое мясо с такой неслыханной быстротой.

«Что это за вода?» ― спросил как-то Эгин, сочтя свой вопрос, по меньшей мере, резонным. Тогда Тара долго колебалась, прежде чем ответила. Историю, которую она поведала "Эгину вскоре после этого, ему хотелось выбросить из головы как можно быстрее. Сводилась она приблизительно к следующему. Где-то на севере от Хоц-Дзанга есть дерево, возле которого после ночной грозы собираются горные лисы ― бесхвостые, трусливые и удивительно сообразительные твари. Кровожадность и любовь к человеческому мясу, однако же, присущи им в полной мере. И хотя на человека такая лиса, чей мех сер, а хвост короток и некрасив, никогда не решится напасть ни в одиночку, ни группой, детям смегов часто приходится терпеть от них. Родители заклинают своих детей возвращаться домой засветло, ибо для ребенка нет ничего страшней, чем столкнуться на горной дороге с тремя-четырьмя животными.