Герцог с татуировкой дракона - Керриган Берн

– Если я снова стану Дорианом, кем тогда будешь ты?

Рука соскользнула с его плеча, его брат Черное сердце прислонился к оконному переплету и закрыл лицо ладонью.

– Это… прекрасный вопрос.

Они оба глядели в ночь. Грач чувствовал, что ночь не всегда была их союзником. Так же они когда-то стояли настороже и смотрели на луну.

Грач посмотрел на Черное сердце в профиль и подвел итог:

– Ты вернул мне мое имя. Мое прошлое, но… как Дориан Блэквелл ты прожил дольше меня. Он – твое творение. Его наследие принадлежит тебе, и я не хочу на него претендовать.

Ничего не помня, Грач, тем не менее, видел стоявшего перед ним человека насквозь. Понимал его. Без слов, лучше, чем собственные, читал вспыхивавшие в его темном глазу мысли.

– Если я Дориан, как мне теперь называть тебя? – спросил у ночи Блэквелл. – Грач?

Пристально глядя на луну, окутывавшую остров Бен-Мор таинственным серебристым сиянием, Грач ответил:

– Я… я хотел бы, чтобы ты называл меня братом.

Дориан тоже не смотрел на него, но стакан в его руке едва заметно задрожал.

– А кем ты будешь для своей мисс Везерсток?

– Для нее мне надо научиться быть кем-то другим… или вообще никем.

Можно ли на чем-то сосредоточиться, будучи запертой в настоящей башне, словно сказочная принцесса? Лорелея раздраженно выдохнула, и книга, которую она пыталась читать, соскользнула у нее с колен и упала. Потянувшись вниз, она сбила подушку под пульсирующей лодыжкой. Шторм и хождение по шаткой палубе, одиссея в открытом море, а также попытки выбраться на берег разбередили старую рану.

Кто бы мог подумать, что ей снова придется учиться ступать по твердой земле?

Она задумчиво посмотрела на дверь. И еще кое-что роднило Грача и Черное сердце из Бен-Мора. Отдельные комнаты с закрытыми дверями.

От близкого удара грома затряслась каминная полка и стакан масляного фонаря на тумбочке еще одной роскошной тюрьмы. Хотя бы кровать удобна, а комната – в темных тонах дерева и осени – просторна.

Тем не менее шторм вызвал у Лорелеи тревогу, которую она не могла унять. Что-то дикое. Что-то неопределимое и неотвратимое. Как время или судьба.

Но разве она не существовала вне этих представлений? Разумеется, это только так казалось. Она замужняя женщина или пленница? Когда дело касалось темного и израненного мужчины, умевшего быть одновременно грозным и нежным, ее физические и эмоциональные желания всегда противоречили друг другу. Казалось, отыщи она Эша, тому пришлось бы уживаться с Грачом.

Эта перспектива настолько же ее пугала, насколько и волновала.

А что ей оставалось?

Она хотела иного?

Холод пронзил ее позвоночник, мурашками пробежал по рукам, и Лорелея поняла, что по ту сторону двери ее спальни стоит он.

Он не издал ни звука. Не отбросил тени.

Но он был там.

Излучение его присутствия, такого же живого и мощного, как молния на улице, исходило прямо из-за толстого дуба. Его невиданную силу она знала. Ее не защитит барьер, реши он его преодолеть.

Пока не сдвинулся засов, не открылась защелка и он не вошел в комнату, она не дышала.

При виде его грудь у нее отпустило, однако снова, как каждый раз наедине с ним, еще жарче вспыхнуло и сдавило в другом месте. Ниже. Влажным желанием.

Она не ощущала подобного с их давнего поцелуя. Однако сейчас все было иначе. Далеко не так невинно. Гораздо настойчивее.

В свете фонарей все очертания смягчались, но только не его. Его глаза слишком черны, дьявольски умны. Его облик – темный, языческий – слишком жесток. Выражение слишком несдержанно.

Он сам – живой дышащий грех.

В ее спальне.

Молния осветила небо ослепительным блеском, озаряя глубокие впадины и широкие плоскости его черт диковинным белым светом. На миг она увидела мальчика, которого когда-то знала.

Эша. Ее пепел. Всю нежную страсть и безудержную молодость. Так смотрел на нее только Эш, однажды.

Когда удар грома вывел их из оцепенения, Грач вновь натянул на лицо маску жуткого спокойствия, которое Лорелея начала презирать.

Сердце ее не забилось учащенно, а дрогнуло. Он пришел закончить то, что начал сегодня утром в своей каюте?

Пока он не открыл ей свое несравненное тело, она не знала, какие мужчины существа. Теперь ей подумалось, что большинство мужчин далеко не таковы.

Ибо такого, как он, больше не было.

Не то чтобы Лорелее привелось видеть много обнаженных мужчин, однако она сомневалась, чтобы кто-нибудь походил на него во плоти, гладкий и внушающий страх парус, налитый твердой железной силой.

Грач подошел к кровати, она схватилась за высокий воротник своей ночной сорочки, сжав его на горле, и внезапно покраснела.

Он злился? Она не знала. Он пришел наказать ее за побег?

Смущенно он уставился на ее колени. Между ее ног.

– Что вы думаете о капитане Немо?

Что? Она несколько секунд глядела на него из-под полуприкрытых век. О верно. Ее книга.

– Думаю, он противоречив, – осторожно ответила она. – Мучимый угрызениями совести и движимый местью.

– Разумеется. – Он взял книгу у нее с колен, отчего напряглись ее бедра, и посмотрел на листы с золотым обрезом. – Знаете ли вы, что египтяне верят, что ваша «ка» – в имени?

– «Ка»? – эхом повторила она. Странный разговор в такой момент. Когда так много всего надо сказать.

– Кое-где на Востоке это называют «ци», христиане зовут это душой. Все верят, что в имени сокрыта сила. Это то, что делает тебя бессмертным. Даже демона можно изгнать, если знаешь его имя. Имя Бога настолько священно, что его нельзя произносить. И невозможно знать. – Он говорил с ней голосом насыщенным и непрозрачным, как турецкий кофе. – Я долго чувствовал сильную близость с капитаном Немо. «Немо» буквально переводится как «безымянный». Вы знали?

– Нет, – прошептала Лорелея.

– Мне было хорошо быть никем. Тенью. Безликой тенью. Ужасом открытого моря, творцом собственной мифологии.

Она внимательно на него посмотрела, отметив под его равнодушием нечто новое – уязвимость, которой раньше не замечала.

– Вы рады, что обрели имя? Что узнали, кто вы?

– Мне казалось, что буду. – Грач выждал, пока утихнет очередной раскат грома. – С именем Дориан меня ничего не связывает. Никаких воспоминаний. Однако оно мучит меня, и теперь я знаю почему, – признался он, снова кладя книгу ей на колени. – Это не важно. Имя Дориан Блэквелл остается с человеком, который его заслужил. Я его не хочу.