Кого за смертью посылать - Михаил Успенский

Дымное ущелье…

Полуденная Роса…

Колючая проволока…

— Лесной, а лесной, — сказал он. — А ты, когда человека по лесу кружишь, в любое место можешь его завести или как получится?

Леший выпучил бельма и задумался, и думал до тех пор, пока Бедный Монах не догадался угостить его из жбанчика.

— Ну, — сказал он. — Только лучше вдвоем. Я вожу вдоль, а Боровой — поперек. Или наоборот. Я по широте, он по долготе… А эту гадость ты того… из лесу вон!

— Унесу, унесу, — пообещал Жихарь. — Но где же нам взять широту и долготу?

— Достойный Жи Хан, это мое дело, — вмешался Лю Седьмой. — Когда я скучал у входа в ущелье Полуденной Росы, ожидая возвращения своих побратимов, я от нечего делать извлекал из рукава старинную бронзовую астролябию, на лазуритовом основании которой был начертан древними иероглифами девиз «Сама меряет, было бы что мерять». Я тогда собирался писать книгу о нашем путешествии и хотел приложить к ней карту. А своих записей я никогда не выбрасываю…

— Куда это вы собрались, сэр брат? — поднялся Яр-Тур.

— Везде вместе ходи! — сказал Сочиняй.

Лю Седьмой что-то объяснял Лешему, а тот согласно кивал.

— Нет, — сказал Жихарь. — Я пойду один.

— Вы не имеете права, сэр брат…

— Это вы не имеете права оставлять свои царства-государства, — сказал богатырь. — Возвращайтесь по домам. Смотрите за порядком и ждите. Я знаю, что делаю. Яр-Тур, ты мне сейчас не помощник. Ты на смертном рубеже.

Сочиняй, без тебя степь разбежится в разные стороны. Без мудрых советов брата Лю император наделает глупостей. А в Многоборье, старый неклюд, нынче только тебя и будут слушаться. Колобка с собой захвати… Если больше не встретимся…

Никто не возразил, признав правоту многоборского князя.

— Ну нет, я с тобой, — сказал Колобок и стал поправлять и потуже затягивать свои постромки на чужой шее.

— Два раза тебе повторять? — сказал Жихарь и собрался было ссадить круглого седока.

— А кто же тебе время в сундучке определять будет? — спросил Гомункул. — К тому же родни у меня нет, плакать некому…

— А Ляля с Долей? Изревутся ведь…

— Я тоже изревусь, если у них озорное детство затянется до бесконечности, — напомнил Колобок. — Невелика я тяжесть.

— Тогда прощаемся, — предложил богатырь.

— «При жизни друг друга жалеть, по смерти друг друга покидать» — в этой древней пословице заключена истина, — сказал Лю Седьмой. — «Жалеть друг друга» не значит только сочувствовать другим. Если человек устал, нужно дать ему отдохнуть, если он голоден, нужно накормить его, если он замерз, нужно согреть его, а если он попал в беду, нужно вызволить его. «Друг друга покидать» не значит не скорбеть о покойном. Но не следует одевать его в парчовые одежды, класть ему в рот жемчуг, приносить ему жертвы и жаловать ему поминальные предметы…

— А врагу можно положить в рот поминальный предмет? — спросил Жихарь и легко поднял над головой стальной сундучок.

Но никто не засмеялся.

Поначалу мне казался

Безысходным этот мрак,

Все ж я вытерпел, не сдался,

Но не спрашивайте как.

Генрих Гейне

В ущелье было тихо, удушливый дым стелился низко, не поднимаясь выше колен.

Тучи над головой чернели по-грозовому, но покуда сверху не падали ни капли, ни молнии. Жихарь пристраивал свой опасный груз то так, то этак, и все было неудобно.

Колобок время от времени забирался ему на плечо, вглядывался вдаль из-под ладошки и приказывал:

— Не кантовать!

— Беречь от сырости и прямых солнечных лучей!

— Осторожно, стекло!

— Держись правой стороны!

— При обстреле эта сторона улицы особенно опасна!

— Не влезай — убьет!

— Хранить в местах, недоступных для детей!

— С горки не спускать!

— Не сифонь! Закрой поддувало!

— Пользуясь лебедкой, не тяни за конец!

— Не оставляй секретных документов в местах, не обеспечивающих их сохранность и доступ к ним посторонних лиц!

— Хватит тебе, — сказал богатырь. — И без того тошно.

— Потому и кричу, что тошно, — оправдался Гомункул. — Если впереди кто есть — пусть бережется!

— Они как меня увидят, сами разбегутся, — сказал Жихарь. — Не забыли, поди, как я их тут бушлатом по зоне гонял.

— Кого гонял? — не понял Колобок.

— А паханов. Это такие, вроде людей… Хотели нам с Яр-Туром «прописку» устроить. Я сперва-то не уберегся, два зуба потерял… А потом ничего, загнали их под нары. Потом еще много чего было — барак спалили, «кума» в женскую зону забрасывали, вертухаев в «петушатник» посадили… У них «петух», представь себе, ругательное слово! Слышал бы о том Будимир! Меня почетными наколками наградили — чистые дикари, блин поминальный… Теперь не выведешь!

— Авторитетами стали, — уточнил Колобок.

— Вроде того. Ай, даже вспоминать неохота, — скривился богатырь. — Мироед надеялся, что мы оттуда живые не выйдем… Вышли, как видишь, совершили все, что положено…

— Что же это за страна такая? Никогда не случалось сюда закатываться!

— Вот и хорошо, что не случалось: тут за хлебную пайку запросто могут голову оторвать. Я тоже нынче всю дорогу размышляю — что за страна? Не мое ли Многоборье таким было? Или еще будет?

По ущелью пошел низовой ветер, разогнал дым. Впереди тоже прояснилось, показались широко распахнутые железные ворота, столбы, с которых свисали мотки ржавой и рваной проволоки, длинные приземистые здания с узкими зарешеченными окошками.

— Никого не видно, — объявил Колобок.

— Это даже хорошо, — сказал Жихарь. — А то бы набежали — есть бацилла? Есть подогрев? Есть ханка? Должно быть, все здешние обитатели вслед за нами рванули в побег…

— Сто лет назад, — добавил Гомункул. — Тут все старое такое, трухлявое…

— Посмотрим, — сказал богатырь. Он свернул к ближайшему зданию, раскидал доски прогнившего крыльца, взялся за дверную ручку — ручка отвалилась, сама дверь упала внутрь.

— Действительно сто лет, — сказал Жихарь. — Только воняет…

Богатырь вошел в проход между нарами, поставил сундучок на пол, огляделся.

— Не задержались мы тут, — хихикнул он. — Из-за нас сюда даже хотели целое войско ввести на железньк ползунах.

Послышался какой-то шорох и гудение.

— Ай! — пискнул Колобок. — По мне кто-то ползет…