Час гончей - Мэри Блум

месте, — это вы там где-то по дому ходили, а я, пока они не вытащили пушки, пила вино! Так что мне реально надо! Туда! — и выразительно махнула в густые заросли.

— Далеко не уходи, — кивнул я.

— И поторопись! — напутствовал Глеб. — Нас вообще-то убивать собираются.

— К этому моменту я вернусь, — пообещала подруга и нырнула в зелень.

Однако не прошло и пары мгновений, как из-за кустов раздались сухой зловещий треск веток и отчаянный девичий визг. Не сговариваясь, мы бросились на крик и буквально через десяток шагов уперлись в края широкой ямы, которая была наспех засыпана сухими ветками и куда умудрилась угодить Агата. И теперь подруга визжала не переставая, пытаясь выбраться из горы мертвых тел, молча лежавших вокруг.

Казалось, вся яма состояла из одних трупов — полуразложившихся и еще совсем свежих. Все изувеченные, простреленные, изрезанные, искусанные клыками гнавшихся за ними собак — трупы жертв, тех, на кого поохотились эти охотники и чьи головы, видимо, не были удостоены чести оказаться на стене хозяйского кабинета. Теперь все эти тела лежали здесь, сваленные одно на другое — без погребения, как какой-то компост, мусор.

Подхватив за руки, мы торопливо вытянули наружу Агату, визг которой перешел в испуганные вскрики и крупную дрожь. Воздух вокруг ощущался тяжелым, плотно пропитавшимся смертью.

— То есть, по его мнению, — процедил Глеб, зло глядя на эту темную забитую трупами яму, — и мы тут должны быть?

— Ну, вы да. А я нет. Я у него в кабинете.

По ногам тянуло потусторонним холодом. Земля вокруг сочилась густыми черными каплями — однако, что творилось в самой могиле, сложно было сказать. Последние лучи заката падали в темноту и тонули в ней, не освещая дна, не давая представления ни о глубине этой ямы, ни о числе тех, кто угодил в нее. Сколько их здесь? По ощущениям, целая армия. Со стороны Садомира было весьма неразумно оставлять такое место, уже настолько пропитавшееся скверной, просто так — без присмотра.

Стоя на самом краю огромной могилы, я явно чувствовал звенящее внутри нее недовольство, звенящую ненависть. Казалось, крикни над этой ямой — и в ответ раздадутся болезные крики и вопли всех жертв, которых насильно бросили Темноте и чьи неупокоенные тела и души до сих пор жаждали отмщения.

Вход на ту сторону здесь был не просто открыт, он был распахнут настежь для любого желающего — только ногу не туда поставь. Это было то самое кладбище, которое я уже некоторое время искал, а сейчас оно, можно сказать, пришло ко мне само. Надо же, какая удача.

Я склонился над ямой, всматриваясь в неподвижные безмолвные тела — холодные, разлагающиеся, однако еще не потерявшие самого главного. Темнота не способна дать им покой, а я могу — причем теперь с «Седьмыми Вратами» я могу дать им гораздо больше, чем просто покой.

— Я даю вам шанс отомстить тем, кто с вами это сделал, — обратился я к горе трупов. — Хотите?

Влив в руки немного своей Темноты, я отправил ее в самую глубь ямы, чтобы все, кто лежали там, поняли, о чем я говорю — а я ощущал, что они еще могут понимать. После нескольких мгновений полной тишины могила будто вспыхнула изнутри серебряным светом. Прямо из гниющих тел наружу вырывались тонкие, призрачные нити и нетерпеливо заколыхались в воздухе, словно ожидая, когда я за них потяну. Обрывки душ, уже не способные любить — только ненавидеть.

Могилы закапывают не только из уважения к мертвым, но и для того чтобы мертвецам было сложнее выбраться наружу.

Теперь нам не нужно защищаться, теперь и мы можем поохотиться.

«Вуф! Вуф!» Потряхивая длинными ушами и отвисшими щеками, бладхаунд бодро мчался по лесу, обнюхивая темную землю, стараясь взять след. За ним привычно бежали другие собаки, и с ружьями в руках торопливо шли люди, довольные, улыбающиеся, предвкушающие очередное развлечение. Фонари рыскали по кустам, луна освещала путь — на эту дичь барон Ольховский предпочитал охотиться ночью.

Прислушиваясь к звукам вокруг, вглядываясь в темную зелень, Садомир шагал с оружием среди своих помощников и гостей и улыбался. Все-таки нет ничего лучше охоты. Только на охоте он чувствовал себя самым важным и самым главным — ощущал превосходство, которого в обычной жизни ему в принципе не хватало. Потому что постоянно находился кто-то, кто считал себя главнее и важнее и стремился всеми силами это показать. Постоянно приходилось уступать первенство и прогибаться. Но только не на его охоте. Тут он был лучше всех — как будто сам становился Волкодавом, которому не было равных, и все его охотники действовали как единый слаженный механизм, способный загнать какого угодно зверя.

«Вуф! Вуф!» Его любимый бладхаунд несся впереди всех, азартно виляя хвостом, оставляя остальных собак позади. На охоте этот пес был его глазами, его ушами — Садомир даже считал, что этот пес был частью его самого. Благородный, любопытный, целеустремленный — не пес, а золото, и к тому же с отличной родословной — прямо как и он сам. И главное — способный найти любую цель, в этом ему не было равных. Тот, чей след возьмет его любимчик, больше не жилец — эта маленькая тварюшка его уже не отпустит и приведет всю свору прямиком к ничего не подозревающей жертве. Вот что значит Бладхаунд — он чувствует вкус крови ярче остальных. Причем предпочтение отдает человеческой.

В конце концов, человек — одно из самых многочисленных животных на планете, и при этом его отстрел запрещен. Это приводит к перенаселению, войнам, массовым кровопролитиям. Насколько бы проще было, если бы все делали так, как он.

«Вуф! Вуф!» Пес залаял еще азартнее, явно почуяв след. А затем резво убежал вперед и скрылся в ближайших кустах. Барон улыбнулся еще довольнее. И правда же, отличный пес, все найдет. В следующий миг ночную тишину разорвал дикий, истошный визг. Другие собаки испуганно прильнули к земле, люди обалдевши замерли, а Садомир ощутил, как внутри все мгновенно заледенело. Это точно был его пес — но он даже и не думал, что собаки могут визжать так. Следом зелень громко зашуршала, и из куста вылетел окровавленный кусок мяса — разорванная половина его любимца — и шлепнулся на темную землю. А затем рядом упала и другая половина, забрызгав красными каплями траву и ботинки хозяина.

— Что там… — нервно выдохнул один из застывших охотников.

Словно давая ответ, зелень с шуршанием расступилась, и прямо в лица охотникам повалила густая темная дымка, из которой один за другим, как из мглы глубокой могилы, стали выходить люди — вернее, те, кто когда-то были людьми. Полусгнившие трупы с мертвыми пустыми глазами