Золотой Лингам - Сергей Юдин

Белобрысый «племянник» икнул и испарился. Дядя тоже было метнулся к двери, но Хватко загородил проход и мощным толчком живота усадил его обратно.

– Отвали, фраер, хуже будет, – посулил Алексей Викторович, хватая со стола пустую пивную бутылку, и предпринял новую попытку прорыва.

Вадим Вадимович молча боднул его в грудь лысиной, вторично вернув в сидячее положение; в результате столь энергичного маневра пиджак следователя распахнулся, явив зрителям потертую кобуру табельного пээма.

– Хрусты не у меня, – покрываясь испариной, пробормотал «предприниматель», – я их Женьке скинул.

– В заднем кармане брюк у него деньги, – бесстрастно заметил Горислав Игоревич.

– Ой, в натуре, – искренне удивился Алексей Викторович. – Вот, нате, забирайте. Раз пошли такие дикие упреки, гнусные подозрения… Забирайте!

Бросив на стол выигрыш, он тут же бочком-бочком протиснулся мимо сопящего, как паровоз, и красного, точно доменная печь, следователя, и поспешно вынырнул из купе.

– Ну, ядрен-матрен, история… – выдохнул Хватко, тяжело опускаясь на койку. – А я-то хорош! Как последний лох… Здорово, что ты вычислил этих сук… Только как? Ты же не следил за игрой!

– Следить не следил, а поглядывал. А вот ты, Вадим, точно, утратил элементарную бдительность. Расслабился… Славное знакомство свел, нечего сказать! Да еще ведь догадался их сюда привести. Парень – наркоман, от него «дурью» разит за версту, а твой предприниматель липовый и вовсе с зоны скорее всего не вылезает, чего стоит одна его лексика: «фуфлыжник», «хрусты». Ты хоть заметил, что даже игру вашу он не «очком» именовал, а «двадцать одно» – там, сам знаешь, термина «очко» стараются избегать… Главное, кто из нас двоих следователь?

– Ладно, ладно! – прервал его Вадим Вадимович. – Виноват, кругом виноват, каюсь. Впредь мне, старому дурню, наука.

– Между прочим, – заметил Горислав, – ты зачем взял с собой пистолет? Для каких таких надобностей?

– Мало ли… – отвел глаза следователь. – Привычка. А потом, тебе, к примеру, известно, что там, куда мы сейчас едем, водятся тигры? Да-да. И леопарды!

– А, так ты уссурийских тигров опасаешься! – развеселился Костромиров. – Напрасно. Их на всю тайгу осталось меньше пятисот. Так что, повстречать тигра – увы! – почти нереально. Это было бы даже несказанной удачей. Уж, скорее, ты встретишь там какого-нибудь снежного человека: говорят, в тех местах их частенько видят. А дальневосточный леопард, тот и вовсе не сегодня завтра вымрет – обреченный вид. По последним данным, их сейчас не более тридцати особей. Так что впору им самим выдавать табельное оружие, для самозащиты.

После казуса с мытищинским негоциантом, Хватко, к удовлетворению Горислава, компаний на стороне искать перестал. Костромиров также сделал для себя определенные выводы и более уже не манкировал ни обществом, ни коньяком Вадима Вадимовича. Последний, весьма довольный возвратом своих кровных денег, которые он уже почитал для себя навсегда утраченными, не торгуясь, скупил едва ли не все агатовые, аметистовые, сердоликовые и яшмовые сувениры на станциях между Пермью и Екатеринбургом. «Супружнице подарю, – в ответ на дружеские насмешки невозмутимо пояснял он. – И еще кой-кому… на работе».

Между тем поезд миновал нефтеносную Тюмень, перескочил по вековому, но все еще впечатляющему мосту Иртыш и, разогнавшись на пологих степных просторах, устремился в глубины Сибири; одна за другой мелькали станции: Барабинск, Калачинск, Чулым…

Таким образом, путешествие их продолжилось к обоюдному удовольствию и без особенных происшествий почти до середины пути, то есть до самого Новосибирска.

А на третьи сутки в Новосибирске уже сам Костромиров, сам того не желая, завел новое знакомство на стороне. Вышло это следующим образом. Поскольку остановка была достаточно длительной, Горислав с Вадимом решились на небольшой экскурс в пределах вокзала. Воротившись же в вагон, на подходе к купе, друзья стали невольными свидетелями неприятной сцены: какой-то интеллигентного вида костистый господин в нелепых квадратных очках на длинном, печально обвисшем носу, пытался убедить их проводника – монументального дядьку с брандмейстерскими бакенбардами и пышными табачными усищами – разрешить ему посадку на поезд. При этом весь он как-то нервно и жалко подергивался, порывисто махал похожими на сухие ветки руками и даже пытался сунуть проводнику какие-то деньги. Однако последний на все уговоры, мольбы и доводы материального характера отвечал равнодушно и односложно: «Нету месту, гражданин», одновременно оттесняя худосочного очкарика к выходу. Завидев Хватко с Костромировым, проводник прибавил, апеллируя к ним:

– Вот и товарищи подтвердят, что мест нету.

– Так точно! – весело отозвался Вадим Вадимович, с пыхтением протискиваясь мимо.

В купе Хватко с блаженным стоном растянулся на койке, Горислав же, присев к столику, и по обыкновению задумчиво глядя в окно, через какое-то время увидел, как давешний гражданин, вытесненный-таки неумолимым проводником из поезда, присел на собственный рюкзак как раз напротив их вагона. Вид у него был совершенно потерянный, даже убитый; некрасивое, но выразительное лицо покрылось бисеринками пота, а длинный, хрящеватый нос покраснел и обвис еще печальнее. Поскольку купе, которое Горислав Игоревич делил с Вадимом, на самом деле было трехместным (все двухместные оказались на момент поездки раскуплены, и Костромирову пришлось целиком выкупать это), он, как человек деликатный, испытал чувство легкого душевного дискомфорта. Никоим образом не помышляя нарушать свое с Вадимом уединение, Горислав Игоревич, тем не менее, закурил трубку и вышел из вагона на перрон. Там он приблизился к выдворенному господину, и просто так, из одного только природного сочувствия, поинтересовался, куда тот собирался ехать.

– А! – сокрушенно махнул рукой очкарик. – Мне в Дальнереченск или хотя бы до Бикина… Дайте, что ли, прикурить, – попросил он, протирая запотевшие очки несвежим носовым платком, – а то так торопился, что даже зажигалку… – Но тут, водрузив окуляры на место и подняв глаза, он умолк и с пристальным прищуром вперился в лицо Костромирова, бормоча что-то вроде: «Неужели?.. Да нет! …Не может быть…»

– А ведь я вас знаю! Мы с вами, между прочим, знакомы! – через мгновение воскликнул он, вскакивая со своего рюкзака. – Вы профессор Костромиров! Горислав Игоревич, не так ли?

«Вот черт дернул подойти! – мысленно огорчился Горислав. – Теперь уж и вовсе неловкая ситуация…» А вслух спросил:

– Совершенно верно. Но откуда вы меня знаете?

– Как же, как же! – заулыбался тот, суетливо всплескивая руками. – Разумеется, наше знакомство носит, так сказать, заочный характер. На конференции в МГУ, посвященной «Новейшей историографии» Хоменко-Лисовского, помните? Вы там делали большой доклад. И я также был среди выступавших. Меня зовут… – тут он замялся, словно в некотором смущении, – меня зовут Андрей Андреевич Уховцев, историк, кандидат наук, помните?

– В-возможно… – с сомнением протянул Костромиров. Фамилия показалась ему смутно знакомой, но не более того. – Это ж года три, а то и четыре назад было, верно? …А в Дальнереченск вам по делу или как?