Моя подруга всегда против - Мил Миллингтон

– Да так, знаете ли, – пожал я плечами.

Я старался ни с кем не встречаться взглядом, но известное дело – когда закрываешь лицо ладонью, хочется подсмотреть в щелку между пальцами, и постепенно ужас начал засасывать меня. Магнитные силы саморазрушения повернули мою голову так, что я уткнулся взглядом в глаза Карен Роубон. Ухмылка рассекала ее лицо надвое. Интересно, может ли человек умереть от восторга? Я решил, что, к моему огорчению, не может. Заговорив, она попыталась прикинуться обеспокоенной, но притворство было выше ее сил.

– Вот это да, Пэл… – Карен умолкла, кривя губы так и сяк, чтобы не разразиться хохотом. – Вот это… Что случилось-то?

Я вздохнул и закатил глаза:

– Разве не ясно?

Тишина одеялом накрыла толпу. Напряжение, с каким собравшиеся ждали, что я скажу, по силе уступало лишь напряжению, с каким я соображал, что бы такое сказать. Люди ждали ответа, боясь проронить хоть слово, боясь даже дышать. А я все тянул и тянул паузу, почти достигнув предела, после которого окончательно побеждает безмолвие и люди начинают по одиночке или попарно расходиться.

– Эй! – наконец встрепенулась Карен и чуть выступила вперед, как бы принимая на себя роль выразителя нужд толпы.

– Какого черта. Ясное дело, что я зашел в туалет…

– А дальше…

– Ясное дело, что я зашел в туалет… а куртку негде было повесить. Я увидел дерево… за окном… полез повесить куртку, но застрял.

Объяснение содержало толику истины. Конечно, было очевидно, что оно меня не спасет. Оставалось прибегнуть к последнему средству защиты: обвести толпу взглядом, подразумевающим, что если вам непонятна элементарная логика такой цепочки событий, то вы сами кретины.

И тут наступил переломный момент. Бернард тяжело плюхнулся на чашу весов – увы, не мою.

– Не-е-ыт, в туалете было куда повесить куртку, – оповестил он собравшихся. – Я сам видел крючок на дверях кабинки.

– А-а… наверное, я его не заметил.

В приступе смеха некоторые осели на землю. У всех по щекам текли слезы, женщина из межбиблиотечного абонемента упала в объятия подруги, охая: «Воздуха не хватает, воздуха…»

Я так и не узнал, какая сволочь вызвала газетчиков, но репортер и фотограф из местной ежедневной газетки прибыли на место куда быстрее, чем завхоз придумал, как меня освободить из капкана. Завхозу пришлось выбивать оконную раму. Он сказал, что с удовольствием вытащил бы меня, применив грубую силу, если старший по должности возьмет на себя ответственность за возможное повреждение позвоночника. Бернард не согласился. Когда меня опустили вниз, на мне, словно балетная пачка, красовалась деревянная оконная рама. Пришлось ее распиливать.

Урсула сидела за столом в окружении орущих детей и брокколи. Когда я в полном изнеможении ввалился в дверь, она немедленно вскочила.

– Разберись с детьми, – потребовала она, топая в другую комнату. – С меня на сегодня хватит. На работе выдался просто кошмарный денек.

Воспользовавшись чудесной возможностью самому себе поставить диагноз, я взял больничный на несколько дней, сославшись на «боль в мышцах живота». Обычно в заявке на больничный безбожно врут, однако мой диагноз не был полностью надуманным. Хотя, конечно, в основном мной руководило желание «спрятаться», резкие движения и вправду отзывались болью в животе, отчего я невольно морщился. Я не стал разубеждать тех, кто считал, что мой живот пострадал, когда я застрял в окне, но про себя полагал, что переборщил со стимулятором мышц (и не только – неотвязная тревога из-за триады тоже отрицательно сказалась на моих кишках).

Тем не менее, утром я одевался как на работу и бродил по городу почти до вечера, возвращаясь домой в обычное время. Понятно, я не желал, чтобы Урсула знала о больничном, иначе она мигом придумала бы кучу нудных обязанностей. Приближался последний этап переезда, она как пить дать поручила бы мне паковать вещи или заниматься еще какой-нибудь ерундой. Урсула не проявила сочувствия, увидев мое фото в газете.

– Скажи, ты расходуешь всю свою энергию на то, чтобы ставить меня в дурацкое положение?

– Знаешь, не всю.

– У тебя несомненный талант.

– Слушай, ты ведь не в курсе условий труда в университете – любой на моем месте мог бы застрять в этом окне, просто мне не повезло.

– Как будто у меня своих неприятностей мало… Как ты думаешь, как отреагировала Ванесса, увидев твой снимок в газете?

– Возбудилась? Воспылала страстью? Томлением духа и плоти?

– Она нашла еще один повод, чтобы укусить меня. Пришлось тебя защищать, а ты же знаешь, как я этого не люблю.

Модель механизма переезда на новое место состоит в черепашьем темпе сборов с внезапным переходом к лихорадочной гонке на время. Пока я делал вид, что улаживаю кое-какие дела на работе, произошел скачкообразный переход к стадии суеты. И все-таки я решил заскочить в кафе «У Патрика» на обед, чтобы поболтать с Трейси и Ру. Я рисковал нарваться на кого-нибудь с работы, но рассчитывал, что прижимание руки к животу и постная рожа упредят ненужные вопросы.

– Что лучше – быть умным или красивым?

– Ну, – отозвался Ру, – я был лишен подобного выбора… С этим трудно смириться, но все же красота требует от ее обладателя гораздо меньших усилий. Красивым человек остаетсядаже во сне, и потом, умному легче изобразить из себя красавца. Гения от безумца отделяет тонкая грань, зато грань между красотой и уродством очень, очень толстая.

– По-моему, некрасивые люди в большинстве своем глупые, – добавила Трейси.

– А это не предрассудок? – спросил я.

– Я не про то, – в знак протеста Трейси энергично замахала руками, – у меня хватает некрасивых друзей. Я хотела сказать вот что: они глупы в своем отношении к красоте. Они отвергают людей, родившихся красивыми, потому что… ну, не знаю… красота досталась им без труда, наверное, поэтому. Мол, природа случайно распорядилась. Однако никто не издевается и не говорит: «Да он просто родился с талантом к музыке» или «Его блестящие способности к математике – всего лишь врожденный дар». Наоборот, такие люди вызывают уважение. Спортсмены, шахматные гроссмейстеры, артисты считаются ужасно положительными людьми. Но если человек принимает участие в конкурсе красоты, над ним смеются. Знаете, откуда это идет? Красота – качество, которое, как правило, ассоциируется с женщинами, поэтому общество, где хозяйничают мужчины, стремится принизить красоту.

– Ни хрена себе, – хором произнесли я и Ру.

– Похоже, ты давно эту теорию вынашивала и только ждала подходящего случая, чтобы донести ее до всеобщего сведения, верно? – поинтересовался Ру.

– Чуть больше трех с половиной лет, – Трей-си наморщила нос, – или около того.