Эксплеты. Лебединая башня - Ирина Фуллер

Удивительным казалось Омарейл то, как один и тот же человек играл совершенно разные роли с разными людьми. Раньше она не замечала столь разительной перемены, но теперь… в школе она была умницей Мираж Селладор, с Маем – немного занудной чокнутой подружкой, со Шторм – рассудительным антиподом блестящей звезды, с господином директором – скромной школьницей, с Даном Дольвейном, который приходил к ней на чаепитие, – гордой и насмешливой принцессой. Бериот видел в ней капризную подопечную, а Севастьяна – взбалмошную младшую сестру. Родители считали ее хрупким цветком, а Сова… на ее счет Омарейл не была уверена. Были люди, чье отношение к ней совсем не укладывалось ни в какие рамки. Например, что о ней думал господин Даррит, также было загадкой.

В обед Омарейл действительно принесли послание от Дана Дольвейна с просьбой оказать ему честь и удостоить чаепитием. Она ответила согласием, хотя все это казалось ей по меньшей мере подозрительным.

Еще более странным поведение директора стало, когда он, наконец, пришел и сел по ту сторону стены. Омарейл слышала, как фарфоровая чашечка несколько раз опускалась на блюдце. Больше она не слышала ничего.

– Вы, надо понимать, хотели поговорить со мной о чем-то, Дан? – уточнила Омарейл, чувствуя, что собеседник не готов начать разговор первым.

Повисла пауза. Омарейл стало не по себе.

– Нет, ничего конкретного, – отозвался, наконец, мужчина, и снова раздался мягкий звук соприкасающегося фарфора.

Она устало прикрыла глаза.

– Севастьяна сказала, вчера вы были на премьере «Аны»?

– Да.

Никакого продолжения не последовало.

– Дан, – произнесла Омарейл многозначительно. – Мне кажется, есть что-то, что вы хотите мне сказать. Вы молчите, это верный признак. Если бы вы ничего не хотели мне сказать, то говорили бы без умолку.

– Я действительно ничего не хочу вам сказать, – угрюмо ответил Дан.

Омарейл стиснула зубы:

– Зачем вы тогда пришли? – Это прозвучало слишком грубо, Бериот за такое как минимум прочистил бы на нее горло. – Я хочу сказать, что не возражаю против вашей компании, у меня здесь бывает не так много людей, поэтому любой умный собеседник ценится на вес золота. Но я бы предпочла неловкой тишине хоть сколько-нибудь стимулирующий разговор.

– Разумеется, Ваше Высочество. Прошу меня простить.

Не то чтобы с этого момента беседа потекла быстро и непринужденно, но они смогли обсудить несколько более или менее интересных тем, прежде чем Дан раскланялся и ушел.

Воскресенье Омарейл посвятила своей картине, репетиции танца для «Листопада» и домашним заданиям по нескольким предметам. Обедала она с родителями. Они также дали высокую оценку постановке «Аны».

Вечером она позанималась спортом и немного поработала в оранжерее.

Чувствуя себя совершенно отдохнувшей, в понедельник она пришла в школу в приподнятом настроении. Май тоже светился и не уставал рассказывать забавные истории.

Шторм на занятия не пришла.

– Наверное, устала раздавать автографы. Отдыхает, – прокомментировал это Май.

На переменах в тот день обсуждались только две темы: феерический успех Шторм и первый совместный выход в свет Севастьяны и Бериота. В газетах и журналах подробно описывались наряды всех троих, каждое их действие и слово. Омарейл умирала от любопытства: ей очень хотелось посмотреть, как выглядели ее сестра и новоиспеченный жених. Но почему-то это казалось слишком запретным. Увидев их лица однажды, она боялась, что не сможет отказаться от того, чтобы видеть их постоянно.

Они с Маем обедали в компании одноклассников, когда Луна, которая всегда больше других уделяла внимание светским сплетням, заявила:

– Понятно, что это брак по расчету. Посмотрите, они даже не держатся за руки, не пытаются друг к другу прикоснуться.

– Потому что это не принято по этикету, – прокомментировала это Омарейл.

Луна сделала вид, что не услышала.

– Они совершенно не похожи на влюбленных, – резюмировала она, дочитав статью.

Омарейл покачала головой. Она просто не могла не вступиться за сестру.

– Они скромные люди. Не в их правилах выставлять свои чувства напоказ.

Фыркнув, Луна вновь открыла первую страницу.

– Ей, конечно, повезло, – протянула она вскоре.

Сердце Омарейл забилось чаще.

– Ей повезло? – произнесла она, боясь, что ее слова прозвучат слишком возмущенно.

Луна мечтательно закатила глаза.

– Конечно, Бериот же такой… такой…

– Какой? – не выдержала Омарейл.

Неожиданно Луну поддержала ее подруга.

– Мрачный и загадочный, – выдохнула Лира.

Омарейл вопросительно взглянула на Мая, но тот лишь пожал плечами. Большого труда ей стоило не ввязаться в спор. Если бы они только знали…

После занятий Омарейл предложила Маю зайти в таверну «Штормовое предупреждение».

– Я хочу спросить тебя кое о чем, – сказала она, когда они заказали по «Бешеной Креветке». – У тебя бывает такое, что тебе передаются эмоции других людей?

Май застыл с куском ролла во рту. Затем медленно прожевал пищу и ответил:

– Я бы предположил, что ты имеешь в виду ситуации, когда кому-то рядом с тобой грустно и ты тоже начинаешь грустить. Или кто-то ржет и ты тоже начинаешь смеяться. Но, немного узнав тебя, я думаю, ты имеешь в виду что-то совсем другое.

Она чуть призадумалась. Конечно, иногда Севастьяна заставляла ее улыбнуться, даже если сама Омарейл была не в очень хорошем настроении. А Бериот своими нотациями мог убить любое веселье. Но теперь…

– Да, другое. Понимаешь, иногда я прямо чувствую, что сама не злюсь на что-то, но внутри меня – злость.

Май покачал головой:

– Нет, такого у меня не бывает.

– При этом я знаю, что это злится кто-то рядом со мной. То есть… – она понизила голос до шепота, – иногда я могу точно сказать, что чувствует человек рядом со мной. Потому что тоже начинаю чувствовать это.

Май удивленно поднял бровь.

– И что я сейчас чувствую?

Омарейл внимательно посмотрела ему в глаза.

– Ты заинтригован.

Его плечи опустились.

– Ну, это и так понятно… – Затем он чуть прищурился. – Давай я попробую подумать о чем-то другом, и посмотрим, сможешь ли ты угадать.

Омарейл скривила губы.

– Нет, не давай. Я не делаю это по указке, да и ты вряд ли сможешь сымитировать чувства – это же… Что ты делаешь?

Май выпучил на нее свои голубые глаза, его пальцы сжали столешницу, губы побелели.

– Пытаюсь передать тебе свои эмоции.