Самурай из Киото - Михаил Белозеров

Раздался грохот, словно упал мешок с костями. Язаки заохал, запричитал. Несколько мгновений он возился, выдергивая из десен иглы, каждый раз вскрикивая и ругаясь при этом. Затем схватил щипцы, которые выронил палач, и принялся за писца. Все это время тот прятался за огромным креслом Императора-жабы и следил за происходящим перепуганными глазами. Как только он дико заорал, Натабура понял, что сюда сбежится вся стража главной башни Карамора. После этого он действовал согласно классическому хидэн, потому что бой принял привычные формы: андзица отбросил бесполезный вакидзаси и встал в стойку обезьяны-киноэсару, то есть выставив вперед правую руку, правую ногу и угрожая катана, но не наступая, ибо осознал ловкость противника: казалось, стоило подумать, как он уже применял контрход. Андзица даже попробовал было обмануть Натабуру – притворился ослабевшим, нарочно захромал, качнулся, опершись на стену. Облизнул губы, словно ему стало плохо. Но Натабура не купился на его мнимую слабость и не сделал то, чего так страстно желал андзица, то есть не попытался нанести последний удар в грудь или глею. Тогда бы он, была не была, блокировал кусанаги и по его лезвию, как по дорожке, добрался бы до сердца противника и вонзил бы в него свой катана. Имелся еще один фактор, который поразил андзица: Натабура весьма уверенно ставил блоки. То ли меч его был хорош, то ли юнец не берег его. Нет, не может быть, соображал андзица, он не так прост. Мне бы такой нодати.

Натабуре надоело ждать, и он атаковал андзица в плечо, а когда он вынужден был опустить меч, ударил его, как и лже-Бенкэя на мосту, в голень. Но в отличие от монаха – не по икре, а в колено. И хотя его прикрывал наколенник, схватка сразу превратилась в топтание на месте. Большой и грозный андзица только и делал, что отбивал атаки Натабуры, понимая, что так долго продолжаться не может. Его лунообразное лицо вытянулось, а бесцветные глазки сверкали диким огнем. Он уже давно понял, что косин Натабуры, который сидит в каждом из людей, сильнее любого косина карабидов. С этим ничего нельзя поделать. А о том, что Боги ему благоприятствуют, и думать не хотелось. Ведь и самому андзица до сих пор везло: как и Натабура, он прошел страну ёми, не потеряв головы, стал карабидом, избежав казни, получил хорошую, сытную должность и неограниченную власть. «Неужели в этом и заключается ошибка?» – лихорадочно думал он, с отбивая атаки юнца, который становился все увереннее и увереннее. Единственное, он надеялся на товарищей карабидов, которые давно должны были услышать дикие крики писца. Правда, писец уже не орал, а только хрипел и тихо ойкал.

И дождался-таки: раздалось бряцание оружия, крики, и в пыточную через боковой вход ворвались кабутомуши-куны, принеся с собой тошнотворный запах такубусума. Андзица, воодушевленный их появлением, решил отвлечь Натабуру нападением на Язаки, который покончил с писцом и, морщась, дул на руки, с интересом следя за поединком. Мотнув волосами, андзица сделал шаг в его сторону, открылся под рукой, попытался исправить положение с помощью полублокировки, полуугрозы с выпадом, – провалился, потому что Натабура сделал хидэн ваэ-у – уклонение под меч справа, и получил смертельный удар, называемый «щелчок кнута», в шею – как раз под срез доспехов санэ.

Вскрикнув, андзица схватился за рану, выронил оружие, неловко ступил на раненую ногу и рухнул. Духи под кровлей радостно встрепенулись. Кэри даже рискнул было слететь вниз, но карабиды быстро заполнили башню, распространяя вокруг себя резкий запах напитка из такубусума. Они размахивали оружием и кричали, что уничтожат всех врагов великого Субэоса, вовсе не ожидая увидеть вооруженного человека. К тому же они были без офицера, который единственный из них умел думать тактически.

Натабура не долго думая принялся за их избиение. Если андзица по меркам Думкидаё был отличным бойцом-одиночкой, то гвардию Субэоса обучали весьма посредственно. В первые одну-две кокой, в течение которых они еще не растеряли храбрости, щелкали своими веерами и тыкали во все стороны яри и катана, Натабура выбрал себе жертву и зарубил того, который оказался наиболее воинственным, но полным неумехой, – крайнего справа, черного, волосатого, как тэнгу, в татуировках в уголках глаз, с большими торчащими усами, под которыми поблескивали огромные, как у лошади, зубы. Карабиды даже не воспользовались численным преимуществом. Навались они одновременно, Натабуре пришлось бы худо: пространство было мало, а Язаки надо было защищать. Затем без особого труда он убил еще двоих, чем окончательно расстроил ряды противника. Карабиды, поскуливая, стали пятиться, а через мгновение обратились в бегство, побросав оружие. Последний из них, подпрыгивая и не надеясь на санэ, прикрывал спину огромной широкой нагинатой. Но Натабуре было наплевать. Ему даже не хотелось шевелиться. Усталость последних дней навалилась, как гора Нангапарбата.

– Все! – Он повернулся.

Язаки, не говоря ни слова, как тень судьбы, бросился ему на шею и свалил на залитый кровью пол. Слезы душили его и катились по распухшему лицу, попадая в рот, походивший на раскрытую устрицу.

– А… а…

Сил не было скинуть его. Хотелось провалиться в глубокий и долгий сон, чтобы все это пропало, а осталась одна Нихон и еще, пожалуй, Афра. О псе он все время почему-то вспоминал с особой теплотой, словно Афра стал частью его. «Без Афра я не существую», – подумал Натабура, отпихивая наползающего Язаки и пытаясь выбраться из-под него. Афра! Афра!

Дверь, ведущая на нижние этажи, распахнулась, и на пороге показалась Юка. Афра тут же полез целоваться, очистив лицо Натабуры от соплей Язаки и чужой крови.

– Все! Все! Все! – сдался Натабура, отбиваясь и от пса, который в свою очередь не успокоился, пока не посчитал, что физиономия хозяина приведена в первозданное состояние.

Все. Натабура сел и глубоко вздохнул. Действительно, он почувствовал, что силы, как и бодрость, потихоньку возвращаются к нему. Это был какой-то очень и очень странный пес. Одним словом – медвежий тэнгу, дарующий энергию.

– Как? Как ты сюда попала?! – обрадовался Натабура, протягивая руку Язаки, который помог ему подняться.

– На первом этаже оказался всего лишь один охранник, – сообщила Юка таким тоном, словно это было в порядке вещей – завалить здоровенного карабида, увешанного железом.

Ну да, равнодушно от усталости подумал Натабура, спицы, шпильки, щеточки, заколки. Женские штучки. Женское коварство, о котором твердил учитель Акинобу. Хоп! Воспоминания захлестнули его. Сердце сжалось. Многое бы он отдал, чтобы очутиться в монастыре Курама-деру среди гор Коя. Много бы он отдал, чтобы услышать голос учителя Акинобу, ибо, честно говоря, не умел принимать самостоятельных решений, а пребывал в сомнениях и страдал от этого.

– Да ты ранен!

Хоп! Момент слабости прошел. Все-таки он не уберегся от вакидзаси андзица, который чуть-чуть, но все же рассек ему скулу и нос.

– Мы его поймаем в замке! – добавила Юка, возясь с его лицом и одновременно с любопытством оглядывая поле битвы.

Несомненно, она еще раз удивилась его талантам. Натабура давно заметил, что она не боится крови и что кровь ее привлекает. К тому же ее пальцы умели лечить.