Бог неудачников - Елена Викторовна Яковлева

наверняка нехватка тестостерона, а он, как я где-то прочитал, способен вырабатываться под воздействием солнечных лучей, если, конечно, это не очередное открытие неутомимых «британских ученых».

И вдруг «здрасьте». Я открыл глаза. Передо мной стояла Странненькая в берцах. Пришла меня сменить. Вместе со вчерашним безнадежным интеллигентом. То есть пришли они порознь, сначала Странненькая, а через минуту Безнадежный, но дежурить собирались вместе. До подхода остальных сил. Я же со своей стороны с легким сердцем передал им охраняемый объект и отправился, как и обещал Псине, бродить с ней по переулкам.

Разумеется, первым делом мы завернули в наш зоомагазин, где я недолго пощебетав с общительной продавщицей, купил своей верной подружке ее любимые ушки, которые она умяла сразу же за порогом. Потом за неимением котов мы немного погоняли голубей в тщедушном грязном скверике, после чего Псина взяла уверенный курс на супермаркет, в котором работала Айгуль. Этот пункт назначения появился на нашем маршруте относительно недавно, но я, честно говоря, ничего не имел против.

Обычно Айгуль, заметив нас сквозь стеклянную витрину, махала нам рукой и делала уморительные рожицы, приводившие Псину в неописуемый восторг, немедленно передававшийся и мне. Прыгая рядом с нею, я напрочь забывал о своем нестерпимом писательском зуде, об изувеченном в угоду Кириллу романе, о Насте и прочих, доставляющих мне массу неудобств мелочах. И даже нехватка тестостерона в такие моменты занимала меня гораздо меньше, чем досадное отсутствие хвоста, которым я мог бы забавно сучить в унисон моей Псине.

Уверен, сегодня все было бы точно так же, если б не телефон, затренькавший у меня в штанах на самом подходе к супермаркету. Звонила Старшая с пренеприятнейшим известием:

– Они прислали бульдозер. Мы перегородила дорогу, но людей мало.

– Иду! – обреченно выдохнул я в трубку и дернул за поводок упирающуюся всеми четырьмя лапами Псину. – Пошли, труба зовет.

Псина как-то особенно протяжно заскулила, и, преисполнившись чувством вины, я всю обратную дорогу уговаривал ее, чтобы не расстраивалась:

– Понимаю, ты хотела видеть Айгуль. Я тоже хотел. Но что делать, если злые люди собираются снести нашу конюшню? А у Айгуль завтра выходной, и она сама к нам придет. И ты будешь с ней гулять. А сегодня мы уже неплохо размяли косточки. И не спорь, пожалуйста.

Я увещевал ее громко и рассудительно, как маленького ребенка, не обращая внимания на косые взгляды встречных пешеходов. Пусть себе думают, что хотят, лишь бы только Псина не скулила. А она все никак не успокаивалась, оглядывалась назад, смотрела на меня печальными глазами и волочила за собой обвисший хвост. Разрываясь от жалости к ней, я не сразу сообразил позвонить Славке, чтобы он вышел забрать собаку. Но ничего, он собрался быстро – мы его практически не ждали – выскочил из дома без куртки и, принимая из моих рук поводок, выпалил:

– Иди-иди, там нужны свежие силы!

Я проводил их с Псиной взглядом до подъезда и рысью бросился к воротам стройки, а ситуация возле них, судя по долетающим до меня голосам, складывалась напряженная. Вскоре за деревьями стал просматриваться бульдозер и обступившие его со всех сторон люди. Там были и мои карбонарии, и охранники, и рабочие в зеленых спецовках. Все вперемешку и все галдят, а кто чего хочет, понять трудно. Подойдя ближе, я заметил, что сами ворота распахнуты, а в пустующем проеме, взявшись за руки, стоят Старшая с подружками, Странненькая, Безнадежный и еще пара-тройка незнакомых мне прежде, но близких по духу соседей. Решимость, с которой они преграждали дорогу бульдозеру, произвела на меня столь сильное впечатление, что я немедленно влился в их сплоченные ряды, успев перед этим издать устающий противника вопль.

Карбонарии встретили меня радостным гулом, я же, заняв позицию между Старшой и Странненькой, позволил себе немного осмотреться. Так вот, из самой гущи событий ситуация выглядела следующим образом. В численном выражении наши с противником силы были примерно равны, но духом мы его явно превосходили. Пока мы демонстрировали единство и сплоченность, свежеприбывшие рабочие растерянно топтались у забора, охранники метались и истошно орали, безуспешно пытаясь оттащить нас от ворот, а водитель бульдозера, с виду добродушный деревенский увалень, сокрушенно вздыхал, то и дело поглядывая на наручные часы. И даже пытался взывать к нашему сочувствию:

– Слушайте, ребята… Я против вас ничего не имею, и вы меня поймите… Я же простой работяга, меня куда послали, туда я и еду… Мне зарабатывать надо, семью кормить, а вы мне не даете… Разве это по-человечески?..

– А памятники сносить, значит, по-человечески? – вступила с ним в дискуссию Старшая. – И строить на их месте небокребы?

– Да я-то тут при чем? Мне куда сказали, туда я и еду, – бульдозерист завел свою волынку по второму кругу, на что Старшая снова и буквально в тех же выражениях выставила ему свои контраргументы про памятники и небоскребы.

Правда, я их не дослушал, отвлекся на телефон, который задергался в конвульсиях в моем кармане. Звонила Юля, интересовалась, как дела. Надо же, как вовремя. Вкратце описал ей ситуацию. Она попросила держаться и пообещала подкрепление. Я со своей стороны уверил ее в том, что мы будем стоять до конца. Чувствуя невероятный прилив тестостерона, я всерьез полагал, что при сложившихся раскладах мы можем противостоять застройщикам, пока это нам самим не надоест, и мысленно посылал «приветы» вероломной Гандзе: «Ну что, съела?». Кстати, я был бы не против, если б инвесторы «выкатили» ее на нас в качестве психологического оружия. Вот уж была бы развлекуха!

Впрочем, и без Гандзи никто особо не скучал. Поскольку наше противодействие носило затяжной позиционный характер, то очень скоро мы совершенно незаметно для себя перешли к очередному его этапу, описанному еще историками Первой мировой, – а именно братанию. По крайней мере, когда несчастный бульдозерист пожаловался на то, что по нашей милости остался без обеда, все та же Старшая снабдила его пирожками, которые захватила с собой на случай долгой осады. Мне и другим карбонариями тоже перепало из ее стратегических запасов, и мы все вместе неплохо подкрепились, умильно наблюдая, как наш изголодавшийся противник налегает на домашнюю выпечку. Потом он попросил закурить, и я великодушно поделился с ним сигареткой.

Однако, любая идиллия – вещь хрупкая и крайне недолговечная, и я в этом в очередной раз убедился на собственном опыте, причем очень скоро. О том, что на нашем «фронте» грядут перемены, я догадался, заметив изменения в поведении охранников. Если до этого они в основном проводили политику запугивания и мелких провокаций, то теперь выжидающе