Ученица чародея - Галина Манукян

– Да, снова. И если ты запамятовал, позволь напомнить: именно из-за твоего хамского поведения в ресторации он оказался привязанным ко мне! – я почти кричала, хоть и шепотом. Руки чесались врезать ему пощечину. – И все потому, что от таких, как ты, приходится защищаться!

– Так, значит, – глухо сказал он и поднялся.

Я вскочила следом:

– Да так! Ты… ты даже шанса не оставляешь подумать о тебе хорошо! Даже если хочется! Ты…

Он резко обернулся и взглянул мне в глаза:

– Я знаю, я хам и мерзавец.

Я не нашлась, что ответить. А ему это было и не нужно. В следующую секунду Этьен притянул меня за плечи, и я ощутила теплое дыхание на лице. Его тело оказалось совсем близко, и горячие губы с жадностью поглотили мои. Требовательные, влажные, нежные и невероятно приятные. У меня закружилась голова, и веки закрылись сами собой. В самом низу живота вспыхнуло белое пламя. Жаркое, волнительное, пульсирующее, оно взвилось вверх, зажигая яркие звезды от крестца до груди, от солнечного сплетения до горла. Осветив голову изнутри бело-золотым светом, искристое пламя излилось наружу, на Этьена. Он ахнул и задрожал, не выпуская меня из рук. Его дрожь, томительная, возбуждающая, передалась мне, растворяя в эйфории. Белое пламя в животе разгорелось еще сильнее, стало ослепительным. Это было так хорошо, так невообразимо хорошо, что я вся превратилась в вихрь белого света, который неудержимо начал перетекать в Этьена. И вдруг он вскрикнул и отпрянул. Я раскрыла глаза, не понимая, в чем дело.

Он держался руками за лицо, издавая странные звуки.

– Этьен! – позвала я и отвела его ладони.

Моему взгляду предстала кошмарная картина: радужки его глаз побелели, покрасневшее лицо исказилось от боли, а губы запеклись, как от ожога. Он ловил ртом воздух и не мог вдохнуть.

– Боже… – пробормотала я в ужасе.

– Я ведь предупреждала, – проскрипела рядом мадам Тэйра, – предупреждала…

Она подошла к нему сзади и, потянувшись на носочках, со всей силы ударила кулаком между лопаток. Этьен с громким хрипом вдохнул, выдохнул и закашлялся.

– Как же так?! – прошептала я в растерянности, пока он, согнувшись в три погибели, с кашлем выплевывал из себя золотые искры и мятые хлопья света.

Наконец, он выпрямился и, потрясенный чем-то, протянул вперед одну ладонь с растопыренными пальцами, затем вторую, будто пытался нащупать стеклянную стену перед собой. На белые, будто бельма, радужки его глаз было страшно смотреть.

– Ничего не вижу! Ничего не вижу! – в отчаянии повторял он.

– Этьен, я не хотела… – чуть не плача, пролепетала я и дотронулась до его предплечья.

Он дернулся так, что моя рука резко слетела, и взревел:

– Что ты сделала со мной?! Зачем? Проучить решила?

– Нет-нет. Я не хотела. Честно. Давай исцелить попробую…

– Еще и смеешься надо мной?! Только подойди, – он отступил назад, вслепую выхватил шпагу и угрожающе выставил вперед.

– Ты… Я не… – попятилась я, и, не выдержав, побежала прочь.

Мадам Тэйра проворчала:

– Вот она, большая чистая любовь – чуть что – шпагой в глаз, и весь разговор.

– Как вы можете?! Я же ослеп! – в голосе Этьена смешались гнев и паника. – Черт побери! Я слепой! Из-за нее!

Я поскользнулась на покрытой росой траве и приземлилась возле каких-то кустов, всхлипывая и не зная, куда себя деть. Я проклята! Я ослепила того, в кого влюбилась. Поцелуем! Я – само исчадие ада! В висках застучало. Может, лучше сразу в пропасть?

До моих ушей донесся назидательный голос мадам Тэйра:

– А не лез бы девочку портить. Решил, что раз-два, она даром с тобой поделится? И папашу за пояс заткнешь? Она, дурочка, и поделилась бы… Да не в коня корм! Тебе ее дар, что ослу коньяк.

Я замерла, мучительно ожидая громких возражений. Но Этьен промолчал. Мое горло сжалось.

– Терпи, Тити, пройдет со временем. Не навсегда это, – буркнула бабка. – Спать ложись, все равно звездами теперь не полюбуешься. А я пойду Абели искать. Чую, глупостей наделает.

Этьен молчал. Молчал – потому что ответить ему было нечего. Во мне все всколыхнулось от возмущения. Я вытерла тыльной стороной руки слезы. Получается, никому-никому на свете нельзя доверять? Даже тому, кто отчаянно тебя защищал? Что же выходит – он делал это ради выгоды? Тоже хотел меня использовать? Какое ничтожество! Значит, поделом ему. И мне урок – ни за что больше не влюбляться! Буду думать только о себе, как советовала Моник.

Я решительно встала с влажной кочки и пошла обратно – незачем по кустам прятаться. Сами убегайте! Я – злая колдунья! Теперь и лекаря поцелую, и короля! Пусть сгорят ко всем чертям!

Мне навстречу семенила прабабка. За ее спиной я увидела, как Этьен опустился на землю там, где стоял, и, ссутулившись, оперся на шпагу, торчащую из земли. Я уже хотела крикнуть в его сторону что-нибудь грубое, как вдруг порыв ветра донес до меня его шепот:

– Вот и влюбляйся в ведьм, кретин…

Солнце едва проснулось, тронув нежно-сиреневой дымкой снежные вершины, озарив всеми оттенками розового далекий Монблан, а наша странная процессия уже пустилась в путь. Впереди тяжелой поступью шагали головорезы мадам, выбирая дорогу. За ними тряслась я на трофейной лошади бок о бок с придремывающей на козле прабабкой. Следом ехал погруженный в невеселые раздумья Огюстен, ему тоже достался конь убитого гвардейца. Позади Малыш Кристоф вел под уздцы гнедого, на котором сидел Этьен с повязкой на пол-лица – даже легкий утренний свет заставлял его кривиться от боли. Годфруа-младший напряженно держался за поводья и прислушивался к топоту копыт. Ему явно было не по себе. Замыкающим группу помощникам, тоже ехавшим верхом, было велено присматривать за слепым, чтобы не упал.

Я то и дело оглядывалась на Этьена. Меня одолевали смешанные чувства: редкие всплески обиды, переходящие в жгучую вину, нежность и волнение за него. Прошлой ночью я так и не решилась подойти – сидела и смотрела на него, внезапно ослепшего, злого и растерянного, пока он не заснул. Сердце сжималось. Хотелось дотронуться, что-то сказать, успокоить, но я не находила слов.

Еще сильнее хотелось снова ощутить ту белую эйфорию и звезды внутри, но, похоже, о них придется забыть. Меня мучил вопрос: что же станет с мужчиной, если он разделит со мной ложе, если от простого поцелуя случаются такие кошмары? Его разорвет, как от пушечного ядра?

Мадам Тэйра сказала, что избранник должен быть готов, а где найти такого? Как подготовить? Сразу нырнуть поглубже в речку, чтобы не вспыхнул, как факел? Попросить перед брачной ночью написать завещание? Или отправиться по всему свету искать такое же чудовище, как я? А что, если не хочется чудовище, если меня отчаянно влечет к сумасшедшему Этьену? Впрочем, его ко мне, очевидно, больше не тянет. Утром едва услышал мой голос, вздрогнул. Огюстен тоже вежливо поздоровался, но бочком-бочком отошел и взобрался на коня.