Египтянин. Путь воина - Жюльетт Сапфо

– А ты? Ты любил её? – Теперь голос Изигатар звучал настойчиво, едва ли не требовательно.

– Я? – Ренси не отвёл от неё взгляд – и они смотрели друг на друга, каждый скрывая свою тайну. – Почему ты допытываешься, любил ли я? Разве тебе не всё равно?

– Потому что, если ты скажешь, что вы любили друг друга, я пойму одну очень важную вещь. Что ты Нехо не друг и даже не его союзник. Что вы – давние враги.

– Не понимаю, почему это может быть так важно для тебя?

– Не для меня. – Изигатар, увлечённая разговором, но всё ещё колеблющаяся, придвинулась к Ренси вплотную, взяла его руку и тихо сказала: – Есть человек, которого интересует только одно: представляешь ты угрозу или нет?

Ренси накрыл руку девушки другой своей рукой и, слегка сжав её, таким же, негромким, голосом произнёс:

– Может, поговорим уже откровенно? Кто при дворе считает, что я могу быть для него опасен?

– Моя госпожа. Княжна Шеруа-этерат. Но беспокоится она вовсе не о себе, а о своём брате, вавилонском правителе Шамаш-шум-укине. Так же, как и он, княжна ненавидит царя Ашшурбанипала. Несколько лет назад царь разлучил её с любимым человеком и потом казнил его на глазах у своей сестры. Позже её отправили в далёкую страну кочевых племён – скифов, но она не смогла родить своему мужу, царю кочевников, сына, она не стала матерью даже девочки… Разгневанный повелитель варваров отослал её обратно в Ниневию и разорвал союз с Ашшурбанипалом. С тех пор Шеруа-этерат не позволяет прикасаться к себе ни одному мужчине.

– Но она делит ложе с тобой?

На вопрос Ренси девушка ответила красноречивым молчанием.

– Княжна, разумеется, знает о том, что ты встречаешься со мной?

– Ах, милый, давай оставим серьёзные разговоры! Я хочу, чтобы ты в моих покоях чувствовал себя счастливым и безмятежным, – с этими словами Изигатар села на пол и прижалась спиной к коленям любовника.

Ренси чувствовал её тело сквозь платье, и это ощущение жгло его безжалостней, чем пламя жаровни.

– В твоём теле заключено волшебство, которому невозможно противиться, – сказал он. – Чем это объяснить?

– Как и любой дар богов, это не требует объяснения. – Изигатар повернулась и, привстав, обвила его шею своими гибкими руками. – Несомненно одно: моё тело было создано, чтобы им наслаждались…

Она поцеловала Ренси в губы, а потом, отклонившись от него, с лукавой улыбкой спросила:

– Ты мог бы, если б тебе позволили, изваять меня? Если моё тело вызывает у тебя восхищение, ты запечатлел бы его в камне – на века?

– Я больше не ваяю женские образы, – резче, чем хотел бы, ответил Ренси и, сразу став угрюмым, прибавил: – У них всех одинаково трагическая судьба…

На память пришли его любимые статуи – Мерет в образе богини Нейт и греческая богиня любви с лицом и телом Фаиды. Обида и боль, осевшие на дне его сердца горьким осадком, всколыхнулись в нём с новой силой; он острее, чем прежде, ощутил тщетность всех своих усилий и бесполезность данного ему богами таланта…

Ренси стиснул челюсти. Нет, отступать и отказываться от своих убеждений, от веры в себя он не хотел. Он знал, что многие ваятели, у которых были способности, но не было творческого огня, с удовольствием отдали бы всё самое ценное в их жизни за один его дар.

– Мне бесконечно жаль, что тебе не позволяют заниматься любимой работой, – мягко проговорила Изигатар, – и что у людей нет возможности увидеть, что ты одарённее других ваятелей в тысячу раз. Мне кажется странным, что владыка Ашшурбанипал, известный всему миру как тонкий ценитель искусства и покровитель талантов, не пожелал сделать тебя своим придворным ваятелем. И когда я размышляю об этом, то спрашиваю себя: к чьим словам прислушивается царь – своего любимого племянника Илушумы или столь ценного для него союзника Нехо?

– Хочешь сказать, что царь направил меня на строительство стены по совету номарха? – спросил Ренси, хотя ему самому уже приходила в голову такая же мысль.

– Будь осторожен, милый, – предупредила его Изигатар. – Если ты всё ещё жив и невредим, то только благодаря защите твоих, египетских, богов, у которых на тебя, очевидно, особые планы.

Эта убеждённость девушки вызвала в памяти Ренси слова Илушумы: «Не думал ли ты о том, что боги совершили всё это для того, чтобы ты имел возможность достичь своей цели? Какой-то очень важной для тебя, полной тайных желаний и сильных чувств, цели?»

Прошло всего два дня, когда Ренси окончательно уверовал в то, что он находится под покровительством богов. С верхнего яруса стены, где возводили одну из башен, свалилась корзина, полная камней, и грохнулась прямо у его ног. Не пытаясь ничего выяснить, Ренси пустился бежать, как будто после этого за ним могли броситься в погоню. На стройках нередко происходили несчастные случаи, кто-то сваливался с лесов, оступившись или потеряв равновесие… но такая тяжёлая корзина, да ещё с камнями, поднять-то которую не каждому под силу, могла навести на какие угодно подозрения.

Ренси думал теперь, что Изигатар была права, когда говорила о вмешательстве Нехо в его судьбу. И то, что на первый взгляд кажется случайностью, может иметь вполне определённую причину. По-прежнему ли Нехо желал избавиться от него, используя любые средства? Вполне. Это покушение могло оказаться удачным для номарха, если бы судьба не пощадила Ренси вследствие необъяснимого каприза. Или всё-таки объяснимого?..

Капризы судьбы, капризы сильных мира сего…

Случай с корзиной, полной камней, едва не стоивший Ренси жизни, заставил его стать предусмотрительным и осторожным. Теперь ему стало казаться, что за ним следят: повсюду, куда бы он ни пошёл, встречались люди, которые не скрывали своей враждебности. Он уже привык к любопытству в глазах ассирийцев, разглядывавших его, чужеземного ваятеля, точно некую экзотическую диковинку. Но вкось бросаемые в его сторону неприязненные взгляды вызывали у него ощущение тревоги и опасности. Нет, Ренси вовсе не хотелось погибнуть под копытами внезапно понёсшейся по улице лошади, разбиться, упав со стены, или истечь кровью от удара ножом в тёмном переулке. У него появилась привычка ходить озираясь; он старался не обращать внимания на грубые замечания и окрики незнакомых людей, которые явно старались втянуть его в уличные ссоры. И то, что такие ссоры зачастую заканчивались поножовщиной, лишь усиливало подозрения Ренси в преднамеренности подобных попыток.

Всё же боги были по-прежнему благосклонны к Ренси. Он не мог знать, Илушума ли замолвил за него слово перед царём, или царь, поддавшись очередному своему капризу, принял новое решение. Но именно в эти тревожные дни Ренси передали царский приказ: Ашшурбанипал желал, чтобы египетский ваятель немедленно начал работать над его портретом.

В этот раз царь принял Ренси в огромном зале, украшенном золочёными потолками, тяжёлыми, с пышной каймой занавесями, пёстрыми коврами и многоцветной настенной мозаикой. За широкими окнами, похожими на дверные проёмы, которые вели на террасы, виднелись пышные зелёные сады, апельсинные и гранатовые рощи, кроны сосен и веера пальм.