В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

8 оборонительных боях под Смердиньей в феврале 1943 г. значительно превосходящие силы противника из пяти дивизий, двух танковых бригад и двух стрелковых бригад рухнули перед железной защитой нашей дивизии. Вражеские потери составили 75 танков из-за упорной обороны, организованной смелыми воинами дивизии, противостоявшими неприятелю, который значительно превосходил по численности.

В последние дни моего командования дивизия успешно отбивала все попытки врага прорвать главную линию обороны в ходе третьей битвы южнее Ладожского озера.

Невзирая на интенсивный артиллерийский и минометный обстрел, несмотря на бесконечные атаки вражеской авиации, происходившие днем и ночью, храбрецы из всех подразделений дивизии с успехом отражали каждую вражескую атаку, нанося превосходящим вражеским силам огромные потери. Когда бы к ним ни обратились, младшие офицеры и унтер-офицеры успешно справлялись со всеми проблемами, отбивая и часто полностью уничтожая вражеские силы, противостоявшие им.

Железный занавес защиты, обеспечиваемый нашими артиллерийскими частями, никогда не подводил нас в разгар сражения. И благодаря своему умению и профессиональным качествам мы смогли отразить атаки самого агрессивного врага, включая танковые соединения. Часто вражеские войска бывали деморализованы или уничтожены нашей артиллерией еще до того, как оказывались в пределах действия оружия нашей пехоты, тем самым оберегая нашу пехоту от многочисленных жертв, которые она понесла бы без этой поддержки.

Наши противотанковые подразделения путем умелого использования различных видов вооружения добились успеха и уничтожили 24 танка противника, семь из которых были подбиты пехотой в ближнем бою. Этот подвиг заслуживает моей особенной признательности! И в этих примерах победа в обороне также была на нашей стороне.

Солдаты! На марше по безводным степям Южной России, в боях на покрытых льдом или горящих высотах Севастополя или на равнинах Керченского полуострова, в грязи и болотах Гайтолова, по пояс в снегу в Смердинье и на испещренных взрывами территориях южнее Ладожского озера и в Насье – везде вы достигали почти невозможного.

Хочу выразить свою бесконечную благодарность и особую признательность моим образцовым командирам, чьи имена будут навечно запечатлены в истории дивизии, а также офицеров и унтер-офицеров, стойких бойцов, которые упорно сражались, невзирая на перевес врага, и чьи бесчисленные подвиги часто оставались незамеченными и нерассказанными, но имели решающее значение для нашего выживания и наших последующих побед.

Я благодарю все рода войск за вашу выносливость и ваше бескорыстное товарищество. Сейчас я покидаю дивизию, которая спаялась в единое целое в огне сражений, пережитых на просторах России, и мои мысли остаются с нашими 4520 убитыми, которые спят вечным сном на берегах Днепра, на полях сражений Крыма и в лесных боях к югу от Ладожского озера.

Я знаю, что заключительные слова, которые я как-то произнес в моем самом боевом приказе в качестве командира дивизии, «вера в заслуживающих доверия», многократно повторялись. Я покидаю свою старую дивизию с неразрывными узами товарищества и единством духа. Я желаю дивизии и каждому ее воину самой лучшей солдатской удачи и заканчиваю с признательностью:

Ура 132-й пехотной дивизии!

Все для Германии!

(Подпись) Линдеман генерал-лейтенант и командир дивизии».

Август 1943 г. Насья-Грунд, Сандкауле, Еврейское кладбище, Гейстервальд, Поречье, Вороново – вот названия мест небольших сражений, оставшиеся выжженными в памяти тех, кто выжил. Проносясь взад и вперед, смертельные схватки бушевали днями, неделями и месяцами по лесам и болотам под Ленинградом. Это был просто расстрельный полигон, где многие тысячи людей и машин дрались друг с другом, солдаты убивали без сожаления и пощады на этой яростно оспариваемой, искореженной местности. Незначительные перекрестки дорог защищались до последнего патрона; невысокий бугор на болотистой местности вдруг обретал огромное значение и становился цитаделью, где бойцы отчаянно бились до конца. В этих труднопроходимых лесах полегло несчетное число храбрых душ, навечно затерявшееся в безымянных могилах.

Когда-то здесь был густой зеленый лес с частым подлеском и величественными соснами. Воздух наполняло пение птиц, доносившееся из обильно разросшегося кустарника и с верхушек березовых и ольховых рощ. Но тут пришли армии. Землю разорвали на куски и переворошили бесчисленные потоки бомб и артиллерийских снарядов. Свежая зелень лесов уже не осмеливалась показываться на свет, чтобы вновь не оказаться уничтоженной. Природа в страдании отвернула свое лицо от этой картины воронок от гранат и снарядов, мощных стволов деревьев, расколотых пулеметными очередями, лесных просторов, подожженных трассирующими пулями, где остались одни почерневшие стволы, между которыми солдаты рвутся в бой, согнувшись под тяжестью военного снаряжения: винтовок и автоматов, холщовых сумок со смертельным грузом ручных гранат, стальных серо-зеленых коробок с лентами пулеметных патронов, противотанкового оружия и мин. В бесшабашном отчаянии они увертываются от разрывов снарядов и ищут малейшего укрытия, где можно отряхнуться от земли. Рваные конечности умирающих деревьев в агонии тянутся к небесам, лишенные каких-либо ростков и жизни в этом аду, сотворенном человеком. В небе, затянутом дымом и пылью сражений, солнце видится лишь как оранжевое зарево, пытающееся проникнуть сквозь воздух, забитый обломками и осколками.

Когда-то тут был ручей, кристально чистый, пробивающий себе путь к реке Волхов и в конце концов впадающий в Ладожское озеро. В прежние годы сюда приезжала интеллигенция и зажиточные люди из Петербурга, чтобы насладиться этими буйными лесными навесами, где можно найти убежище от августовской жары и духоты города. И вот земля Насьи раздавлена и разорвана, когда-то чистый стремительный ручей засорился и забит грязью, взбаламучен и отравлен трупами, этими ужасными осколками войны, которыми забиты леса. Зеленые луга, питавшиеся чистой водой, превратились в грязные болота, перемешанные и отравленные злом, которое обрушилось на эти места. Воздух насыщен и пропах зловонием, исходящим от мертвых солдат и лошадей, нелепо распухших от летней жары.

Прежде здесь стояла деревня, примечательная своими живописными домиками с черепичными крышами, покрытыми слоем мягкого мха. Окна обрамлены тщательно подогнанными ставнями и стеклами, украшены тонкой резьбой стилизованного русского орнамента, сделанной давным-давно. У домов, как правило, крытый вход, окаймленный скамейками. Здесь вечерами сиживали Григорий и Иван с Дуней и Тамарой, покуривая папиросы и посматривая в вечернее небо, то самое небо, столь изумительно описанное Николаем Гоголем в «Мертвых душах».

Но пришли солдаты. Вначале были уничтожены жилища – от них остались лишь черные безобразные кучи пепла, из которых неуклюже и вызывая боль в душе вздымалась труба. Вскоре разрывной снаряд, пущенный далеким русским орудием, снес эту трубу и печь, добавив к чернеющим руинам эту груду обожженного кирпича и известки.

Потом эти руины заняли полдюжины гренадер. Они поспешно вытащили из-за своих поясов шанцевый инструмент и врубились в грунт, закапываясь под почерневшие бревна и пепел. Затем они сложили кирпичи из разрушенной трубы и притащили несколько сломанных стволов деревьев, чтобы укрепить свою боевую позицию. Используя умение и опыт, обретенные во многих прежних боях, они построили свою крепость, обращенную на восток, и оборудовали огневую точку в руинах. Удовлетворившись результатами своего полудневного труда, они установили свой пулемет и приготовили ручные гранаты, сняв предохранительные колпачки с основания деревянных ручек, потом сложили их рядом в аккуратную пирамиду. Солдаты открыли коробки с боеприпасами, проверили и зарядили ракетницы. Потом стали ждать темноты, когда придется отбивать новую атаку.