Серебряные ночи - Джейн Фэйзер

Прогремел следующий выстрел; один из нападавших схватился за плечо и вылетел из седла. Адам, не успевший спустить курок, бросил непонимающий взгляд на Бориса. Мужик спокойно перезаряжал пистолет.

– Нам кто-то помогает со стороны, – медленно произнес Данилевский, снова прицеливаясь.

– Софья Алексеевна, – так же невозмутимо откликнулся Борис.

Неожиданное падение одного из разбойников от выстрела, прозвучавшего непонятно откуда, привело в замешательство его собратьев. Адам воспользовался этим: второй его выстрел попал в цель. Теперь против них осталось двое всадников.

– Пожалуй, лучше прикончить их всех, – хмуро пробурчал граф. – Если хоть один останется в живых, не миновать нам трудностей.

Пуля прошила слюдяное оконце и врезалась в пол.

– Слишком близко, – заметил Борис. В следующее мгновение они услышали боевой казацкий клич, и на открытое пространство вылетел огромный жеребец со всадником на спине. Разбойники резко развернулись лицом к неожиданной опасности. Тут же грохнул выстрел Бориса, и еще один противник рухнул лицом в снег. Но последний выхватил из-за пояса кривую саблю и ринулся на Хана.

Адам держал его на мушке, но боялся стрелять из опасения попасть в Софи, которая оказалась почти на одной линии с разбойником. Сердце Адама готово было выпрыгнуть из груди. Но жеребец с изяществом, которого трудно было ожидать от; гигантского животного, плавно и быстро увернулся от нападавшего. Лезвие сабли еще раз сверкнуло в воздухе. В то же мгновение Адам выстрелил, и последний бандит был сражен.

Софи, не слезая с Хана, рукой зажимала плечо и смотрела, словно бы не понимая, как сквозь пальцы сочится кровь.

– Как это могло случиться? – ошеломленно проговорила она подбежавшему Адаму.

– О Боже всемилостивый! Ты само безрассудство! Что ты натворила!

– Устроила засаду, – откликнулась она слабеющим голосом. – Это помогло, правда?

– О да, помогло.

– Держите ее, граф! – резко крикнул Борис. – Она не выносит вида крови. Совсем.

– Что?.. – Голос Адама осекся, когда он увидел что Софи молча сползает с седла.

Он успел подхватить ее. Софи потеряла сознание. Она падала в обморок от одного вида крови, жутко страдала в закрытом колесном экипаже и при этом скакала на коне как заправский казак, стреляла как самый заправский стрелок, стойко выносила изощренные Дмитриевские пытки, направленные на то, чтобы сломить ее… Нет, это непостижимо.

Адам отнес ее в кибитку; когда он укладывал се на застеленную шкурами скамью, густые ресницы дрогнули. Она открыла глаза.

– Прошу прощения, – прошептала Софи. – У меня такая странная слабость. Хуже даже, чем от сильной боли.

Адам завернул рукав накидки. Она отвернулась и уткнулась лицом в стенку.

– Рана поверхностная, – заявил Адам после тщательного обследования. – Можешь считать, тебе повезло. Борис, передай мне, пожалуйста, бинты и мазь.

– Я бы никогда не смогла стать солдатом, – попыталась шутить Софья, пока он обрабатывал ее рану предусмотрительно захваченными с собой медицинскими снадобьями.

– Очень хотелось бы заполучить тебя под мое командование хотя бы на недельку, – яростно бросил Адам. – Я бы так научил тебя нескольким солдатским правилам, что ты навсегда бы их запомнила!

– Ты сердишься? – удивилась Софи. – Почему? Я ведь просто выполнила свой долг.

– Когда я командую боевыми действиями, – холодно сообщил Адам тоном наставника, – я терпеть не могу самовольных вылазок. И в особенности тех, о которых мне не сообщают заранее.

Краска вернулась к щекам Софьи.

– Я искренне прошу простить меня, – произнесла она кротким голосом. – Но мне и в голову не пришло, что мы начали вести боевые действия, а ты стал моим командиром. Я думала, что мы все сражаемся с разбойниками. В следующий раз тебе надо будет выражаться яснее.

На мгновение наступила мертвая тишина. Затем Адам начал громко, от всей души хохотать, приговаривая между приступами смеха, как когда-то раньше:

– Ох, Софья Алексеевна, Софья Алексеевна! Ну что же мне с вами делать?

Темные глаза ярко сверкнули.

– Да перестаньте! Насколько мне известно, полковник Данилевский не страдает недостатком воображения!

Во второй половине одного из морозных дней декабря на горизонте застывшей от холода степи показались красные зубчатые крыши села Берхольское.

Софи, которая, с тех пор как выехали из Киева, почти не отрывалась от окна, подпрыгнула на скамье словно от неожиданности. Слезы навернулись на глаза, и она, внезапно застыдившись своих чувств, отвернулась от Адама.

Все было ясно. Он осторожно взял ее за подбородок и повернул к себе. Слезы катились градом.

– Я даже не могла себе представить, что когда-нибудь снова увижу Берхольское, – всхлипывая, проговорила она.

Он стер пальцем мокрую дорожку со щеки.

– Ты же не хочешь показаться деду с таким зареванным лицом, дорогая!

– Если он еще жив, – наконец выговорила она ту мысль, которая пугала ее в течение многих недель, – Не могу понять, почему он ни разу не написал…

– То, что ты не получала от него писем, не означает, что он не писал их, – осторожно заметил Адам, глядя в ее лицо.

Мгновение она смотрела на него непонимающим взглядом. Затем слезы моментально высохли, словно их и не было. От осознания сказанного она пришла в ярость, которая была хорошо знакома Адаму, но сейчас это его только радовало.

– Павел прятал их от меня. Ты это хочешь сказать?

– Не могу утверждать наверняка, – кивнул он, – но это вполне возможно.

– Как мне хочется убить его! – в неописуемой ярости подпрыгнула она на скамье. – Даже если это будет стоить мне жизни!

– Иногда вы способны нести такую чушь, Софья Алексеевна, – холодно заметил Адам и тут же поежился от негодующего взгляда.

Затем на лице ее появилось насмешливое выражение.

– В таких случаях я всегда могу быть уверена, что ты меня остановишь, – с усмешкой заявила она и с возрастающим нетерпением снова выглянула в окно. – Как жаль, что нельзя поскакать на Хане! Мы бы через двадцать минут были дома! Мы просто ползем! – Она сжимала и разжимала кулачки, немыслимо сплетала пальцы, притопывала ногами…

Адам, сидя в своем углу, с улыбкой наблюдал за ней, прикрыв веки. Двухдневная остановка в Новгороде, первом после Петербурга крупном городе на их пути, позволила прикупить ей подходящую одежду и все необходимое, так что, несмотря на все невзгоды путешествия, она больше не выглядела бездомной цыганкой. Конечно, все они были грязны, что не мудрено в таком долгом путешествии, почти забыли, что такое настоящее тепло, как можно жить, не кутаясь с ног до головы в меха, из которых они не вылезали сутками в течение месяца, забыли о ванне, о том, что можно спать в мягкой постели в теплой комнате и нуждаться при этом всего лишь в ночной сорочке… Все это ожидало их впереди. Губы его растянулись в блаженной улыбке от предвкушения предстоящих ночей наедине с Софьей Алексеевной, от желания обнять ее обнаженное тело…