Пожалуйста, только живи! - Ольга Карпович

– Подкрепление! Нам нужно подкрепление! Как меня слышно?

Вот пуля выбивает из земли фонтанчик пыли, приземляясь рядом с его головой. Вот он пытается разодрать непослушными пальцами окровавленную футболку Олафа. Ничего не выходит, и он хватает заскорузлую от крови ткань зубами, рвет, чувствуя на языке солоноватый металлический вкус. Он не замечает, в какой момент его собственная рука немеет и наливается холодом, а рукав рубашки становится влажным и тяжелым. Он, пригибаясь к земле, рвется туда, в белый домик, откуда трещат, не прекращаясь, выстрелы. Прорваться туда ему удается, только когда прибывает подкрепление. Они влетают по ступенькам, вышибают дверь. И Марат сбивает с ног молодого, обросшего рыжеватой бородой парня в камуфляже, прижимает его к дощатому полу, выкручивая руку с оружием. В задней комнате обнаруживается раненый албанец. Вот, значит, для кого нужны были бинты.

На первый взгляд кажется, что в доме никого больше нет. Но чуткий натренированный слух улавливает какой-то скрип, шорох позади. Марат резко оборачивается и видит тонкую дощатую дверь кладовки. Поль – лоб его перемазан темно-кирпичными полосами присохшей крови – тоже услышал этот звук. Он успевает первым – распахивает дверь и тычет дулом автомата внутрь. Марат видит – в кладовке, скорчившись на полу и спрятав руки за спину, сидит на полу девочка лет восьми. Одна коленка ее окровавлена.

Марат знает – это война. Повстанцы-фанатики часто задействуют в боевых операциях детей. Он сам видел малолетних террористов, умело сжимающих оружие исцарапанными детскими ручонками. Знает это и Поль. Выяснять, что прячет за спиной эта девчонка, нет времени. Слишком опасно. Марат словно в замедленной съемке видит, как Поль опускает палец на спусковой крючок.

– Не стрелять! – слышит он словно со стороны собственный резкий приказ.

Поль замирает, бросив на него короткий изумленный взгляд. Но обсуждать приказ командира он не будет.

Марат знает, что поступает глупо, беспечно, непрофессионально. Но что-то внутри, еще не окончательно задушенное им самим, срабатывает быстрее. Он бросается вперед, с силой подхватывает девчонку с пола, дернув на себя ее руки. Из разжавшихся кулачков на пол выпадает вымазанный кровью одноухий плюшевый мишка. Поль приподнимает брови и чуть заметно пожимает плечами. Что ж, на этот раз его командир Марк Брэг оказался прав. Но если бы за спиной у девчонки скрывалось оружие или заряженный детонатор…

Марат убеждается, что рана на коленке у девочки пустячная – нога всего лишь оцарапана, наверное, задело рикошетом. Девчонка со спутанными свалявшимися темными кудряшками испуганно бьется в его руках и, наверное, истошно орет – он ничего не слышит, оглушенный перестрелкой, лишь видит широко открытый распяленный рот. Марат выносит девочку из дома и передает ее на руки подоспевшей санитарной команде. Затем возвращается в дом, убедиться, что все боевики обезврежены.

Потом оказалось, что он сам ранен, задето плечо. Ничего страшного, пуля только чиркнула по коже. И Марату было немного обидно, что из-за этой фигни ему выпадет несколько пустых, ничем не заполненных дней отдыха, который положен будет ему по ранению. Подумал, что умрет со скуки в этой богом забытой, хоть и весьма живописной, глуши.

Руку ему перевязывала симпатичная медсестра, молодая француженка с быстрыми лукавыми светло-зелеными глазами. Медицинский пункт расположен был на другом склоне холма, где разбит был их лагерь. Кажется, раньше, в мирное время, здесь и правда была поликлиника. По крайней мере, едкий, острый запах медикаментов, кажется, намертво впитался во всю обстановку – в крашеные стены, пластиковые жалюзи на окнах, простую, обитую голубым дерматином мебель.

На входе в медпункт Марат спросил у дежурного, что стало с албанской девочкой, которую он вынес из дома. И, получив ответ, что малышке обработали раненую руку и отправили в штаб, чтобы там разобрались, что делать с ней дальше, успокоился.

Медсестра ловко разрезала на его плече запекшуюся от крови рубашку, раздвинула в стороны куски ткани, обнажая рану. Марат едва слышно зашипел сквозь зубы, когда воздух коснулся засохшей кровяной корки.

– Больно? – участливо спросила медсестра.

– Нормально, – коротко отозвался он.

У нее были темно-русые волосы, неровными асимметричными прядями выбивавшиеся из-под белой медицинской шапочки. И, когда она низко наклоняла голову, так, что виден был только чистый лоб и эти ниспадающие на него пряди, можно было представить себе, что это – Рита.

Марат, еще не остывший после боя, заведенный, чувствовавший, как в крови бурлит адреналин и так и не прорвавшаяся наружу ярость, резко втянул затрепетавшими ноздрями воздух. От склонившейся над его плечом девушки пахло чем-то сладким – цветами, фруктами? Это было не то, совершенно не то. От нее должно было пахнуть влажной лесной хвоей, чем-то горьким и пронзительно нежным. Но сейчас ему было все равно.

Марат рывком поднялся на ноги, слегка толкнув не ожидавшую этого девушку грудью.

– Что вы… – начала она. – Я еще не закончила.

Но он, не слушая, крепко обхватил ее руками и принялся целовать, яростно, жадно, как будто все еще был в бою, горел и плавился от острого ощущения опасности. Девушка сначала испугалась, попыталась отпрянуть, но потом огонь, сжигавший Марата изнутри, перекинулся и на нее. Коротко застонав, она обвила руками его шею, прижалась горячими губами к ссадине на скуле.

Не выпуская ее из рук, Марат двинулся к стоявшей у окна процедурной клеенчатой койке, опрокинул медсестру навзничь и рванул вверх ее тонкий голубой халатик.

– Ты бы хоть спросил, как меня зовут, – хихикнула девушка после, оправляя одежду и заново прикалывая к растрепавшимся волосам белую шапочку.

– Как тебя зовут? – покладисто повторил за ней Марат.

– Николь. А тебя?

– Марк. – За два с лишним года он так привык к этому имени, что оно начало выскакивать у него чисто автоматически.

– Марк, – медленно повторила она и сверкнула на него смеющимися глазами. – Приятно познакомиться.

– Прости, – не глядя на нее, проговорил Марат. – Я…

– Да нет, почему же, – улыбнулась Николь. – Это было впечатляюще. Можем и повторить. У тебя как раз будет несколько дней отдыха после ранения.

Николь была похожа на Риту, совсем немного похожа. Темные, асимметрично подстриженные волосы (только оттенок другой, более пепельный) и прихотливо вырезанная верхняя губа с мягкой ложбинкой посередине. Все остальное в ней нисколько не походило на Маргариту. Фигура более округлая, пышная, веселая безмятежная усмешка, вечно порхающая по губам солнечным зайчиком.

Марат не жалел о том, что произошло. Вот только… Только теперь он почему-то острее чувствовал, что со старой жизнью покончено навсегда, что ничего и никогда уже не будет. Тогда он сказал Рите: «Мы обязательно увидимся» – и верил в это. А теперь…

За это время ему так и не удалось ни разу с ней связаться. В легионе звонки и письма родным не слишком приветствовались, считалось, что их семья теперь – здесь. За все время службы ему лишь дважды, во время нечастых отсидок в Обани, удавалось получить разрешение на звонок в Москву. Оба раза он набирал номер Беликова, но каждый раз на том конце не отвечали.