Продажная тварь - Пол Бейти

— «И вот я в Слайго, небольшой живописной деревушке на северном побережье Изумрудного острова[175], — читал МакДжонс. За этот картавый, квазибелый стиль хотелось дать в морду. — В кафе по телевизору показывают чемпионат Ирландии по хёрлингу. Килкенни против Голуэй. Мужчины с палками-щетками гоняют по льду небольшой белый шар. Возле меня стоит широкоплечий паря в толстом свитере грубой вязки и аккуратно постукивает тыльной стороной дубинки по ладони. Здесь, как нигде, я чувствую себя как дома…»

Я присел возле Короля Каза, который, как всегда, валял дурака. Жевал пончик с кленовой глазурью и листал журнал «Lowrider». Приметив меня, Фой Чешир многозначительно постучал пальцем по своим часам «Патек Филипп», словно я был дьяконом, опоздавшим на службу. С Фоем определенно что-то не так. Он постоянно перебивал МакДжонса идиотскими вопросами:

— Насколько я знаю, «хёрлинг» на сленге студентов обозначает «блевотину», это верно?

Я попросил у Каза не нужный ему «The Ticker». В разделе финансовых новостей говорилось, что после того, как в городе появился проект Академии Уитон, безработица в Диккенсе сократилась на одну восьмую. Цены на жилье выросли на три восьмых. Даже процент школьников, окончивших школу, увеличился на четверть. Наконец-то чернокожие оказались в прибыли. Это было самое начало социального эксперимента, и выборка была относительно невелика, но цифры не врут. За последний квартал с момента появления Академии Уитон успеваемость в средней школе Чафф значительно улучшилась. Не то чтобы все стали перескакивать в следующий класс и светиться на телеэкране в «Как стать миллионером», но в среднем экзаменационные оценки подбирались если не к «отлично», то к «хорошо». И, как я понял из вышестоящих директив, под внешнее управление школу не передадут, по крайней мере в ближайшем будущем.

Когда МакДжонс закончил выступление, Фой вышел на середину зала и бойко захлопал в ладоши, как ребенок, впервые попавший в кукольный театр.

— Хочу поблагодарить мистера МакДжонса за его вдохновляющее чтение. Но прежде чем перейти к следующему пункту повестки дня, сделаю два объявления. Во-первых, мое последнее публичное шоу «Черный контролер» закрыли. И второе. Наверное, многие из вас знают, что началась новая битва и вражеский дредноут уже тут, в Диккенсе, это Академия Уитон, школа для белых. У меня много высокопоставленных друзей, и все они отрицают ее существование. Но не волнуйтесь, у меня есть против врага секретное оружие.

Тут Фой открыл портфель и вывалил его содержимое на ближайший к нему стол. Новая книга. Два человека сразу встали и ушли. Я тоже было собрался вслед за ними, а потом вспомнил, что явился не просто так; кроме того, мне было интересно, какой еще текст искорежил наш великий американский классик Фой. Прежде чем пустить книгу по кругу, Фой скромно показал ее Джону МакДжонсу. Тот посмотрел в ответ с выражением «Ниггер, ты уверен, что хочешь поделиться этой херней с миром?». Когда книга дошла до сидевших позади, Каз молча передал ее мне, даже не взглянув. Мне было достаточно прочитать название, чтобы никогда не захотеть ее отдавать. «Приключения Тома Сорри». Мне стало очевидно, что все произведения Фоя представляли собой Черное Искусство и ожидали своего часа. Я уже пожалел, что сжег предыдущие книги вместо того, чтобы начать их собирать. Последние десять лет я смотрел на них свысока, морща свой приплюснутый негритянский нос, а теперь нигде никогда не найти таких невероятных книг в единственном издании, как «Черный старик и Винни-Надувной-бассейн-Пух», «Дозированные ожидания», «Миддлмарч в середине апреля», «Я верну тебе деньги — клянусь». На обложке «Тома Сорри» был изображен аккуратненький чернокожий мальчик в дешевых мокасинах, клетчатых носках и ярко-зеленых штанишках с веселыми китами, выпускающими фонтанчики. Вооруженный ведром с побелкой, он бесстрашно стоял возле стены, исписанной граффити различных банд, а на него с угрозой уставилась ватага громил в лохмотьях.

Когда Фой вырвал книгу из моих рук, от расстройства мне показалось, словно я пропустил решающий тачдаун.

— Могу сказать без ложной скромности, что эта книга — настоящее ОМО, оружие массового образования. — От волнения голос Фоя стал выше на две октавы и приобрел гитлеровский пыл. — И как образ Тома Сорри вдохновил меня, пусть он сплотит нацию в великом деле закрашивания забора! Чтобы навсегда исчезли уродливые образы расовой сегрегации, которую символизирует собой Академия Уитон! Хотите знать, кто на моей стороне? — И Фой торжественно указал на входную дверь. — Эти три великих афроамериканских героя со мной за общее дело!

Не имею юридического права называть имена. Я повернулся к дверям, считая, что Фой галлюцинирует, и увидел на пороге «Пончиков Дам-дам» сразу три мировые афроамериканские знаменитости — популярного телеведущего _и_ _ _ _ _б_ и чернокожих дипломатов — _о_ _ _ _о_ _ _ и _ _н_ _ _ее_ _ _ _ _с_. Поняв, что клуб интеллектуалов загибается, Фой напряг последние силы и попросил замолвить словечко. Несколько удивленные немногочисленностью публики, три суперзвезды робко присели за столик и, надо отдать им должное, заказали кофе и «медвежьи когти»[176], таким образом присоединившись к собранию. Основное время отнял Джон МакДжонс: он понес обычную республиканскую чушь, что у ребенка, рожденного в рабстве в 1860 году, было больше шансов на полную семью по сравнению с сегодняшними детьми, рожденными после вступления в должность первого президента США — афроамериканца. Да, МакДжонс был негром-снобом, прикрывавшим либертарианством ненависть к самому себе. Я по крайней мере свои чувства не скрывал, а он вертел статистикой, которая, может и верная, становится бессмысленной, если вы признаете тот простой факт, что рабы и есть рабы. Полная семья до начала войны совершенно не обязательно создавалась по любви, а по принуждению. И почему-то МакДжонс не упомянул, что полные черные семьи рабов случались между братом и сестрой или между сыном и матерью. Или что во времена рабства вариант развода не предусматривался. Нельзя было сказать «Пойду за сигаретами» и не вернуться уже никогда. Да, и как насчет полных семей, у которых не оказывалось детей, потому что их продали в рабство невесть куда? Как современный рабовладелец, я был оскорблен: уважаемый институт рабства не был описан в самых жестоких, кровавых красках, каких заслуживает.

— Какая чушь! — сказал я, перебив МакДжонса на полуслове и по-школьному подняв руку.

— В смысле типа лучше родиться в Африке, а не здесь? — срезал К_ _ _н_ _в_ _ _ с уличными интонациями, несколько противоречащими CV и V-образному вырезу его джемпера.

— Здесь это где? В смысле в Диккенсе?

— Не будем говорить о такой дыре, как Диккенс… — вмешался в разговор МакДжонс, кинув на гостей многозначительный взгляд, словно хотел сказать «не беспокойтесь, беру его на себя». — Никто не хотел бы жить здесь, но не стоит притворяться, что вы предпочли бы родиться в Африке, а не где-нибудь в другом месте Америки.