Я взял Берлин и освободил Европу - Артем Драбкин

По пути нам время от времени показались заградотряды. Эти отряды при проверке машин выбрасывали все награбленное на обочину. И только после этого машина пропускалась. Никого не задерживали. Главным образом это были машины с офицерами. У них были машины, было на чем везти. Я видел, какой-то полковник вез, все у него выкинули. Ему ничего не сделали, езжай дальше. Но такие заградотряды я видел собственными глазами. Поэтому разговоры о том, что было такое повсеместное явление, что наши войска так себя вели, это полная ерунда и чепуха. Все это пресекалось. Тем более это было в 45-м году, тогда уже специально по этому поводу были листовки, которые раздавались и висели на домах, где строго это дело воспрещалось.

Что еще? Наша почта шла вслед за наступающими войсками, и мы могли отправить родным небольшие посылочки. Одежонку, продовольствие, но немного. Я думаю, мне что-то надо послать своим, какие-то вещички, рубашку, ерунду какую-то. Собрал посылку. Ее надо было как-то упаковать. Я забежал в один дом, там остались венгры и был один итальянец. Венгры говорили по-немецки. Я попросил их зашить мою посылку в рубашку. Пока они выполняли мою просьбу, я поговорил с итальянцем, который тоже говорил по-немецки. Он был антифашистом, был в итальянском концлагере, и сейчас он возвращался домой. И потом, когда мы уже выходили из этого городка, смотрю, идет целая колонна наших, и за ней идет Владик, он был очень крутой парень. Так вот, Владик тащит моего итальянца. Тащит его расстреливать, насколько я понял. Я подошел к нему и говорю: «Ты что делаешь? Он антифашист». Владик говорит: они такие-сякие итальяшки, их всех надо расстрелять. Тот бледный, лицо белое. Я говорю Владику: ты брось, я точно знаю, что это свой человек. Мой друг, очень недовольный, неохотно его отпустил. Надо сказать, что я очень рисковал. Дело в том, что, во-первых, я со своей фамилией немецкой тоже рисковал. Владик мог запросто и меня застрелить, ему ничего не стоило. Кругом мертвых трупов валялось полным-полно. Хорошо, что мы были с ним в дружеских отношениях, он отстал от этого итальянца. Я считаю, что я здесь спас человека. Может быть, он потом за меня молился.

В Вене мы услышали, что идут большие бои под Прагой, в Чехословакии. Одновременно из Берлина туда направили Четвертую танковую армию. Мы шли параллельно с танкистами. Раньше мы шли в основном в пешем строю. А теперь нас посадили на что возможно. Кого на велосипеды, много тогда забрали велосипедов. Кто на телегах, кто на лошадях верхом, кто на броне бронетранспортеров и танков. Был приказ как можно скорее ворваться в Прагу. В Праге началось восстание. Я сам слышал, как по радио они призывали на помощь. Действовали подпольные радиостанции. И они призывали на помощь наши части. Вторым украинским командовал Малиновский, который потом стал министром обороны. А нашим Третьим украинским командовал Федор Иванович Толбухин. Он умер раньше всех командующих. (Теперь наша дивизия уже называлась 12-я Гвардейская венская воздушно-десантная дивизия).

Но мы не дошли до Праги. Мы дошли до города Брно. И участвовали в боях за город Брно. Я там тоже принимал непосредственное участие. Там был дважды награжден медалями «За боевые заслуги». Бои были не очень сложные. Немцев мы очень быстро выбили из города. И остановились. Потом нас вывели на австро-чешскую границу. Так что Прагу освободили уже без нас танковые части. Это было уже 9 мая. Этой ночью вдруг началась какая-то стрельба, все начали стрелять. Я выскочил из палатки и увидел, что все небо осветилось ракетами, стреляли кто из чего мог, из орудий, из автоматов. Что такое? Объявили, что окончилась война. Это было такое ликование, такая радость, что мы живы. Буквально на следующий день нас всех выстроили. И срочно направили опять на Прагу. Дело в том, что там одна немецкая дивизия из группы армии Шернера продолжала воевать, несмотря на то что им был дан приказ сложить оружие. И нас, поскольку мы были ближе всех к этой группе, направили срочно туда. Я, помню, ехал, сидя на облучке. Наша колонна туда очень быстро ехала. И вдруг началась страшная орудийная стрельба. Буквально в километре впереди нас эти немцы засели с правой и с левой стороны дороги и начали из орудий и стрелкового оружия всю эту достаточно беззащитную колонну поливать из оружия. Там погибло очень много моих друзей. Потому что мы как раз попали в эту засаду. Мы рассыпались все в стороны. Стали заходить по обе стороны этих группировок. Это произошло уже после объявления окончания войны. Нас выстроили, подобрали раненых, кое-как привели в порядок, и мы вошли в Прагу.

Прага встретила нас весной и безудержным ликованием. Там только что прошло восстание. Ничего подобного я, конечно, в Венгрии не видел. По обочине дорог стояли одетые во все лучшее пражане, с цветами. Они бросались к танкам, к повозкам, они забрасывали нас цветами. Они кричали: вы наши освободители! Наши родные!

После Праги нас посадили в поезд и отправили обратно в Будапешт. Расположили нас под Будапештом, в городке Гидер. Небольшой городок, мы жили в палаточках. Там я был до демобилизации. Потом, в июле или в августе, меня демобилизовали как студента второго курса института.

автоматчик 18-й Гвардейской механизированной бригады

Потом нас перебросили под Берлин. Для последней битвы было приготовлено 7 знамен Победы и выдано командирам передовых батальонов, одно из них передали нашему командиру Нестеренко. Мы подошли к какой-то речке, на ней еще стоял лед, но танки ведь по льду не пойдут. Тогда мы положили на лед доски шириной около 1 м. Пустили легкие танки, они прошли, тогда пустили машины потяжелее, снова прошли, а мы, пехота, несколько дальше по льду, а где и по воде перешли речку за одну ночь. И закрепились на плацдарме. После этого еще где-то также перешли речку, и наши войска окончательно закрепились на том берегу. Все время до начала наступления немцы постоянно пытались выбить нас, было жутко. Причем и разбрасывали листовки, и кричали нам, что они дойдут до Сталинграда, ведь они от города Сталина до Берлина отступили, но теперь у них якобы есть секретное оружие (имелась в виду атомная бомба), и они накроют русских. Но нам, несмотря ни на что, удалось сохранить плацдарм.

Затем пришло время штурма, нас поставили напротив Зееловских высот, где нам пришлось очень тяжело, 8 дней мы их брали. Нас на машинах привезли в лес, приказали окопаться и ждать. Началось все ночью в три часа, мы сильно били из пушек, потом «катюши» как зарядили по немцам. Потом пошли в атаку танки с нами как десантниками. Хотя наша разведка очень хорошо определила, где какие немецкие части расположены, все равно в первый раз мы не смогли прорвать оборону. Опять начался сильный обстрел, потом через полчаса пошли в наступление, но пехота снова залегла, не могут взять, и все. Снова подготовка, и опять до рассвета атакуем, но не можем взять, что бы мы ни делали. Тогда где-то слева немецкую оборону прорвали, и туда нашу часть перебросили, там было немного, 5–7 км, 15–20 минут, для танков ерунда, и только так удалось взять высоты.