Сердце просит счастья - Татьяна Алюшина

У нее колотилось сердце настолько громко, что она боялась, что Андрей услышит этот набат. Она смотрела на него и не могла насмотреться, и в душе у нее творилось такое… Господи боже мой! Такое!

Она так давно его не видела! Так давно!

Но она держалась, держалась!

Она вообще ничего не понимала – его побега и его отречения от нее – как, зачем и почему? И эти вопросы все эти долгие месяцы мучили ее своей неразрешимостью. Она смотрела на него и не понимала, для чего все эти глупости, когда вот же – есть он и есть она и их, привычно уже, обоих накрывает поразительным, невидимым облаком единения.

Ну, зачем все это, зачем?..

Но задействовав все свои внутренние резервы, всю волю, на какую была способна, она держала спокойный нейтральный тон, приправленный легкой ироничной усмешкой.

– Мы не останемся, Мира, – устало отказался Барташов от предложения и посмотрел на нее почти неприязненно. И вдруг, резко повернувшись, закрыл дверь и шагнул вперед, подавшись к ней корпусом, и очень холодным, предупреждающим тоном произнес: – Мира, мы больше не будем встречаться и видеться. Ни мы с тобой, ни тем более Петька. Прекрати его к себе приваживать, он теперь живет со мной и ходит в садик. У нас своя жизнь.

– С новой женой? – спросила она, приподняв вопросительно брови.

– Нет, – сказал он все же правду, поиграв желваками на скулах. – Я развелся. У Ольги не сложились отношения с Петей. Но это не имеет значения.

– Снова бежишь? – невесело усмехнувшись, спросила она.

– Да! – рявкнул, как выплюнул Барташов. И остановил себя, перевел дыхание, справляясь с эмоциями. Провел резко, с силой ладонью по волосам и отступил от нее на пару шагов. – Давай не будем ничего обсуждать и усложнять. Я просто заберу сына, и мы уедем.

– Знаешь, – снова усмехнулась Мира, – а давай поусложняем и пообсуждаем. Думаю, я достойна того, чтобы ты не просто сбегал без оглядки очередной раз, а попытался объяснить мне, почему бежишь и отказываешься от меня. Ну, так, для разнообразия: не просто тупо сбежал, а поговорил напоследок.

– Мира! – как прорычал зло и бессильно Барташов. – Я дважды отказался от тебя! И оба раза чуть… чуть не сдох! И чувствовал себя последним… – запнулся он на определении, замолчал, справляясь с собой. – Не заставляй меня проходить через это еще раз!

– То есть, – завелась и уперлась Мира, решив выяснить все до конца, – если я правильно поняла, ты испытываешь ко мне сильные чувства, но, в силу каких-то непонятных мне обстоятельств, быть со мной категорически не можешь, как прямо ортодоксальный еврей с правоверной палестинкой? Тот есть я не подхожу тебе по каким-то там параметрам? Не настолько богата, нет крутых родителей и связей, или актрисы вам не по статусу? Прямо Шекспир крепчал – он ее хочет, но почему-то не может!

– Я не хочу тебя! – сорвался Барташов, шагнув к ней. – Не хочу! Это не тупое животное желание, не банальная химия полов – увидел, захотел и все встало! Я… – он сбился, постучал себя пальцами в грудь, изо всех сил сдерживая эмоции, блеснувшие предательской влагой в глазах – … я дышать без тебя не могу в полную силу! Дышать не могу! – повторил он экспрессивно.

Выдохнул, провел снова по волосам резким движением ладони, отошел от нее подальше, постоял, развернулся и в два больших шага снова вернулся к ней:

– У меня есть дело, которое я делаю, – объяснял Барташов эмоционально, с внутренней болью и надрывом, которые старался держать под контролем. – И это моя жизнь. Это мое, понимаешь? Дело, которое я делаю, для меня все вместе: работа, увлечение, азарт, талант. Оно составляет мою личность, реализацию меня как мужика, наконец! И я буду и дальше им заниматься, весь, с потрохами, и жить буду там, на заводе, в ближайшие годы. И мне нужна жена, которая станет принимать меня таким, со всей этой моей работай и заморочками, и жить со мной там. И делить со мной эту жизнь! Встречать по вечерам, жалеть, когда я приползаю с работы еле живой, варить борщи, растить детей и терпеть мой говенный характер! Но рядом! Понимаешь, рядом!

Он снова заходил по кухне, стараясь справиться с бушевавшей в нем яростью отчаяния, провел своим коронным резким жестом пятерней по волосам и снова шагнул к Мире.

– У меня есть сын, которого уже бросила мать и которому нужна нормальная семья. Не папа по выходным и не жизнь с бабушкой! Я отказался от тебя, потому что понимаю: стоит мне себе позволить тебя и эти наши отношения, я мгновенно прирасту к тебе всем, что есть во мне! Всей душой! А когда все рухнет, меня это угробит! И Петьку вместе со мной! И я годами буду выгребаться из этих обломков! Мне вот так… – он рубанул ладонью над головой, – эти бабы, рвущиеся делать карьеру! Вот так! – повторил он. – Одной Элки выше крыши! Да и Ольга, как оказалось, еще похлеще. Мне нормальная жена нужна! Нормальная! Мне и Петьке! И в первую очередь ему! А не бизнес-леди долбаная! Нет, – покрутил он головой, чуть скинув эмоциональный накал, и сделал примирительный жест ладонями. – Я понимаю деловых женщин и уважаю их желания и устремления. И даже замечательно работаю и сотрудничаю с некоторыми из них. Пожалуйста, ничего не имею против, их выбор. Только не в моей жизни и без меня. Без меня! – повторил он и снова сделал шаг к ней и заглянул Мире в глаза. – Поэтому у нас ничего не может с тобой быть и ничего не получится, Мира. Не может, – повторил он. – Ты актриса, вон даже в кино снимаешься, я смотрел, мне понравилось. И у тебя уникальный голос, звукозапись нарасхват с утра до вечера. Да еще и специалист по куклам, и тоже уникальный, – невесело усмехнулся Андрей, – и тоже ужасно востребованный. Твоя жизнь – Москва – Европа. А моя здесь! Здесь! На заводе в уездном городе. И другой не будет ближайшие годы. Все! – отрезал он, выдохшийся после сильного эмоционального объяснения, вывернувшего его наизнанку.

Отошел к окну, засунул руки в карманы брюк и смотрел ничего не видящим взглядом куда-то вдаль, справляясь с чувствами.

– Все, Мира, – повторил он, продолжая стоять к ней спиной. – Не о чем говорить. Нам больше не надо встречаться. Этот мазохизм душевный никому не нужен. И Петька больше не будет с тобой общаться. Чем быстрее он тебя забудет, тем лучше для него. – Развернулся от окна и посмотрел на нее замученным, уставшим сверх всякой меры взглядом опустошенного человека. – Иди, собери Петьку. Не тяни из меня душу.

Она посмотрела ему в глаза долгим непонятным взглядом, кивнула, принимая его решение и его объяснение, и тихо вышла из кухни.

Мира сложила в пакет Петины вещи, не став тревожить лишний раз ребенка и переодевать. Андрей, прошедший за ней в спальную, поднял сына на руки, Мира положила пакет с вещами сверху на малыша, распахнула перед Барташовым входную дверь и предложила:

– Открыть машину?

– Я с водителем, – отказался он от заботы и, не посмотрев на нее, простился: – Прощай.

– Береги себя, – вместо прощания пожелала Мира.

Вернулась в квартиру, заперла входную дверь, уперлась в нее лбом и застыла так надолго, повторяя в памяти все, что он ей сказал, вернее по большей части прокричал из сердца и души.