Знатные распутницы - Жюльетта Бенцони

– Португалия вам так понравилась? – спросил искренне удивленный генерал.

– Нет, господин маршал, – ответил Канувиль, опустив руки по швам. – Но в Париже мне нечем дышать. Мне необходим свежий воздух.

– Если это так, то можете отправляться снова!

И уже на следующий день Канувиль, получив новые депеши, отправился на юг. На этот раз он не спешил. Никакой горячки не было. Его сердце было тяжелым, как свинец, он дышал в такт своей лошади и часто доставал из кармана знакомую миниатюру, бросая на нее затуманенный от слез взгляд.

При подъезде к Шатеро его догнал всадник, мчавшийся со скоростью пушечного ядра и весь покрытый пылью. Придержав коня, он поехал рядом с Канувилем. Незнакомцем оказался не кто другой, как капитан Ашиль Турто де Септёй, которого Наполеон послал в Португалию с новыми депешами, тоже по причине смены климата, поскольку решил, что воздух в Нёйи стал для него слишком возбуждающим.

Канувиль, который не был злопамятен, нашел эту встречу настолько комичной, что от всего сердца пожал своему сопернику руку. Тот, во всяком случае, уже раскаивался в любовном похождении с Полиной и оплакивал свою любовь к мадам Барраль. Оба всадника уже не спеша двинулись дальше. Так возникает дружба…

Полина, лишившись таким образом, обоих своих любовников, решила оставить Париж, чтобы провести некоторое время в Италии. Она хотела там воплотить в жизнь замысел, который уже давно носила в своем сердце.

Речь шла о том, чтобы запечатлеть себя в статуе, изваяние которой она хотела поручить известному скульптору Канова, и сохранить свою красоту для потомков. У Канова, которому в то время было 53 года, едва не случился сердечный приступ, когда он вошел в будуар своей императорской модели: Полина с бриллиантовой диадемой в волосах лежала на диване совершенно голая, терпеливо ожидая, когда мастер увековечит ее в камне. Когда статуя была готова, она подарила ее на память Камилло Боргезе. Последний, однако, запер ее в кладовой, – она наводила посетителей на «целомудренные мысли». Полина же настроилась на новые авантюры и любовные приключения…

3. Бронхит Тальма

Летом 1812 года Наполеон I с огромной армией двинулся в поход на Москву. То, что эта армия называлась «великой армией» было оправдано, поскольку она насчитывала 400 000 человек, не говоря о резервах. Император заставил себя долго уговаривать, пока дал разрешение Полине поехать в Экс-ле-Бен, о чем она умоляла его со слезами на глазах.

Император имел на это свои соображения: ему было жалко гонять чуть не по всей Европе своих лучших офицеров лишь для того, чтобы вырвать их из объятий своей сестры. Вслед за Канувилем, которого он послал сначала в Португалию, а затем в Данциг, за Ашиль де Септёй, также отправленным в Португалию, на очереди теперь оказался неотразимый гвардии полковник Дюшан. Это был самый красивый офицер во всей его артиллерии.

Его Наполеон отправил к маршалу Даву, который занимался в Германии вербовкой рекрутов для «великой армии». Что же касалось сестры, то император хотел только одного, чтобы она, наконец, образумилась.

Этим летом в Экс-ле-Бен на зеленых берегах озера Бурже собралось блестящее общество: бывшая императрица Жозефина, сильно страдавшая, но все еще излучавшая обаяние; королева Испании, урожденная Жюли Клари; наследная принцесса Швеции, урожденная Дезире Клари; «мадам Мать», мать Наполеона; герцогиня Абрантес, без которой, конечно, нельзя было обойтись, и прочие титулованные лица империи, исключая, разумеется, тех, кто вместе с его императорским величеством отправился в поход на Москву.

Отсутствовала только императрица Мария-Луиза, которая тоже бы желала быть в Эксе, однако, была вынуждена предаваться унынию в Сен-Клу.

Это общество привлекало Полину по многим причинам, и столько же причин было у Наполеона, чтобы не пустить ее туда. Получив от нее три письма, одно отчаяннее другого, император несколько смягчился. Полина писала, что она больна и ей просто необходим горный воздух.

Она писала, что чувствует приближение своего конца и что если император будет по-прежнему отказывать ей в разрешении поехать в Экс, тогда ему следует поспешить разрешить свои проблемы с русским царем, иначе он не увидит ее больше в живых.

Получив ее третье, воистину трагическое письмо, император, наконец, дал согласие, и Полина со своими экипажами, лошадьми и всей свитой направилась в Экс-ле-Бен.

Свитой вновь руководил дорогой Форбэн, который был влюблен в нее, как и прежде, и мирился с ее часто несправедливым к нему отношением. Каждый раз после резких выходок Полины он отбывал в армию, чтобы затем снова вернуться к ее двору, поскольку положение камергера все еще от случая к случаю открывало ему доступ в спальные покои княгини.

Приезд Полины приковал к себе всеобщее внимание. Благодаря ей слухи получали новую пищу. Все были уверены, что она приедет в сопровождении нового любовника, но на этот раз надежды сплетников не оправдались. По крайней мере вначале…

Полина разместилась в доме шевалье, удобном владении на берегу озера, однако гостей не принимала. Все ее дни проходили в мечтах и самосозерцании в ванной комнате, а также в приеме лекарств. Очень редким посетителям она объясняла, что чувствует себя изможденной и думает о том, чтобы остаток жизни провести в благочестивом уединении.

К светским развлечениям и празднествам она якобы потеряла интерес, и теперь у нее только одно желание – в полном покое ждать конца и вдыхать любимый аромат роз.

Подобные речи могли бы вызвать озабоченность у тех, кто их слушал, однако все замечали, что красота княгини стала еще более ослепительной, и каждый, кто покидал дом шевалье, пребывал в довольно сильном смущении.

Тем не менее были две персоны, для которых странная болезнь княгини совершенно не являлась такой уж таинственной. Первая – мадам Летиция, мать Полины, а вторая – ее лучшая подруга – Лаура Жюно. У обеих состояние здоровья молодой женщины не вызывало никакого опасения.

– Если Полина объявляет себя больной и так тщательно за собой ухаживает, это может означать только то, что она влюбилась, – заявила «мадам Мере», – а если она утверждает, что ожидает скорой смерти, то это может означать, что на этот раз она влюбилась по уши.

– Это действительно так, – подтверждала мадам Жюно, которая была придворной дамой у старой княгини.

– Но в кого она влюблена?

Этот вопрос занимал местное общество в Эксе целых три недели. Но поскольку Полина по-прежнему нигде не показывалась, сплетни невольно поутихли. И вот в конце июля появился крошечный намек, который распространился с быстротой молнии: княгиня Боргезе приняла решение заняться усовершенствованием языка. И поскольку во всем, что она делала, главным было совершенство, то и на этот раз был, конечно, приглашен лучший в этой области, а именно знаменитый актер Тальма!

– Конечно, это он! Это может быть только Тальма, – хором вторили сплетники.