Замуж с осложнениями - Юлия Жукова

По лицу дорогого супруга понимаю, что, может быть, смогу его убедить в своей правоте через пару лет, если он освоит хотя бы школьный курс анатомии. Чёртовы дикари.

– Ладно, – говорю. – Против крема никаких предрассудков нет?

Пожимает плечами.

– Не знаю уж, что им можно сделать, но если ты хочешь, то я попробую.

– Азамат, из нас двоих тебя больше волнует твоя внешность, – сообщаю я, выдавливая мазь на пальцы. Встаю на колени на кровати рядом с ним и принимаюсь втирать – начинаю с лица. Он отстраняется.

– Лиза, да ладно, я сам, чего ты...

– Того, что просто намазать мало, надо втирать, а я что-то не чувствую в тебе энтузиазма для этого. Потерпи уж, голову не откручу.

– Но тебе же неприятно...

– Мне что-то кажется, что тебе самому гораздо неприятнее, – хмыкаю. – А я привычная, у меня работа такая. Ладно, на вот, пока я тут занята, втирай в ладони.

Азамат смиряется и покорно позволяет мне разобраться с его физиономией и шеей, а сам тем временем честно трёт руки.

– Дай хоть посмотреть, может, там впиталось, – говорит через некоторое время.

– А ты что, не чувствуешь?

– Ты думаешь, этими шкварками что-то можно почувствовать? – кривится он. Ох ну нифига себе...

Беру одну его руку, провожу по ладони.

– Чувствуешь меня?

– Ну, если специально об этом думаю, то да.

Н-да, с их регенерацией можно считать, что этим шрамам все тридцать лет, заживает-то всё в два-три раза быстрее, уже даже болевых ощущений не осталось, как окаменели.

– Тем более надо мазать, – говорю. – Тебе же так неудобно!

Он смеётся, дескать, неудобство – последняя из его проблем. Ну-ну. Руки вообще выглядят страшновато: вся ладонь искорёжена, пальцы неровные.

– Можно спросить, что с тобой случилось? – говорю осторожно и быстро добавляю: – Если не хочешь, можешь не отвечать.

Пожимает плечами, дескать, почему нет.

– Граната в руках рванула. Малого радиуса, а то бы не выжил, но...

Да уж, удивительно, как выжил-то. Сжимаю его ладонь крепко в знак сочувствия.

– Я сделаю всё, что могу, – говорю убедительно. – А теперь давай снимай свитер.

Как я и ожидала, это не так просто. Тут вам и ужас в глазах, и кровь к лицу приливает, и всякое бормотание про то, что он обойдётся, да это не важно, он сам, и вообще под одеждой не видно...

– Азамат, – говорю серьёзно. – Давай-ка по-хорошему, а то я тебя усыплю и всё равно сделаю по-своему.

Идея разделить судьбу Алтонгирела ему не шибко нравится, так что он всё-таки неохотно, медленно стаскивает свитер.

Боже, что там творится. Вся грудь разворочена – ну, этого я ожидала. Но оно всё воспалённое, шелушится... мать моя женщина.

– Тебе, – говорю, – точно не больно?

Азамат, отвернувшись как можно дальше в сторону, цедит сквозь зубы:

– Нет.

– И давно покраснение?

Не могло же у него пятнадцать лет воспаление не прекращаться!

– Пару недель... это периодически случается.

В этот момент пищит анализатор, и мы оба подскакиваем. Тест отрицателен на все венерические, зато кровь радостно рассказывает мне всё про воспаление на груди. Наконец-то нашёлся благодарный слушатель!

Ладно, цикатравин бактерицидный, хотя антибиотиков кто-то сейчас получит прямо внутривенно.

Азамат настолько удивляется тому, что я его снова колю, что даже поворачивается.

– Зачем?..

– Маленькие гады жрут тебя изнутри, – говорю доходчиво. – Их надо отравить.

Он так бледнеет, что мне становится смешно. Слегка обнимаю его за плечо, целую в нос и в висок.

– Не бойся, – говорю, – я с ними справлюсь. Только пожалуйста, пожалуйста всегда говори мне, если с тобой что-то не так.

Он кивает, и я перехожу к лечению. Похоже, сюда-то и пришёлся основной удар от взрыва, а то, что на лице – это уже периферия. Мой аппаратик для просвечивания нутра показывает, что все рёбра срослись, хотя и криво. Вообще, похоже, регенерация у этих ребят идёт быстро, но как попало. Может быть, при более медленном зарастании шрамы были бы меньше. Но тогда бы он не выжил, наверное.

Измазав его всего в креме, заматываю эластичным бинтом, чтобы одежду не испачкать.

– Ну вот, – говорю. – Если ты больше ничего не скрываешь, на сегодня всё.

– На сегодня? – моргает он, одеваясь.

– Ну да. Хотя я тебя вечером ещё раз уколю. А мазаться будем каждый день.

– Но это же столько труда... и твоего времени...

– Так ты мне за это платишь, забыл?

– Я тебе плачу, чтобы ты лечила ребят, если что слу...

– Ты мне платишь, чтобы все на борту были здоровы, – отрезаю я. – Включая тебя самого. Это написано в моём контракте, можешь пойти и посмотреть. Не говоря уже о том, что я гораздо охотнее потрачу своё время и силы на твоё здоровье, чем на что угодно ещё.

Азамат некоторое время впитывает мои слова, потом качает головой.

– У нас получается очень странная семья.

Я фыркаю.

– Да уж! Но ведь нам хорошо вместе, правда? – присаживаюсь к нему на коленку. Он поднимает брови, как будто не задумывался над этим под таким углом.

– За себя я уверен.

– За меня можешь быть тоже уверенным.

Сочувствие и умиротворение у меня, как всегда, синтезируются в либидо, а уж под взглядом Азаматовых узких чёрных глаз мне и вовсе не устоять. Ладно, может, у них полагается женщинам проявлять инициативу? Я этого не люблю, конечно, потому что не пококетничаешь, но что делать...

На поцелуй эта сволочь не отвечает. Я отстраняюсь, пытаясь понять, что ещё может быть не так. Он смотрит на меня всё с тем же трогательным обожанием, только мне это уже как-то не в кайф. Только я открываю рот высказаться в том смысле, что вышла замуж не за резиновую куклу, как он говорит:

– Вот интересно, на всякой рекламе земляне почему-то всегда целуются рот-в-рот. А что это значит?

Я роняю голову ему на плечо. Чёртовы. Дикари.

– Ну-у... это... определённая степень близости, что ли... Это, как бы, должно быть ясно из контекста, – хихикаю нервно. Ох и будут же у нас проблемы...

– Что ж, я постараюсь понять, – улыбается он. – Ты хотела по магазинам пройтись, так?

– Да-а, надо маме украшения отправить и лилии... – растерянно говорю я. А я-то думала, он прямо сейчас понимать будет...