Тихоня для Туза - Ольга Николаева

что-то там показывала, но я не видела ничего, кроме серо-белых мутных пятен.

– А в следующий раз может быть мальчик? Когда нам еще прийти?

– Папаша… – Женщина осеклась. Вспомнила, кто перед ней сидит. Между прочим, главный начальник. – Тихон Андреевич, не спешите. Любите любого, кто бы у вас там ни получился!

Мы вышли на улицу, медленно и молча. Как будто пыльным мешком пришибленные…

В руках – целая пачка направлений на анализы, которые мне предстояло сделать.

– Ты что-то здесь видишь? Понимаешь, вообще?

Тихон никак не мог выпустить из рук первую фотографию нашего ребенка.

– Здесь голова, кажется. Или это попка?

– Пойдем, спросим? Пускай она подпишет нам, хотя бы. – Его нисколько не смущало, что в глазах сотрудников Тихон может показаться дурачком.

– Успокойся. И не надо позориться. Завтра пойду сдаваться, уточню сама.

– Хорошо. Ты не обиделась же, правда? – Он снова обнял меня, осторожно и бережно, еле прикасаясь, уперся лбом в мой лоб.

– Я еще не успела осознать сюрприз. Потом обижусь, обязательно. А пока поживи спокойно!

Глава 30

Тихон

– Еще же нельзя, ты что?!

– Очень даже можно. Прекращай придумывать!

– Врачи же не разрешили!

– А что мне врачи? Я лучше знаю все о своем организме!

Казалось, что все черти из тихого омута Стефании уже повылазили наружу и сплясали на моих нервах. Да так, что от прежних канатов остались какие-то жалкие лоскутки.

Но вот сюрприз: после родов проявились новые бесенята. Свежие, бодрые, шустрые… Голодные до моей совести и души.

– Малыш, ну, ты же еще не восстановилась. Нужно быть очень осторожными…

Бороться с женой, пляшущей на твоих коленях, ерзающей нетерпеливо, пританцовывающей… Это могло бы быть, наверное, чуть проще: если бы не пришлось побеждать и себя самого.

– Все у меня зажило, Тиша! Все! Уже три месяца ребенку!

Это не просьба. Не мольба. Это – требование.

– А если?

– Что «если»? Ты теперь совсем ко мне не прикоснешься, да? Ты меня не любишь больше? Я стала некрасивая и непривлекательная?

Самая прекрасная женщина на свете смотрела на меня глазами, на которые навернулись слезы. Еще чуть- чуть – и случится истерика.

– Я тебя люблю. Больше всех на свете! – Лучше бы она снова начала ерзать, тереться и крутиться, а не вот так – сидеть замершей и охладевшей.

– Любишь, ага. Может, и любишь… Только не хочешь!

Господи. Дай мне сил, а? Обещаю, что буду хорошим! Вот честное-пречестное слово! Только пусть она сейчас не обидится и не сбежит куда-то… Потом же замучаюсь ловить и возвращать назад!

– Стеф… – Не зря помолился, кажется. Внезапное озарение накрыло, которое должно было бы сработать…

– А?

– Иди сюда, скажу что-то на ушко…

Она недоверчиво свела бровки, поджала губки – розовые, сладкие, теплые… Давно уже не целовались – она забывала, а я боялся, что не сдержусь. Что сорвусь и наделаю глупостей прямо при ребенке. А ей же нельзя такое видеть! Вдруг, запомнит? Глазенки-то внимательные, умные, все подмечающие!

– Говори. Только быстро. И я уйду. И больше сама не приду первой, ты понял?!

Это настоящая угроза. Вполне серьезная и опасная. Нужно срочно спасать положение…

– Я тебя каждую ночь трахаю. Во всех позах. Никак остановиться не могу.

И просыпаюсь разбитым, уставшим, неудовлетворенным.

– Что ты несешь за чушь? – Стефа отстранилась, лишила ароматного тепла и уюта. Сладкого ощущения близости и счастья.

– Мне каждую ночь снится, как я тебя люблю, Стеф. Под утро хочется сдохнуть от воздержания. А ты говоришь…

Она смотрела на меня, даже не хлопнув ресницами ни разу, долго и пристально. С недоумением и легким разочарованием.

– Боже… Хорошо, что мозг передается детям от матери…

Спрыгнула с колен, легко и непринужденно. Оставив меня с напряжением, болью и желанием что-нибудь сделать… такое… неправильное…

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты – дурак, Тихон Туземцев! И хорошо, что дочка не в тебя пойдет!

– Это говорит мне женщина, которая полгода ходила только по тем улицам, где не гуляют кошки?

– Черные! – Она даже палец вверх подняла, для надежности.

– И что? Чем они тебе помешали? Особенно, когда мы ехали на машине? Я должен был ее задавить, эту несчастную животинку?

И как с ней спать раньше времени? Потом же меня и кастрирует. Просто за то, что не угадал.

Мы от той кошки два квартала назад уезжали. С истериками. А потом вернулись и забрали ее домой. Живет теперь по-королевски. Жаль, конечно, если у животного были хозяева, которые по нему убиваются: кошка-то милая, воспитанная, хорошая…

– Ты должен со мной переспать! Прямо сейчас! Причем тут, вообще, кошка?

– Ну, что ж… Потом не говори, что мне послышалось!

Как тут не рычать, если от воздержания хочется кого-то убить? Причем жестоко, изощренно и желательно – много раз?!

Стефа подпрыгнула. Попятилась. Уперлась спиной в комод.

– Что ты там задумал? Признавайся!

Хотел очень медленно стянуть с себя футболку. В итоге – сдернул одним рывком. Швырнул в сторону.

– Супружеский долг! Исполняется!

Стефа смотрела с недоверием на то, как я расстегиваю пряжку ремня.

Переводила свои глазюки огромные с лица на руки и обратно. И облизывалась. Ты посмотри – облизывалась, коза такая!

– А это точно не смертельный номер, Тиш? Ты к нему так готовишься…

И прыснула счастливо. Но не приближалась.

– Раздевайся! Ща тебя до смерти укатаю!

– До смерти нельзя. Мне ребенка кормить! Ты без меня не справишься!

И снова пятиться начала. Хотя уже и некуда было…

Один шаг вперед – и она уже сидит на комоде.

– Раньше надо было думать о ребенке, раньше!

Она сама потянулась к молнии толстовки, туго натянутой на груди… В глазах потемнело от предвкушения. Сейчас это все будет моим! Только моим, и ничьим больше!

Сдавил упругие шары в ладонях, нырнув под маечку… Даже сердце зашлось – так это было сладко…

– Боже, Тиш…

Мы даже целоваться стали раньше в последние месяцы – Стефе было некогда, а я не хотел себя дразнить. Сейчас горячие губы нашлись на полпути друг к другу, столкнулись жадно, языки сплелись, дыхание смешалось…

Сухие жаркие ладошки метались по моей спине, очерчивая мышцы, ребра, сильно сдавливали поясницу, тут же взлетали к шее и затылку, вороша волосы… И без того мощное возбуждение грозило стать невыносимым.

– Прекрати. – Выдохнул ей прямо в губы, но не был услышан. Жена прикрыла глаза, дышала прерывисто, сухо, коротко… Уже начала терять связь с реальностью, куда-то понеслась…

Перехватил ей запястья, завел за спину, заставив упереться в крышку комода.

– Сиди так.

Сдернул с нее