Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым - Джеймс Холлис

К началу XIX века Иммануил Кант, «мудрец из Кенигсберга», положил конец традиционной метафизике, заодно создав и потребность в современной психологии своим ставшим классическим определением: реальность не познается нами напрямую, мы лишь познаём свое внутреннее ее восприятие. Он не говорил, что внешней реальности не существует, просто мы можем познавать ее исключительно субъективно. Наша психе берет сырой хаос стимулов и выстраивает его в когерентный порядок, согласно категориям времени, числа, пространства и другим, известным нам категориям. Стул, на котором вы сейчас сидите, – это клубок энергий, открытого пространства и представляет собой состояние, которое мы зовем материей, притом что она постоянно остается в движении и трансформации. Для Эго оказывается весьма непросто представить, что оно восседает не на чем-то неизменном и устойчивом, но на некоей преходящей конгруэнтности энергий – факт, уже целое столетие известный квантовой физике. (Возможно, палеонтолог Тейяр де Шарден ближе всех подошел к объединению этих двух миров, сказав, что материя – это дух, движущийся достаточно медленно, чтобы быть видимым.) Наше Эго от природы склонно принимать свое субъективное состояние за объективную реальность. И эта путаница вечно оказывается для нас камнем преткновения. Та же самая истории получилась и с нашими религиями.

Каждая религия берет свое начало в некоем первичном контакте с запредельным, в том виде, каким оно предстает перед индивидуумом или племенем. Из этого контакта появляется образ, подобно тому, как брыкающийся зверь возник из землетрясения, и образ этот становится мостом между тайной и постигающим сознанием. С течением времени Эго все больше склоняется к тому, чтобы выпячивать собственные построения, принимать их за внешнюю реальность или путать с тайной. Наша конечная сенсибильность не может до конца постичь ту бесконечную загадку, которая зовется Бог. Мы, тем не менее, переживаем запредельность и зовем ее именем Бог. Но то, что мы зовем Бог, – не имя, не образ, но глубокая энергия за образом, дающая начало своему непостижимому, сверхчувственному заряду. Юнг поясняет это следующим образом:

Невозможно на самом деле реальность Бога продемонстрировать для себя иначе, как прибегая к использованию образов, возникших спонтанно или санкционированных традицией, чья психическая природа и воздействие на наивного человека никогда не отделялась от их непознаваемой метафизической основы. Человек немедленно приравнивает действенный образ с трансцендентным Х, на который тот указывает <…> в данном случае не следует забывать, что образ и утверждение – это психические процессы, которые отличаются от своего трансцендентного объекта; они не постулируют его, они просто показывают на него[45].

Наши образы Бога, или непостижимые глубины природы, или состояние психического переноса, – вот то, что ощущается, а не энергетический источник, из которого они возникают. Этот источник остается, по словам теолога Карла Барта, «Всецело Иным». (Именно это и делает его загадкой!) Но разве редко межплеменная рознь вспыхивала из-за того, что тревожное коллективное Эго стремилось обеспечить свою безопасность, добившись единогласия, одинаковости и покорности? Незрелая личность или культура совсем по-детски провозглашает: «Наш Бог сильнее вашего Бога». Как это ни печально, но за всю нашу дикарскую историю больше людей было убито из-за понятых буквально религиозных метафор, чем по любому другому поводу. Можно ли представить, что кто-то собирается в поход покорять неверных с такой песней на устах: «Моя метафора, мой символический конструкт сильней и круче, чем твоя метафора или символический конструкт»? Когда человек понимает, что ему доводится оперировать не более чем символом или метафорой, – это уже свидетельство более зрелого психологического сознания, которое уж тем более способно признать субъективный, а не объективный характер подобных религиозных манифестов. Как следствие, такой человек может считать себя свободным от иллюзии буквализма. Если я скажу, что мне нравится мороженое именно с таким вкусом и что тебе оно тоже обязательно понравится, ты волен согласиться или не согласиться с моими вкусами. Но, начни я настаивать, что мои вкусы правильные, а твои неправильные, я тем самым оскорбляю саму твою человеческую природу, отрицая реальность твоего опыта. Однако мы постоянно прибегаем к такого рода насилию по отношению друг к другу, как отдельные личности, как культуры, как супруги, родители и так далее.

Раскол, разделяющий фундаментализм и атеизм, порожден отчасти человеческой глупостью, отчасти недоразумением, а чаще всего – психопатологией. С позиции первого из них, фундаментализма, религиозные ценности следует отстаивать как непреложные факты. Но это оскорбляет здравый смысл и нередко запирает защитника в тесном ущелье, в котором ему приходится держать бой с мнимыми врагами. Второй же, понимая неправомерность объявления подобных вещей «фактами», огульно отрицает всякое интуитивное познание, на которое могут указывать религиозные символы. Отсюда вывод: раз вера не может опираться на основательную фактическую базу, тогда и весь ее лейтмотив не стоит ломаного гроша. Подобные позиции с акцентом на «или – или» упускают из виду то, что действительно может считаться достоверным, – глубокую психомифологическую правду, которую воплощают эти образы. Больше того, утверждения, что подобные моменты смысла – это всего лишь психология, игнорируют тот факт, что душа существует как переживание автономной энергии, полностью трансцендентной по отношению к сознанию, при всем том, что нам доводится переживать ее присутствие в пределах субъективного поля психологического понимания.

Будем помнить, что словом «душа» мы обозначаем ту автономную энергию, что пульсирует под материальными формами мира: во мне, в вас, в природе, в образах из сновидений и так далее. Насколько мы можем судить, она проявляется через нас, через наше переживание. Таким вот образом, к примеру, другой человек может пробудить в вас чувство любви, стать воплощением вашей любви, притом что все это будет восприниматься как субъективное состояние. Истина религиозного переживания берет свое начало вне нас, однако вступает в контакт с чем-то таким внутри нашего естества, что искало и продолжает искать этого другого. Когда внутреннее и внешнее соприкасаются, объединяются, это откладывается в нашем опыте как смысл. Итак, душа существует вне нас, но едина по природе с чем-то стержневым в нас и желает воссоединения. Это внешнее движение души – то, что подразумевается под словом «ноуменальный», этимология которого дословно означает «кивать в нашу сторону, подзывать нас». Получается так, что душа привлекает наше внимание, хотя и мы сами стремимся найти ее. Парадокс этот немецкий поэт Фридрих Гёльдерлин описал следующими словами: «То, что ты ищешь, было и есть подле тебя и уже идет тебе навстречу».

Как ни печально, но общественная дискуссия по этому вопросу никогда не отличалась разнообразием, и, как следствие, современное человечество в подавляющем своем большинстве попросту отвернулось от всего того, что незримо продолжает жить внутри, – от своего собственного, в полном смысле слова, религиозного устремления. Это трагическое обесценивание духа многих побудило отрицать саму возможности трансценденции, заставив броситься в объятия аддиктивных привычек и развлечений массовой культуры как к средству приглушить боль этой великой потери. Других это привело к цинизму или же к депрессии. Лишь в последние годы наша августейшая Американская психиатрическая ассоциация снизошла до признания возможности «религиозных затруднений», да и то увидев в них диагностическую категорию, малозначимую и едва ли представляющую интерес для психотерапии. Но, хорошенько поразмыслив над нашей культурой и общим нашим состоянием, невозможно не заметить, что утрата духовной жизни лежит в основе буквально всех недугов как культуры в целом, так и индивидуальной психопатологии. Тот, кто не ощущает сопричастности к глубинной символической драме, рано или поздно превратится в ходячий букет симптомов. Духовность, и на это также обращает внимание и Юнг, – вот то, чем всецело должен руководствоваться человек на протяжении всей второй половины жизни: